Птичка в клетке

39. Птица и фэаноринг

Жертва отказывалась пугаться. И ее родичи тоже молчали. Но что, если продолжить?

Орки постепенно разбредались из зала по своим делам, а Линаэвэн так и осталась стоять посреди прохода.

Больдог знал, что стояние само по себе скоро превратится в мучение, но этого было мало. Линаэвэн должна была чувствовать унижение, отвращение и безысходность.

Проходящие мимо орки лапали эльдэ, хватая то за попу, то за грудь, то за бедра. Другие останавливались и не трогали руками тело, но зато, схватив за лицо или за волосы, говорили тэлэрэ, что бы они с ней сделали, будь она человеком.

— А вы, голуги, слушайте да смекайте, может, кто на кухне провинится, тогда мы вам все это на деле покажем.

***

Время шло, и чувство странной защищенности покинуло Линаэвэн. Она была беззащитна перед мерзкими тварями и содрогалась от отвращения, и не могла закрыться, уйти, заткнуть уши… разве что глаза закрыть, но это почти не помогало. Орки не унимались и становились все нахальнее и омерзительнее, и все труднее было терпеть их прикосновения и слова. Эльдэ тихо застонала, по лицу тэлэрэ текли слезы — не от боли, от безысходности. Линаэвэн знала, что она не забудет этого отвращения, не сможет теперь легко переносить чужие прикосновения, всегда невольно вспоминая этот страшный день; не сможет легко искупаться в реке… Хотя доведется ли ей купаться?

— Если вы ее убьете, а вы можете, вас самих казнят! — выкрикнул Кирион, пока Хэлйанвэ проклиная орков напрягал все силы, натягивая цепь и пытаясь вырваться.

— Убьем! — ржали орки. — Как бы не так! Знаешь, сколько здесь до нее побывало? Ха, мы знаем до какого предела можно идти. На опыте выяснили. Хочешь узнать, как?

— Вы знаете, как это можно остановить, — напомнил Больдог пленникам. — Боль пройдет, а то, что мы будем с ней делать, останется навсегда. Защитите ее.

Конечно, Линаэвэн сейчас горячо желала, чтобы все это кончилось — но не такой ценой! Больдог сбил ее с толку, обратив против нее ее же слова — боль пройдет, а память останется; это было правдой, и тэлэрэ не вмиг нашлась с ответом. «Не прибавляйте к одному злу другое, я все равно не забуду того, что со мною делали, а так вы добавите еще и то, о чем я говорила прежде», — хотела сказать Линаэвэн, но успела только:

— Не приба… — резкий удар по губам помешал ей договорить.

Эльфы в клетках были на взводе. Они помнили слова Линаэвэн, но разве сейчас ей не причиняли зло?! Деве, не готовой к издевательствам, вышедшей в путь безоружной и бездоспешной! Они, воины, должны были защищать ее! Для обоих пленников было нестерпимо видеть, как глумятся над тэлэрэ, и оба были готовы сейчас рассказать все что знают… но тинда оказался медлительней, а Хэлйанвэ горячей.

— Прекратите это, и я… скажу… — Хэлйанвэ начал почти с крика, но закончил тише и осмотрительнее. — Обещайте, что никогда больше с Линаэвэн не сделают подобного, и я скажу вам, что вы хотите.

— Никогда больше, — эхом отозвался Кирион. Иначе… ее отпустят сейчас, а спустя день или два повторят.

Линаэвэн пыталась остановить товарищей, но вновь получила резкий удар по губам.

— Скажи все, что знаешь, и с Линаэвэн так никогда больше не поступят. Скажи часть, и ее не тронут неделю. Более того, тебе позволят ее утешить: вишь, как дрожит всем телом и рыдает.

— Нет… — прошептала Линаэвэн.

Хэлйанвэ старался сберечь свое задание в тайне, но не мог выдержать того, что творили с тэлэрэ… Опустив голову, юноша произнес:

— Я скажу часть… Лорд Тйэлкормо передал Кириамо советы по обороне; в прошлый раз правитель Фалассэ допустил ошибки, — Хэлйанвэ хотел на том и остановиться, но от него требовали большего. Пришлось рассказать, в чем состояли советы. Тогда Линаэвэн отвязали, дали ей грубый плащ и отправили деву в камеру фэаноринга. До утра их не трогали.

