Страница 193 из 203
Хэлйанвэ едва удержался, чтобы не вздохнуть. Линаэвэн не услышала ничего из того, что он говорил. Значит, либо он говорил совершенно не то, либо дева просто не была способна сейчас кого-то слушать. Нолдо выпустил тэлэрэ из объятий, не желая причинять боль. То, что говорила Линаэвэн, было страшно и неправильно, но при этом она хотя бы понимала, что единственный путь выстоять для них — это не поддаваться ей самой.
— Я не мог не сказать, — повторил нолдо, но в этот раз… словно поясняя, что он прав. Слова тэлэрэ помогли ему назвать по имени то, что он только ощущал. — Если калечат тело, это страшно и больно, но боль пройдет, и многое даже можно будет исцелить. Но если калечат душу… это не проходит само. Нельзя жить так, словно бы все, что тебе осталось, это дождаться, когда придет смерть. Это… это тоже искажает нас. Я не жду спасения, но нельзя и отрекаться от его возможности, нельзя терять эстэль. А если все, что ты ждешь, это исцеление в Мандосе, то ты уже… словно бы начала отказываться от жизни, — и вот здесь эльф действительно испугался. — Но так нельзя. Это… это худшее, что ты можешь придумать, отказаться от дара быть. А если ты живешь, то должна искать исцеления, и при том исцеления в жизни, а не в смерти. Исцеление в Мандосе это последнее утешение, залог возрождения, а не способ обновиться от того тяжелого, что дала тебе жизнь.
— Нет, я не намерена отказываться от дара жизни, это в самом деле Искажение, и я понимаю, что тебе страшно слышать о таком… — Линаэвэн не заметила сама, как коснулась руки Хэлйанвэ. — Нет, я не впадаю в черное отчаяние, а только пытаюсь приготовиться к худшему, чтобы меня не могли им устрашить. — Эльдэ нахмурилась, задумавшись. — Не знаю, можно ли пройти через такой плен, так близко соприкасаться с Тьмой, не получив шрамов; если бы я была свободна, то искала бы помощи целителя, но здесь едва ли можно ее обрести. Лаирсулэ, по счастью, смог уйти, и ему не позволили бы говорить со мной ради помощи, или потребовали бы взамен то, что будет на пользу Темным. А обращаться к целителю-умаиа… — дева покачала головой. — Это неразумно. Но и получая шрамы, мы можем сберечь подлинно важное для нас. Ты наверняка перенес куда больше, чем я, но ты отважен, чист сердцем и больше всего переживаешь за других: меня, Кириона… Я видела, как Саурон может калечить фэар, он и его умаиар делали это на моих глазах; но Марта ему пришлось воспитывать годы, готовя от юных лет… Меня не так-то просто искалечить и изменить. — Воспоминание о Марте, о том, как мучили Нэльдора, следы пыток на руках Хэлйанвэ (дева осторожно коснулась их), обманы и ловушки, в которые попадала она сама, то, через что она прошла сегодня: все соединялось вместе, усиливая гнев и отвращение к Саурону. — Ты боишься за меня, потому что это глумление оставило след: отвращения, страха… Но ты видел и то, что я не пыталась убежать от этого страха и мерзости, выдавая Темным известное мне. Я не воин, и потому вам тяжелее видеть мои мучения, но я не слаба. — Линаэвэн остановилась. — Ты прав в том, что орки не поступят со мной, как угрожают, ведь иначе они убьют меня; но когда я узнала, что они могут, чего хотят, то их взгляды и прикосновения стали куда отвратительней, при невозможности уклониться. — Эльдэ осознала, что ей придется самой искать, как принять сделанное с нею: на целителя надежды нет, Хэлйанвэ молод, и чтобы он мог утешить, как хочет, ей самой же придется подбирать слова о себе. — Но любая пытка отвратительна: и боль, и то, что ее причиняют намеренно и с удовольствием. Что за мерзкая тварь этот Саурон! И если они повторят это со мною снова… то нужно будет воспринимать издевательство как разновидность пытки, только не болью, а мерзостью. И помнить, что если я не буду уступать, но буду терпеть, то в конце концов все прекратится. — Эльдэ осенило, и она поднялась и воскликнула: — Хэлйанвэ, я поняла! Молчи в следующий раз, как бы ни было тяжело смотреть! Саурон мерзок, но расчетлив и всегда нацелен на результат. Он не будет повторять что-то, если увидит, что действие бесполезно. Понимаешь? Вы в силах избавить меня от нескончаемых повторений пытки тем, что будете держаться и не уступать, если я также буду держаться.
