Страница 78 из 203
— Я готов поверить, что ты говоришь так о Тулкато не с целью извратить меня, но я не верю самим твоим словам, ведь ты Темный и можешь говорить так из-за ожесточения на Валар. Хотя для меня неожиданно, что ты можешь обвинять Тулкато в том, что он недостаточно сражается против Тьмы.
Маирон улыбнулся про себя. Ларкатал был его целью, и теперь, благодаря товарищу, — вот нежданная удача и радость! — он поверил умаиа.
— Не я хотел говорить это тебе, но ты желал услышать. Будь по-твоему. — Волк посмотрел в лицо эльфа и негромко и веско сказал: — Тулкато убил гонца от Мэлько*(4).
Ларкатал чуть нахмурился.
— Гонцов не убивают, но я не знаю, как все было. Полагаю, и тебя там не было, — Саурон мог говорить честно, но лишь то, что слышал от Моргота и так, как тот ему передал. …А ведь Саурона когда-то соблазнили: чем? Он когда-то был обманутым, прежде чем стать тем, кто он есть. А еще, прежде, был светлым аину.
— Владыке пришлось создавать для гонца новое тело, — ответил умаиа. — Я присутствовал при том, как его посылали с поручением, я присутствовал при том, как он вернулся, — пусть теперь эльф живет с этим знанием.
Ларкатал нахмурился еще сильнее. Хотя посланник Врага был умаиа, и после получил новое тело, но он был только гонцом и не должен был держать ответ за того, кто его послал…
Повисло молчание.
— Возвращаясь к сказанному прежде, — Ларкатал, в отличие от тинда, не потерял нить беседы, — я остаюсь при том же: если один считает нечто допустимым злом и оправдывает его, а другой не приемлет это зло и называет дурное дурным, то нравы второго выше, и он прав, поступая согласно своей совести. — А разве сам Ларкатал хорошо поступал, сидя здесь? Нолдо невольно перевел взгляд на Кириона.
— Значит, ты выше Тулкато. И я очень надеюсь на это, — Волк удовлетворенно кивнул, и снова все замолчали. — Быть может, вы предложите другую тему? Или мы так сегодня и не поужинаем, — улыбнулся Волк примиряюще.
— Ты сказал, что Ламмион выехал на охоту. Это значит, что рядом с ним едут орки или умаиар? — Ларкатал приступил к еде, и Кирион последовал его примеру.
— Почему ты так решил? — удивился Волк. — Нет, Ламмион уехал один, я дал ему еду, оружие, коня и зачарованную уздечку, чтобы каждый из служащих Владыке Севера знал, что Ламмиону нельзя чинить зла. Он любит охоту, так пусть отдохнет и развеется.
— Мне с трудом верится, что ты отпустил бы любого из нас с оружием, не сделав ничего, чтобы мы не обратили его против твоих орков и волков или не бежали, — если нолдо поверил Кириону, что Саурон не хочет исказить его, это не означало, что отныне эльф верил умаиа во всем.
— Ты ошибся в предположениях, — отозвался Волк. — Я держу свои обещания и того же жду от своих гостей. Ламмион защищен чарами на уздечке и свободен в передвижении и выборе целей в течении суток. Он может напасть на моих орков или волков и сказать, что это была охота. Такой ответ будет приемлем, хотя и выкажет Ламмиона бесчестным. Если же мой гость решит стать обманщиком и бежать… У него может получиться задуманное, даже, скорее всего, получится, но это будет значить обман с его стороны, и за обман последует кара. Вы считаете это нечестным? — Маирон вновь с интересом покосился на эльфов.
— Он дал обещание, что вернется? — спросил Кирион, думая про себя: как вынудили Ламмиона к такому обещанию? И признал: — Тогда бежать не будет честным… Впрочем, если ты просто поставил условие, и Ламмион принял его, пусть и без обещания, тоже. — Но хотя это и было так, тинда желал Ламмиону успеха, если он решится на побег.
