Страница 8 из 203
2. Гости.
Линаэвэн не знала, входя в ванную комнату, что ждало остальных. Она была главной целью — но оставят ли Темные других пленных в покое, если для тварей пытки — это развлечение? Едва ли. Ей нужно ясно видеть, что есть и что ждет всех пленников, тогда не будет и разочарований.
Нэльдору было и легче, чем эльдэ (он помог другим), и трудней (он допустил ошибку, назвав имя кузена).
Ламмион, входя в купальню, закусил губу, явно думая о тех, чью участь он должен был разделить, если бы не Нэльдор.
— Мы смоем грязь дороги и не откажемся от ужина не только ради себя, но и ради других, — произнесла Линаэвэн, и Нэльдор вопросительно взглянул на нее. — Наши товарищи тоже не знают, что будет с нами, видя, с кем мы ушли. Для них будет облегчением увидеть нас умытыми, в добром здравии, и ничего не сказавшими. — Линаэвэн подошла к бассейну, и вода, льющаяся из крана, глухо заворчала, будто жалуясь: здесь и вода была пленницей.
Смертные женщины, помогавшие эльфам вымыться, были запуганы и потому безмолвны; они прятали глаза, но действовали быстро. Женщины старались не тревожить раненого Нэльдора, но и ласковыми их движения было не назвать.
Больше в комнате никого не было, и все же Волк внимательно слушал все, что говорилось в купальне.*(1) Нэльдор сказал «Спасибо» — не то Линаэвэн за совет, не то Ламмиону за то, что тот не упрекает, но больше ничего не прозвучало. «Гости» были напряжены, и при безмолвных рабынях тоже говорить не хотели.
Когда эльфы вымылись, им подали полотенца и чистую одежду — рубахи, штаны и мягкие короткие сапожки.
— Господин очень добр к вам, — сказала одна рабыня, не поднимая глаз. — Очень добр. Не гневайте его.
— И тогда, быть может, мы займем ваши места? — не выдержал Ламмион.
Линаэвэн вздохнула:
— Оставь их, мы не знаем, что им пришлось перенести прежде, чем они стали служить врагу, — в этот момент эльдэ думала о том, что придется перенести их товарищам… Ее не оставляли эти мысли. Но так или иначе, Смертные служанки были несчастнее их самих: они стали рабами не только внешне.
***
Тем временем остальных пленных притащили в застенки, и каждую пару поместили в отдельный тесный каменный мешок: одного из пары растянули за руки и за ноги на стене, другого привязали к массивному креслу напротив. Само по себе это растягивание не было мучительным, но уже скоро неудобная поза начала причинять страдание, к тому же многие эльфы были ранены.
Всем пленным было объявлено условие — или стать почти гостями Повелителя Волков, или остаться в подземелье и испытать на себе настоящие пытки. После каждую пару оставили наедине друг с другом.*(3)
***
Когда «гости» обрели подобающий вид, рабыни открыли дверь купальни, и передали эльфов на поруки оркам. Те с поклоном предложили «гостям» следовать в покои Господина. Один орк встал впереди процессии, двое следовали сзади, замыкая шествие.
Темные были безоружны, и все трое пленников шли меж них, казалось, спокойно. Но вдруг, в какой-то момент, шедший впереди Ламмион внезапно рванулся вперед, стараясь сбить ближайшего стражника-орка с ног. Линаэвэн не могла не поддержать родича и, понимая, что сил ее вряд ли хватит, чтобы ударить орка как следует, просто бросилась вперед, желая убежать от конвоя и спрятаться в крепости.
Пленники сами не знали, на что они рассчитывали: Ламмион просто поддался внезапному порыву, а Линаэвэн так же, не раздумывая, поддержала товарища. Она бывала в Минас-Тирит прежде, и если у них получится бежать, то она могла бы рассказать товарищам план крепости; но дева не знала, где расставлены караулы орков и не подумала, что Саурон мог перестроить крепость. И никто из эльфов не думал, что будет потом, если им сейчас и удастся сбежать от стражи — куда они побегут, как покинут Остров, куда и как пойдут с Острова по землям, кишащим Темными? Сейчас все эти мысли не беспокоили пленников, Линаэвэн думала о другом: дева была готова, что вместе с товарищами может быть убита при попытке к бегству, но еще больше она боялась снова быть схваченной стражей. И при этом эльдэ боялась за Нэльдора — он был ранен, сможет ли он бежать вместе с ними?