Линаэвэн казалось, что она нашла одновременно слова и для Хэлйанвэ, и для себя. И только теперь дева осознала, что держит нолдо за руку, но без страха, без мысли об орках… Она сможет брать за руки друзей, обнимать их — Темные не сумели изменить это. Хотя сейчас она протягивала руку сама, принять прикосновение, объятие будет труднее; страх и тяжелое воспоминание уйдут не скоро. Но если чудо произойдет, и она спасется, у нее будет много времени, и будет возможность обратиться к целителю.
Нолдо хотел обнять и прижать Линаэвэн к себе, но не посмел, только поднял свою руку, которую держали пальцы эльдэ, и осторожно прижал их к своим губам. Линаэвэн улыбнулась. Если тень пережитого будет мешать ей спокойно принимать объятия, она может сказать родичам, чтобы они были бережны — и они, несомненно, будут. Только что она была почти уверена, что отсюда ей не выйти иначе, чем через Чертоги Ожидания, а слова Хэлйанвэ стали словно свежим ветром… Линаэвэн посмотрела на фэаноринга: тело эльфа, чародейством Эвега, заживало, но сил организма не хватало, чтобы так быстро восстанавливаться. Хэлйанвэ был покрыт уродливыми шрамами и выглядел изможденным, только глаза смотрели прямо и были все также ярки.
— Я слишком юн, чтобы быть в состоянии помочь тебе. Но ты мудра, и ты сама нашла, как освободиться от Тени, и более того, рассказала мне, чтобы и я знал и держался… Ты очень сильная и мудрая. Теперь я понимаю, почему Финдарато и Маитимо послали именно тебя. Они знали, что даже если случится худшее, ты все равно справишься с их поручением. Я… постараюсь об этом помнить и молчать. И Кириону постараюсь сказать то же. И… — фэаноринг боялся, что их подслушивают, потому не мог сказать напрямую об Эвеге, — кто знает наперед? Быть может, исцеление к тебе ближе, чем ты думаешь. Кажется, ты уже встала на этот путь.
— Должно быть, Темные так и считали, что ты слишком юн, чтобы помочь, иначе не позволили бы нам говорить. Я сумела разобраться и нашла пути, но без тебя мне было бы трудно справиться. Я рада, что мы с тобой сейчас можем быть рядом. У нас есть время для отдыха… потом тебе, верно, понадобятся силы… Расскажи мне, что с тобою было, а потом спою для тебя, — Линаэвэн больше не дрожала, и ее слезы высохли.
— Мне нечего особо рассказывать, — мотнул головой эльф. Ему не хотелось говорить о бывшем с ним Линаэвэн, но молчать теперь было нехорошо. — Меня допрашивали всю последнюю неделю, каждый день. После допроса Эвег лечил меня, и все повторялось. Каждый раз они придумывают все новые пытки… хотя вряд ли придумывают, знакомят меня с еще более тяжелым. Но не тревожься за меня, я держусь, и… все, правда, не так плохо, как кажется. Я буду рад, если ты споешь мне. И Кирион тоже услышит тебя и поймет, что все хорошо. — Хэлйанвэ снял с себя рубаху и передал ее деве.— Возьми, тебе это будет, как платье, — нолдор в большинстве высоки ростом, в то время как тэлэри заметно ниже. И так как Линаэвэн доставала макушкой Хэлйанвэ только до груди, его длинная рубаха и правда была деве, как платье.
Линаэвэн поблагодарила юношу и надела рубаху, а поверх накинула плащ. Даже эта грубая ткань на ней смотрелась изящно. А Хэлйанвэ лег у ног девы и слушал ее пение, пока не забылся сном.