Птичка в клетке

— Мы не хотим быть, как Лэстанорэ, — возразил Фуинор. — Мы не хотим закрываться от мира, мы рады жить в дружбе, учить и помогать. Мы готовы протянуть навстречу пустые ладони, даже если в очередной раз поплатимся за доверчивость. Но мы не хотим крови.

Линаэвэн не нашла, что ответить, и снова повисла пауза.

— Часть из вас знает, что мое имя Линаэвэн, — наконец заговорила тэлэрэ. — Я же не знаю ваших имен, кроме Марта и Больдога.

— Если нам предстоит теперь часто встречаться, — согласился атан, — то надо знакомиться ближе.

И Темные представились: Фуинор, Эвэг и молчаливый Ханор.

— Чем ты будешь заниматься в крепости? — поинтересовался Фуинор.

— Помогать Марту готовить пищу, — ответила Линаэвэн, хотя даже не знала, что будет делать завтра. Она металась, волновалась, колебалась, подобно водам озера. И думала, поднося к губам вино: «Если бы я приняла решение и стояла на нем, то… с одной стороны, это могло бы быть ошибкой, но с другой, я хоть чего-то достигла бы. Если бы решила молчать во что бы то ни стало, ничего бы не выдала. Если бы последовательно решила соглашаться на все, что может облегчить участь товарищей, кроме совсем неприемлемого, то облегчила бы их участь. А так не достигаю ничего: и о Наркосторондо что-то выдала, и где-то товарищам могла помочь и не помогла, и с Мартом тоже, и прислуживать стала… Но если бы я смолчала, то оставила бы Нэльдора наедине с Сауроном; если бы отказалась сейчас готовить и идти в гости, то отказалась бы от любой возможности помочь Марту и оставила бы без пищи своих товарищей…»

А Март все это время пытался уложить у себя в голове мысль: Линаэвэн знала, что пока у Повелителя есть гости, ее друзей никто не тронет, и, зная это, не стала защищать своих товарищей, отказалась быть гостьей Повелителя, но при этом стала гостьей Марта. То есть отдала своих товарищей на допросы, а сама спряталась…

— Надеюсь, ты нас не отравишь, — попробовал пошутить Эвэг, зная, что отравить его было бы очень непросто. — А еще, надеюсь, мы узнаем друг друга лучше и подружимся. Скажи, тебе всего хватает? Быть может, что-то нужно?

— Конечно же, не отравлю, — с печалью ответила эльдэ, — и буду стараться, чтобы еда была вкусной и красивой… Что до нужды, то мне, кроме свободы, которой не получить, нужно немного. Быть может, в ваших силах помочь одному из моих товарищей?

— Чем ты хочешь, чтобы мы помогли ему? — спросил Фуинор.

— Мы сделаем все из возможного, — подтвердил Март. «И тогда Линаэвэн поймет, что ошибалась, думая о нас дурно».

— Я не знаю, что с ними сейчас, и в чем они нуждаются. Но когда мы пришли сюда, многие были ранены. Можете ли вы помочь одному из них?

— Все пленные получают уход и лечение, — возразил Эвэг. — Попроси о другом.

— Я пока не знаю, в каком они состоянии и что терпят. Знаю только то, что они в подземельях, и что есть те, кого… наказали за других, мне принесли залитую кровью рубаху, — сейчас дева не обвиняла и даже не думала о том, а только беспокоилась о своих товарищах. — Но если всех вылечили, то я прошу, если это возможно, о защите одного из моих товарищей, чтобы его больше не наказывали за других ни болью, ни лишением пищи, ни иным образом.

