Страница 91 из 203
Наконец истерзанного Химйамакиля оставили в покое, и тогда пришла очередь Ароквэна. Он не противился лечению, а только собрался с силами, чтобы его выдержать — как новую пытку. Здесь, на Тол-ин-Гаурхот, он узнал, что и целитель, если он служит Моринготто, может обратиться в палача. Но все прошло куда легче: как видно, то, что досталось Химйамакилю, было личной местью человека…
Эвег, в самом деле, не истязал второго — не за что было. В полчаса лечение было закончено. Перед тем как уйти, умаиа задал свой вопрос о гостях, прикрываясь именем Линаивэн, и Ароквэн заговорил:
— Никак не пойму, на что Саурону нужны эти гости; и если так нужны, то почему он все еще добивается нашего согласия? Орки и так могут притащить к нему любого из нас, — как уже было с Химйамакилем. Ароквэн ждал, что он будет следующим, но вместо этого отчего-то вновь «приглашали в гости», теперь через этого вот Эвега.
— Повелитель не знает о том, что я здесь, так что не от его имени я вас зову, — возразил атан. — И я никак не могу взять в толк, почему вы так упорно отказываетесь. Чего ты боишься, эльф? Здесь тебя ждут допросы, унижения и страдания, если же ты станешь гостем, то тебе ничто не будет угрожать. Так зачем держаться за эту камеру?
Ароквэну хватило и первой фразы, но он сдерживал себя, чтобы дослушать до конца: может быть, узнает наконец ответ; и только не услышав ничего, кроме призыва сдаться, эльф начал смеяться и долго не мог остановиться, хотя во всем происходящем было очень мало веселого. Разве что слова о том, что раб Саурона свободно исцеляет пленников без ведома своего хозяина и передает эльфам ровно то же требование, что от имени Саурона передавали орки, исключительно по собственному почину и разумению, никак не сообразуясь с волей своего господина.
— Ты считаешь нас слишком наивными, Смертный, раб Тьмы, — резко произнес эльф, прекратив смеяться. Зваться «атан» этот целитель был недостоин.
Эвег ничего не ответил, пожал плечами и вышел. Орки освободили пленников и тоже покинули камеру.
***
— Теперь я спою о павших на войне эльдар и атани, — сказала Линаэвэн, решив завершить тризну песней и вновь перевела взгляд на Марта. Как странно, что она не сложила эту песнь прежде, и только теперь, в плену, в рабстве, рядом с обманутым атаном, к ней пришли нужные слова.
Март любил песни и был не против послушать, хотя уже и было поздно. Или скорее рано? Через часа три-четыре солнце начнет вставать. Как бы то ни было, но эту ночь он пожертвовал Линаэвэн и надеялся, что не зря это сделал.
***
Морнахэндо, кое-как заштопанный после плетей, нашел в себе силы отказаться от лечения — как отказался вновь идти в гости или прислуживать на кухне. Тогда орки обездвижили пленника, а целитель все равно занялся им.
***
Линаэвэн пела очень красиво. Тихо, печально, так, что на глаза наворачивались слезы, но притом не хотелось впасть в горе, а наоборот, из глубин души пробивалось что-то светлое и ясное. Когда дева закончила петь, Март какое-то время еще сидел в молчании. Теперь, когда тризна была окончена, атан мог идти, но он не спешил.
— Спасибо тебе, — сказала эльдэ Марту, она и сама видела, что было уже очень поздно… — Я не думала, что в плену будет возможно так поговорить.
— Я рад, что смог сделать твою жизнь хоть немного… лучше. Чем я еще могу служить? — Март действительно хотел порадовать Линаэвэн и показать ей, какова Тьма на самом деле.
— То, что тебе небезразлична моя участь, ты хочешь поддержать меня и делаешь то, что для тебя совсем непросто, уже большая помощь, — тэлэрэ с теплотой коснулась руки беоринга. — Я хотела бы, чтобы ты хоть немного отдохнул; у тебя был нелегкий день, а теперь еще и бессонная ночь. — Дева видела, что этот атан не был Темным: он был готов отдавать, а не забирать, помогать и служить, а не искать себе выгод. Только от этого было еще горше видеть, кому он служил.
Март попрощался с Линаэвэн, и, наконец, пошел спать, как говорится, не чуя ног. Добравшись до кровати, он едва разделся и сразу уснул. До утра оставалось не так долго.