Страница 24 из 203
— Немного, — отозвался Волк. — Ваш город находится в спрятанных у реки Нарог пещерах, так что, живя там, вы почти лишены радости мира вокруг. Даже звезды бедный Нэльдор может наблюдать, лишь когда позволяет служба, которой он так гордится. Но притом, потеряв мир вокруг, вы так довольны творением рук своих, что не чувствуете себя обделенными, любите свой город и вполне счастливы в нем, — Волк перечислил вслух все, что знал, но не столько даже для «гостя», а чтобы подвести черту для самого себя. — Как видишь, я знаю совсем немного. Ах да! Рядом есть леса, снабжающие вас дичью, и кроме стражников, у вас есть охотники. Между прочим, один такой охотник, Ламмион, завтра утром покидает крепость. Думаю, он поскачет в Нарготронд, но при этом отчаянно боится, что я буду за ним следить, словно мне нечем больше заняться, — Маирон улыбнулся. — Вы приписываете ложь мне, но пока что я не обманул ни одного из вас, так что… боюсь, вы ожидаете от меня того, что есть в вашем собственном сердце, а не того, что есть во мне.
Вопросы Морнахэндо словно поставили все на свои места для Тандаполдо. Сейчас они с Морнахэндо искали бреши в обороне своих границ. Знаешь слабое место — знаешь, и где защищать. Плохо было только то, что Саурон выяснил, откуда они, но о Нарготронде тварь знает лишь то, что мог понять по названию. Или же Саурон знает больше, но умалчивает об этом…
— Ты никому не лгал, никому не угрожал, никого не мучил и не пользовался своей силой, — произнес Тандаполдо без явной иронии в голосе. — Нэльдор просто пожелал рассказать тебе, где живет.
Морнахэндо боялся, что товарищ сейчас вызовет на себя гнев умаиа, и попробовал сменить тему, сказав:
— А когда и как вы на Севере узнали само имя наших пещер? Если ты знаешь, как это было, конечно.
Но Волк словно не услышал вопрос Морнахэндо.
— А ты сам, Тандаполдо, никогда не обманывал, не угрожал, не допрашивал, не запугивал? Или ты после этого все равно остался честным и чистым?
— Я воин, — просто ответил Тандаполдо. Что было пояснять еще? Что допрашивать ему как-то не доводилось, хотя другим его товарищам и выпадало, а военная хитрость или желание сберечь тайну не является злом? Что у него есть долг? Но объяснять это Саурону ведь последнее дело, и Тандаполдо выпрямился. — Я вновь хочу поднять кубок: за всех, кто пал в борьбе с вами, и за всех, кто продолжает сражаться.
Волк вздохнул. Он хотел выдержать дружеский тон беседы, но нолдор зарывались, и пришло время их осадить.
— Ты долго ждал, прежде чем согласился прийти, Тандаполдо, а теперь ешь и пьешь, зная, что твоих товарищей пытают: ведь тебя предупредили, что это последнее предложение. И ты именно тогда согласился: принял приглашение из страха перед началом пыток. А теперь ты сидишь передо мной, как ни в чем не бывало, — видя, как дернулся Тандаполдо при этих словах, Волк понял, что попал в точку и усмехнулся, а потом продолжил: — С головы Нэльдора и волос не упал. Мы ужинали, потом смотрели на звезды, я учил его следить за их ходом. Теперь ваш товарищ отдыхает в своей комнате. Вы встретите его за завтраком и сможете во всем убедиться сами.
Как ни умел Тандаполдо владеть собой, слова Саурона были подобны удару. Он и правда согласился стать «гостем», испугавшись, что не выдержит пыток… Эльф побледнел; но Саурон был прав и в другом — он действительно не думал сейчас о своих друзьях.
Видя состояние товарища, Морнахэндо поспешил прийти ему на помощь, сам затевая свару с Сауроном:
— Говоришь, Тандаполдо согласился только перед началом пыток? Хочешь сказать, до сих пор орки мучили Тандаполдо без твоего ведома?
