Страница 84 из 203
— Взмах руки, и Ламмион с трудом шел? — переспросил суровый и молчаливый Ханор. — Прости, но твой товарищ слабак. Я дрался с Больдогом врукопашную на тренировках, у него тяжелая рука, но не настолько, чтобы потом едва идти.
— Ты прав, сказав об имени, — признала тэлэрэ, выслушав Темных и сдерживая себя. Она не должна была называться прежним именем здесь после того, как решила сменить его. Но к новому имени нужно было хоть немного привыкнуть; а она к тому же еще и много волновалась, и было много неожиданностей, и потом, Линаэвэн назвалась так Марту, а с ним дева говорила не как с умаиар… Линаэвэн не считала, что ее слово не было крепким, просто у нее было много причин, чтобы в этот раз поступить иначе, чем она заявила во всеуслышание. — Я не знала заранее, с чем могу столкнуться в плену, не думала, что могу встретить кого-то, кроме врагов… Но какое отношение это имеет к клятвам, которые нельзя нарушать безнаказанно, ибо таковы законы мира?
Март с удивлением посмотрел на Линаэвэн. Очевидно, дева считала, что не все обещания нужно держать, а только те, за которые последует наказание. А тэлэрэ продолжала.
— Что на моем товарище живого места не оставили, я подумала по тому, сколько было крови. Но я готова поверить твоему объяснению: ты только создал для нас видимость жестокого истязания. Однако, после твоего признания, согласись, и у меня есть причина не верить твоим словам. И не одна, если ты считаешь молчание знаком согласия. Ведь ты промолчал, когда я спросила «что говорил обо мне ваш господин», а Фуинор ответил «ничего». Теперь же оказалось, ты знал, что я сказала Гортхауру о своем имени.
— Твои слова об имени имеют то же отношение к клятвам, что и обвинение Больдога в молчании, — возразил Эвэг. — Они показывают, что тебе нельзя верить, и что твои слова и обещания ничего не стоят.
— Ты снова зря на меня наговариваешь, — кивнул Больдог. — Повелитель назвал твое имя, прося привести. Сначала сказал «Линаэвэн», а потом поправился, и пояснил, что ты так больше не зовешься. Прости, но ты не слишком-то интересна, чтобы о тебе рассказывать.
Март обхватил голову руками и сидел, опершись о стол. А Линаэвэн вновь сжала губы, и ее обдало страхом: что, если после этого ужина за ее слова накажут товарища, и представят это Марту, Ханору, Эвэгу как справедливость…
— И потом, — продолжил Больдог, — откуда я знаю, что вы там удумали: напасть или просто бежать вперед. Вы дернулись в сторону парней, парни среагировали на угрозу. Да что ты мне вообще сочиняешь, — разозлился орк, — кто поверит, что вы просто бросились вперед? Что за глупость: просто решить побегать по замку врага? Нет, ты верно говоришь, что были вы без оружия, вот небось и решили захватить его, застав нас врасплох.
— Конечно, мы не просто хотели побегать по замку, — возразила тэлэрэ. — Вы цените свою свободу так, что даже возможная угроза оправдывает войны, а мы ее уже лишены. Попробуйте поставить себя на наше место, — она вновь обращалась в основном к атани. — Часть ваших товарищей убили, вас схватили по дороге, связали и несколько дней гнали кнутами в захваченную врагом крепость. Разве для вас не будет естественным желание вновь обрести свободу? И разве вы станете предупреждать о желании бежать тюремщиков, а не постараетесь выбрать удобный и неожиданный момент? — Тэлэрэ продолжала считать, что если бы они в тот момент смогли сбежать от конвоя, то получили бы свободу или хотя бы имели бы шансы ее обрести. — Мы ни словом, ни кивком не соглашались идти в гости, нас только что развязали и дали немного отдохнуть, набраться сил; и когда нас повели дальше, мы бросились вперед. Это и есть то самое подлое вероломство? И извини меня, Ханор, но кто же сражается на тренировках в полную силу, как с врагом? Больдог много сильнее, чем выглядит…
Ханор лишь пожал плечами:
— Проще говорить, что враг слишком сильный, чем признавать, что товарищ просто слабый.