Ларкатал же понял вопрос Саурона иначе — «будет ли нечестной кара?» — и твердо ответил:
— Ты сказал, что Ламмион сумеет бежать, значит, твоя кара постигнет другого. Того, кто не бежал, не нарушал обещания тебе и, возможно, даже не знал, что Ламмион уехал на охоту с условием вернуться и не вернулся. Да, я считаю бесчестным карать ни за что.
Кирион ответил неплохо, но умаиа скорее ожидал таких слов от Ларкатала и нахмурился, что нолдо не понял, заговорил о другом.
— Ламмион не давал прямого обещания, — подтвердил Волк. — Он был моим гостем и изьявил желание отправиться на охоту, а я согласился его отпустить. Я ожидаю честность за честность. И твой ответ, Кирион, говорит в твою пользу. — Вопрос Ларкатала не был неожиданностью для Волка: тему условия Ламмиону все равно пришлось бы поднять. Но умаиа поморщился от того, как этот вопрос был задан. — Скажи, Ларкатал, тебе доставляет удовольствие рисовать меня чудовищем? — поинтересовался Волк у верного Финдарато. — Да, пострадает другой, но не невинный, а вполне причастный: брат Ламмиона, также бывший гостем и советовавший ему эту охоту. И Ламмион предупрежден о последствиях. Если он захочет меня обмануть, он будет знать, что у его обмана есть цена, и будет жить свободно с этим знанием. Видишь ли… Для большинства эльфов обещания и честность ничего не значат, они находят тысячи причин, почему будут правы, обманув, и их можно принудить поступить честно скорее угрозой, чем доверием. Очень надеюсь, что это не так в отношении тебя.
…Пострадает брат, и Ламмион предупрежден об этом — эльфы переглянулись.
— Насколько я знаю Ламмиона, — Ларкатал не раз выезжал на охоты вместе с товарищем, — он вернется. Но такая видимости свободы и невозможность обрести ее… должна быть очень тяжелым гнетом.
Кирион сделал глоток вина — он тоже не мог не думать о Ламмионе и Нэльдоре, а затем его мысли перешли и на остальных пленников.
Но Волк лишь пожал плечами:
— Ламмион сам захотел охотиться, а теперь ты обвиняешь меня в том, что я был жесток с ним, создавая видимость свободы. Но ты не ответил мне ни в первый, ни во второй, ни в третий раз. Почему в любом моем поступке ты, в первую очередь, видишь лишь жестокость? И что значит слово лично для тебя? Могу ли я поверить тебе, если разрешу свободно ходить по всей крепости и выходить за пределы? — Волк наклонил голову и посмотрел на второго «гостя». — А тебе, Кирион?
— Жестокость это намеренное причинение другим страданий, — начал было Ларкатал, который никогда не давал определений жестокости, и остановился.
— Воин, охотник, даже целитель в какой-то мере причиняет другим страдания, но это не жестокость, — заметил Кирион.
— Жестокость, — продолжил Ларкатал, — это причинение страданий сверх необходимого. Воин защищает своих, целитель оказывает помощь, но причинять страдания из мести это жестоко. Тем более, причинять страдания ради удовольствия или желания подчинить… Эльфы так не поступают, а ты часто так делаешь: даже в гости приглашаешь с помощью пыток. Недаром тебя называют Гортхауром… Ты говоришь, что я обвиняю тебя, рисую чудовищем, но это имя дали тебе давно. И ты, сколько я знаю, принял его. Но почему ты обвиняешь всех эльфов в обмане? Если я дам слово, я буду до последнего за него держаться. Но я не дам тебе такого обещания.
— И я, — тихо подтвердил Кирион.
Волк слушал определение эльфов и вначале приподнял голову, прищурив глаза, потом одобрительно кивнул, но, дослушав до конца, поднял бровь.