Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 87 из 203

18. Бурная ночь

Тяжелый для эльдэ ужин завершился, но она не могла позволить себе хоть немного расслабиться, ведь рядом шел Март, а он был на стороне Врага, пусть сам врагом и не был. Линаэвэн не знала, усомнился ли атан хоть в чем-то. Она не говорила с умаиар убедительно, и не смогла держать себя в руках должным образом… Дева провела рукой по волосам. Она видела, что Март был опечален, но не знала, чем.


Затянувшееся молчание нарушил беоринг.


— У тебя много обиды на Больдога, и все понимают это, — атан ободряюще улыбнулся. — Но зато ты хорошо рассталась с другими. У тебя начинают зарождаться теплые отношения с моими друзьями.


Линаэвэн задумчиво покачала головой и ответила не сразу:


— Успеха в добром деле я готова пожелать каждому; и думаю, могу найти общий язык с тем, кто хочет того же. Однако не стану скрывать, в добрые намерения твоего Повелителя и его умаиар, я не верю; но не буду продолжать эту тему.


Март хотел возразить, спорить, но дева ясно выразилась, что разговор окончен, и потому атан промолчал.


— Мы собирались совершить тризну после ужина, — напомнила Линаэвэн, и Март вскинул голову:


— Ты хочешь совершить тризну? Сейчас, после такой ссоры? — беоринг не мог понять, как можно так быстро перейти от ругани к печальному поминанию, но… да, он обещал. — Если ты этого желаешь, то получишь.


— После ссоры эрухини обычно злы, но я не злюсь, Март. Мои дни полны печали, и этот ужин было для меня горьким, хотя, возможно, из-за моих и не моих обвинений ты не заметил этого. Я отвечала так, как отвечала, частью из-за пережитого, частью из-за своих товарищей, что пострадали, но мои горестные мысли были и есть о живых, о попавших в плен и о павших. Я вижу, что и ты опечален, а не зол, так что мы могли бы совершить тризну. Но, если для тебя это резкий переход, то конечно, лучше вначале побеседовать. Если у нас есть на это время, — дева развела руками. — Не могу отрешиться от мысли, что наша встреча может быть прервана в любой момент.


На взгляд Марта Линаэвэн говорила какую-то ерунду, и атан, с начинавшей болеть от всех последних разговоров головой, больше всего мечтал уйти спать, а не устраивать тризну. И уж тем более не «беседовать» о чем-либо с Линаэвэн. Но в этом было прямое нарушение взятых им на себя обязательств: ради Повелителя Март хотел убедить деву принять сторону Тьмы, увидеть ее доброту, красоту, благородство. Но как же тяжело было показывать правду Линаэвэн, не желавшей ничего знать… Март возвел глаза к потолку и сделал над собой волевое усилие. Если он сейчас попросит эльдэ перенести тризну на завтра, жестокая и эгоистичная дева наверняка начнет снова обвинять его во лжи, коварстве и обмане. И еще плакать, наверное, начнет.


— Не нужно никакой беседы. Ты моя гостья, законы гостеприимства святы. Я принесу вина и хлеба, и мы совершим тризну. Твои страхи не имеют причины, нам никто не станет мешать, большинство вообще уже расходятся спать.


— Хорошо, — ответила Линаэвэн. Ей было тяжело, и она чувствовала отношение Марта: атан не умел скрывать своих чувств. Но она должна была пытаться снова добиться доверия этого человека, несмотря на то, что пока ее слова привели лишь к противоположному. Если бы Март был на свободе, Финдарато мог бы говорить с ним и, наверняка смог бы все объяснить беорингу, но Март был в захваченной крепости среди врагов, и здесь была только она. …Счастье, что здесь была только она, а Государь Фелагунд был в Нарготронде… — Вижу, что тебе трудно со мной; я, в самом деле, далеко не лучшая даже в этом отряде, и тем более в своем народе, — с печалью произнесла дева.






— Боюсь, я не узнаю каков тот, кто лучший, — Март направившийся было к двери, но задержался у порога. — Никто из эльфов кроме тебя не «опустился» до разговора со мной. А кого бы ты сама назвала лучшим?