Когда Ламмион внезапно атаковал конвой, Нэльдор промедлил. Своим согласием стать «гостем» Саурона он защитил двоих от допросов. Если сейчас он нападет или попытается бежать, тем самым фактически отказавшись быть «гостем», не будут ли названные им имена напрасной жертвой? Мысли юного эльфа неслись молниями, и все же, пока он думал, идущий впереди орк, на которого попытался напасть Ламмион, развернулся, неправдоподобно быстро выкинул вперед руку — и Ламмиона скрутила боль, заставляя замереть посреди движения и отчаянно бороться с собой, чтобы не заорать. Другой орк, шедший сзади, сграбастал дернувшуюся было Линаэвэн, сноровисто и грубо заламывая ей руки. Еще один страж, недобро улыбаясь, смотрел на Нэльдора.
Попытка к бегству была пресечена в зародыше.
— Господин даровал вам свое расположение, и вы зря решили его дразнить, — осклабился главный орк; словно рябь пошла по его морде, и вдруг стало ясно, что перед ними не кто иной, как Больдог.
— Это же не орк, *(2) — с изумлением и страхом вдруг воскликнула Линаэвэн и снова замолчала. Она не собиралась говорить с Сауроном, с Темными… Но случившееся было слишком неожиданным.
— Я сразу отметил, что ты смышленая, — ухмыльнулся Больдог, — но могла бы и раньше догадаться. Вот скажи, чего тебе не хватало, а? Ни тебя, ни товарищей не пытают, отмыли, одели, сейчас накормить хотели. Так какого ж рожна вы рыпаться стали? Правда думала, что Повелитель Волков позволит вам свои порядки устраивать? Дура ты, как я тебе и сказал вначале. Ни одного голуга до сих пор не тронули, но теперь или проси у Господина прощения, или знай, что их кровь будет на твоих руках.
То ли от того, что Саурон (которого Линаэвэн тоже сравнивала с орками) был страшней подвластного ему умаиа, то ли от неожиданности, но Больдогу достался взгляд, полный изумленного недоумения. Так можно смотреть на многоопытного командира, ученого или мастера, если он совершит несусветную глупость, да еще начнет ею похваляться: перед Линаэвэн Аину, один из творивших Арду, опустился до того, чтобы сделаться подобным орку, так, что и не отличить, и гордится тем, какой он хитрый. И, считая себя хитроумным, предъявлял ей дикое обвинение — палач уверял жертву, что именно она подвергает страданиям товарищей по плену. Тогда получается, что когда счастливых и свободных Эрухини убивали или тащили в Ангбанд орки, то это вина самих Эрухини, потому что они не пожелали стать рабами добровольно, потому что противостояли Тьме и защищались? К недоумению Линаэвэн примешался гнев, а после деву новой волной окатил страх: «их кровь»… Что это значит? Пленников в подземелье изобьют в кровь? Или с них снова будут сдирать кожу? Нет, не стоит об этом гадать. Пока товарищей не трогали — и это было главным. Только Ламмиону досталось, и Линаэвэн сочувственно и ласково коснулась руки нолдо, а Ламион сквозь зубы проклял Больдога.
Умаиа-орку Линаэвэн не ответила. Как ей хотелось помочь заключенным в темницах! Больдог назвал ей способ — попросить прощения. Это же не выдать что-либо… Это значило только переступить через свои чувства. Но Линаэвэн была почти уверена: она это сделает, уступит Темным, а Саурон только плечами пожмет. Он ничего не говорил и не обещал, мало ли что там сказал его слуга… И ее унижение окажется напрасным.