Больдог мысленно скривился — некстати девка заговорила об этой рубахе… Вот уже и любимиц Маирона, Март, в изумлении выпрямился и недоуменно переводил взгляд с Линаэвэн на Фуинора. Делать нечего, кому-то нужно было исправлять положение. Больдог поерзали и нехотя пробурчал:

— Повелитель пригласил их в гости, а Линаэвэн и ее приятель, уже мытые, одетые в новое, вдруг решили напасть. Ну, голуга-то я приласкал, а этой говорю, проси, мол, у Повелителя прощения, что так его подло обманула. А она и ухом не ведет. Ну, что мне было делать? Не бить же девку? Вот я ее предупредил, а потом выпорол одного из голугов, а ей его рубаху драную принес, чтоб, мол, впредь себя вела нормально. Да и крови-то там совсем ничего было…

За столом повисло молчание. Март видел, что орк был груб, как уж за ними велось, но в его словах и действиях был резон, а не бессмысленная жестокость, как хотела то показать Линаэвэн.

— И что? — спросил Ханор. — Помог урок?

— Да уж, больше не бросались… — проворчал Больдог.

— Мы не можем обещать тебе, что кто-либо из твоих товарищей не будет наказан за тебя, — наконец ответил Фуинор. — Не мы занимаемся пленниками, не мы решаем их судьбу. Но если ты не будешь обманывать и поступать подло, то тебе и не будет нужды опасаться за них.

Все это время Линаэвэн держала себя в руках, несмотря на волнение; но после реплик Темных стиснула руки — подлой обманщицей объявили не только ее, но и Ламмиона… Это они обманули доверие. И крови было совсем ничего. Один из ее товарищей был оклеветан, а страдания другого преуменьшены.

— Если бы ты говорил только обо мне, Больдог, разумным было бы ответить иначе, но ты заговорил о моих товарищах. И потому я скажу: ты лжешь, я готова поклясться в этом. Ты выставил все так, словно мы с Ламмионом дали Гортхауру, свое согласие идти в гости; но ни в какой форме мы этого не говорили, и Ламмион никакой не «подлый обманщик», — дева глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. — Кроме того, мы были безоружны, и ни один из нас не нанес удара, мы только ринулись бежать вперед. Вы видите меня и видите Больдога, и, верно, лучше меня знаете о его силе, но даже я знаю, что он способен одним взмахом руки причинить такую боль, что эльф застынет посреди движения, и после с трудом сможет идти. Разве безоружная дева могла бы так навредить Больдогу, что в наказание на одном из ее друзей живого места не оставили? Неужели вы считаете справедливым преподать слабой деве такой жестокий урок? Вся рубаха была пропитана кровью, это называется «совсем ничего»?

— Оставь свои клятвы при себе, твои слова не много стоят, — отрезал орк. — Не ты ли говорила Повелителю, что больше не зовешься Линаэвэн, а потом снова так представилась? Но ты и в другом лжешь: «живого места не оставили», — Больдог был возмущен. — Ты же не видела пленника, почем знаешь, зачем о нас так говоришь? — А Март вспомнил, как Линаэвэн, узнав о смерти жены старосты, сразу приписала это убийство оркам, и совсем погрустнел. Больдог же продолжал: — Да, рубашка была в крови, но ты помнишь, сколько времени прошло, прежде чем ее тебе принесли? Раны, и правда, были слабые, и пришлось долго ждать, пока ткань от них пропиталась кровью. — Хотя, на самом деле, время отчасти ушло на глумление над пленниками перед кнутом, но зачем говорить правду? Больдог едва не рычал от досады: он отбил обвинения девки, но пришлось потратить слова об имени, хотя они были заготовлены про запас.

— А обещаний быть гостями вы не давали, нет, — подхватил эстафету Фуинор. — Просто вы ни слова не сказали против и с удовольствием приняли тот отдых, что вам предложили. Зачем обещать, когда можно просто пользоваться, о дева благородного народа!

— И наказали тебя не за вред, что ты причинила, а за вероломство. И я тебе это еще тогда прямым текстом сказал, — заметил Больдог.

Март сидел с бледным лицом — его крайне расстроило все, что он услышал. И ведь как легко и плавно Линаэвэн врала! Не будь рядом товарищей, он мог бы прийти в смятение, быть может, даже отчасти поверить ей, начать сомневаться в Больдоге. С замиранием сердца Март слушал, как же слова Линаэвэн опровергнут дальше.