Увы, но эти слова не стали поддержкой для товарища. Да, он согласился не перед началом пыток, а после долгого растягивания… Но он не выдержал, оказался слабее, чем думал.
— То ожидание, что Тандаполдо провел в камере на стене, — презрительно скривился Саурон, — это была не пытка, просто неудобство.
Нолдор ответить было нечего. Все замолчали.
Тогда Волк, посчитав тему исчерпанной, начал неспешно ковырять вилкой курицу и обратился уже к обоим «гостям» с тем же вопросом, что и к первой паре — что эльфы думают о человечьей привычке растить животных, чтобы потом съесть?
Морнахэндо посмотрел на птицу и качнул головой:
— Люди есть люди, это — не мы.
— Однако это и правда, весьма удобно, — заметил умаиа. — Мой повар растит и готовит своих кур каким-то особым образом, и вы видите, получается божественно. Лесная птица не будет столь нежной.
— Хочешь сказать, ты не пробовал дичь, приготовленную вкуснее? — продолжил дерзить Морнахэндо.
— Ты в который раз приписываешь мне не мое, — спокойно и ровно ответил Волк. — Я сказал, что домашняя птица нежнее, но не говорил, что эльфы дурно готовят дикую. Однако я никогда не пробовал, как вы готовите кур. Быть может, ты приготовишь? Для меня и для всех своих товарищей, ведь в подземелье им дают не лучшую пищу.
***
Пока Саурон и Морнахэндо разговаривали, Тандаполдо хмуро смотрел перед собой. Его волновало все то же: он оказался слабее, чем считал себя. Потому что у него не было причины держаться. И тогда эльфа осенила мысль, что нужно сделать — сейчас причина держаться гордо появится! Эльф взял со стола нож, медленно начал резать им курицу, и, когда Саурон договорил, сделал вид, что тоже хочет вступить в беседу:
— Нет, мы не станем… — и метнул нож, метя в глаз Саурону.
Скорость и ловкость Волка, аину по природе, были выше, чем у эльфов, и он давно ждал подобной выходки от этой пары, а потому был начеку: Волк без усилий перехватил нож в полете.
Тандаполдо знал, что шанс убить умаиа, к тому же наместника Моринготто, столовым ножом крайне мал, но не попробовать все же не мог. Морнахэндо же, как только понял, что происходит, попытался поддержать товарища или хотя бы отвлечь внимание Саурона, давая время Тандаполдо для новой атаки; Морнахэндо бросился вперед, на умаиа, но налетел на незримую преграду.
Сокрушенно покачав головой, Волк посмотрел на Тандаполдо, удерживая обоих Волей на месте:
— Из трех оставшихся пар две я велел отвязать, накормить, дать отдых. Но ты нарушил свое обещание быть гостем, Тандаполдо. И теперь одну из пар вернут в камеру и накажут за твое вероломство. Ты слаб и низок, нолдо, хотя и мнишь о себе обратное. Даже тень пытки заставила тебя принять приглашение: все твои товарищи видели это. А теперь я уязвил твое самолюбие, и ты решил напасть на меня за столом, без объявления войны. Ты не благороден, как думаешь о себе, ты поступаешь трусливо и подло. Попроси прощения и впредь не веди себя так, и я прощу тебя, и наказания твоим товарищам не будет.
Волк убрал воздействие чар, позволяя «гостям» пошевелиться.
— Жаль, — произнес Тандаполдо, когда Саурон отпустил его.
Эльфы улыбнулись друг другу: теперь все действительно встало на свои места. Пусть их попытка и была неудачной, пусть они и поплатятся за эту попытку, но оно того стоило. Они не «гости», они пленные воины. Саурон, конечно, попробовал отравить их победу, заявив, что за попытку нападения накажут других… Но слова умаиа вызывали в эльфах лишь отвращение — тем сильнее, чем более искренне вещал захватчик и палач о нападении без объявления войны, подлости и обещаниях.