— Я не могу называть имена спутников, — снова развела руками Линаэвэн. — Но думаю, что лучшие сейчас в подземельях; они не колебались бы и не метались как я, и не пришли бы на кухню, как я. Ты мог бы действительно узнать их, только если бы встретил на свободе… — Про себя эльдэ подумала, что она совсем недолго была в плену и не подвергалась ни пыткам, ни допросам, но у нее было очень тяжело на сердце; что же испытывали те, кого угнали на Север?


— Я не знаю про имена ничего, и не знал, что ты считаешь зазорным работать на кухне, даже если имеешь возможность готовить для своих товарищей вместо орков. — Марта обидели слова эльдэ, но он постарался сдержать себя. — Тогда должно быть, ты с трудом общаешься и со мной.


— Ты говоришь, еду для пленных готовили бы орки, а как же ты и твои помощницы на кухне? — спросила тэлэрэ, и Март отметил, что его слова о презрении Линаэвэн не опровергла. Как же высокомерны эти эльфы…


— Ты видела нашу кухню. Она небольшая, в ней не готовят на весь гарнизон. Мы делаем еду лишь для Повелителя, его офицеров, близких друзей и себя. А у орков другая кухня. Больдог, конечно, держит ее в образцовом порядке, но, помня, как вы ненавидите его народ, я подумал, что вам было бы так же ненавистно есть еду, сделанную ими.


— Да, ты прав, кухня у вас небольшая. И я не знаю, сколько здесь пленников, кроме нашего отряда, или сколько бывает обычно. Но я надеюсь, что приготовленная мною пища станет помощью и поддержкой для родичей; хотя они и не будут рады узнать, что я прислуживаю Темным… И, возможно, справедливо осудят меня. Спасибо тебе, что думаешь о нас, — при том мнении об эльфах, что было у Марта, должно быть, ему это давалось совсем не просто… — Что до тебя, я вижу, что ты искренен и добр сердцем. При этом ты считаешь Гортхаура своим повелителем и доверяешь ему, и… — эльдэ чуть заметно запнулась, ей было горько видеть, что сделали с этим атаном… — Гордишься тем, что служишь ему. Но для нас-то он враг, и для любого из нас, конечно, дурно прислуживать врагу. Мы будем очень часто не понимать друг друга, если не попытаемся хотя бы иногда ставить себя на место другого и смотреть, как выглядит действие или событие с его стороны. В чем-то для тебя это легче. Хотя ты и не был пленником, но можешь вспомнить себя, каким ты был, когда впервые увидел Гортхаура, как ты тогда относился к нему; ты даже мог бы предсказать часть наших реакций. Я так не могу, но могу пытаться представить, как бы я вела себя на твоем месте.


Краска залила щеки Марта. Он и правда не думал смотреть на происходящее с точки зрения пленников, ведь времена, когда он ненавидел Повелителя и звал его Сауроном, были так давно и так далеко.


— Ты права, Линаэвэн. Я не подумал, что тебе может быть непросто служить врагу. Но… в данном случае ты не только служишь Саурону, но и помогаешь своим родичам. Подумай об этом, — и Март вышел за дверь.


***


Больдог и Эвег тем временем спустились в подземелье. Целитель отправился сразу в камеру к Первой паре, а Больдог пошел узнать у тюремщиков новости о пленниках.


Орки открыли Эвегу дверь, и человек с сумкой целителя прошел внутрь, но предпочел не приближаться к эльфам раньше времени, опасаясь за свою фана.


На него устремились два взгляда — Акаса и Хэлйанвэ. Оба эльфа были ранены во время схватки в лесу, и хотя орки подлатали их и мазали жгучими мазями по дороге, но в крепости пленников еще никто не лечил. Глядя на человека, Акас задался вопросом: а зачем к ним прислали целителя сейчас, если раньше об этом не заботились? Хэлйанвэ смотрел на вошедшего выжидающе: что скажет им этот атан, который когда-то, должно быть, был таким же пленником, как и они, но теперь его принудили к рабской службе.