Линаэвэн словно задалась целью вывести сегодня Больдога на чистую воду, что было, в целом, ожидаемо от эльфов, но от этой девы никто проблем уже не ждал. Теперь же все, включая Фуинора, с осуждением посмотрели на Больдога, услышав, как он гнал пленников кнутом.
— А что мне еще было делать? — ощетинился орк. — Да, мы простые и грубые вояки, и с голугами у нас ни привычки, ни повода миндальничать нет. Вы думаете, их взяли в плен и все? Да ни варга. Всю дорогу голуги старались то сбежать, то убить кого из нас; ни днем, ни ночью мы рядом с ними не могли быть в безопасности, и даже спать приходилось вполглаза. Потому мы обычно и гоним голугов без сна и отдыха, чтобы они измотались и меньше зла могли причинить. Это порода такая, нельзя с ними по-другому. И видите, как только они отдышались в крепости, так снова за свое: пытались бежать от охраны. А дальше что? Завладели бы оружием и напали бы на нас. Нельзя им доверять, ошибается Повелитель. Говоришь, Линаэвэн, вы не давали согласия? Да неужто? Когда вас позвали в гости, тебя что, пришлось волочь силой? Ниче подобного. Повелитель сделал приглашающий жест, и ты пошла. Ты согласилась, не сказала «нет, я остаюсь», не выбрала быть среди своих, а добровольно пошла к ванне, отдыху и ужину, зная, что остальных бросят в тюрьму.
Март был опечален: Больдог был прав, но все равно было грустно от того, что он был вынужден делать. А дева слушала Больдога не прерывая, чуть опустив голову, и, хотя и была задета словами орка, не собиралась оправдываться.
— Да, я пошла. Зная, что остальных бросят в тюрьму, — повторила тэлэрэ слова умаиа. — Это моя вина, хотя и не перед вами. Ты прав, мне следовало ответить «нет» и сопротивляться, пока меня не поволокут силой. — Линаэвэн не слишком верила в то, что Саурон мог заговорить о ней с Больдогом, назвать ее имя и ничего более, да еще вначале ошибиться с тем, какое имя называть. И она не могла не ответить на новую ложь: будто бы нолдор всю дорогу пытались убить орков. Пожалуй, товарищам сделало бы честь, будь все так, но умаиа лгал и эта клевета была рассчитанной на атани, чтобы убедить их, что жестокость необходима. — Итак, ты утверждаешь, что вас, вооруженных и с гаурами, всю дорогу пытались убить обезоруженные и крепко связанные нолдор. Еще, если я верно поняла, ты утверждаешь, что если бы меня не гнали бичом всякий раз, как я отставала, или если бы давали по пути спать и есть, то я непременно захватила бы оружие и кого-нибудь из вас убила. И также при попытке бежать, я, не воин, завладела бы оружием и успешно напала на вас. Если твои слова не просто отговорка, и ты, в самом деле, опасался, что так случится… извини, но ты трус. А чтобы не оказалось, что у твоих действий есть объяснение, и я вновь на тебя наговариваю… скажи, для чего ты выжидал, пока ткань пропитается кровью? Когда вы вели нас в гости, на вас не было видно оружия, значит, оно было скрыто под одеждой? Зачем? Или его, в самом деле, не было? Тогда как мы могли бы захватить его, застав вас врасплох? — Линаэвэн провела рукой по волосам. Умаиар будут обвинять ее и, возможно, потешаться над тем, что она признает свою вину и свою слабостью, но если не ответить, то атани так и будут верить всем наговорам на эльфов.
В ответ на слова тэлэрэ Больдог лишь фыркнул:
— Я утверждаю, что многие голуги бешеные, и стоит им увидеть малейший шанс, как постараются ближайшему орку башку отвернуть, и пусть им после этого все кости пересчитают, они же дурные, им главное чужую глотку перегрызть. А ты нет, — орк отмахнулся, — ты не помеха, не воин, но кто тебе помешает помочь своим дружкам? Кто-то же помог тому паршивцу руки развязать, когда он в речку сиганул, уж не ты ли? — На остальное Болдог просто не стал отвечать. С чего он был должен оправдываться, было у него с собою оружие или нет, а если и было, то почему спрятанное.