Хэлйанвэ не сдавался, когда жестоким пыткам подвергали его самого, но не смог вынести ни мучений Кириона, ни издевательств над Линаэвэн. Пытками других от этого фэаноринга можно было добиться куда большего, чем пытками его самого. Маирон только скривился: если мальчишка вырастет, то станет похож на первого встреченного им нолдо. Ненависть Волка к Маитимо теперь пала и на Хэлйанвэ.

***

Отвязанная Линаэвэн невольно отшатнулась (как пыталась и не могла все это время). Затем под хохот орков взяла плащ и завернулась в него — теперь она была не так беззащитна, и все же поначалу ее била дрожь. Войдя в камеру к нолдо, дева впервые увидела, как живут в подземелье — холодный камень пустой камеры, связка соломы для сна…

Хэлйанвэ старался успокоить деву, а она убеждала его не рассказывать ничего больше. Особенно, когда узнала о том, что юноша перед тем заговорил ради Кириона.

— Ведь неделя истечет, и Саурон и… его твари… могут поступать так же… Я сама в надежде кого-то освободить… сказала то, в чем не видела опасности, но горько сожалею теперь.

Хэлйанвэ обнял Линаэвэн, прижал к себе, и дева невольно вздрогнула: она знала, что рук, ее держащие, это руки эльда, друга, что утешает ее, но прикосновения орков были слишком свежи. А сотрутся ли они из все сохраняющей памяти? Неужели отныне прикосновения друзей будут вызывать это воспоминание?

— Да, Птичка, они могут повторить это… Здесь, в плену, наши тела в их власти. Я думал, что нет ничего хуже, чем смотреть, как они пытают Кириона, но теперь знаю, что есть вещи много хуже: видеть, как они мучают тебя. Вот только… как защитить хроа Кириона, я не знаю, не знаю, как защитить и твое хроа, но я знаю, что можно защитить твою фэа, — нолдо перебрал ее серебряные пряди едва сросшимися пальцами, стараясь теплом своего тела унять ее дрожь, хотя тэлэрэ дрожала не от холода.

Горькая складка пролегла меж бровей девы, хотя она и печально улыбнулась в ответ на ласковое прозвание «Птичка».

— Хотела я здесь назваться Безымянной, а получила прозвание Птички. Хоть вы и не знаете, что я каждый день пела, готовя еду, чтобы поддержать вас… — невпопад ответила Линаэвэн, потрясенная случившимся. Многое с ней бывало, но такое нельзя было даже предположить.

— Наше счастье, что для тебя их слова пустая угроза. Из их слов мы знаем, какие мерзости они могут делать с женщинами, но… для тебя это то же, что знать, сколько боли и Искажения Враг принес в мир. Это больно, но это не о тебе. Ты словно вне этого. Через свои прикосновения к тебе они пытаются словно привязать тебя к той ужасной реальности, но ты на другом берегу. Это лишь тень страха, тень отвращения, тень Искажения… а ты не в их власти. — Нолдо знал, что сказанного мало, но это было началом разговора.

— Хэлйанвэ… благодарю тебя, что ты ищешь, как утешить меня, хотя лучшим утешением было бы, если бы ты смолчал: каково мне знать, что я заставила тебя говорить? А из-за того, что я не могла сдержать дрожь и слезы, Темные достигли своего, — тэлэрэ вздохнула. — Теперь прикосновения ко мне… приносят мне память того, что со мною делали… — Линаэвэн чуть помедлила, стараясь унять дрожь, и продолжила. — Более четырех с половиной веков прошло с тех пор, как я шла через Лед, но по сей день зимняя ночь возвращает те образы. Не сомневаюсь, однако, что Мандос исцелит меня, и когда после ожидания я вернусь в Аман, то буду свободна. Эти слова тебе могут казаться страшными, они страшны и мне, но нужно смотреть правде в лицо: уйти из плена иначе я могу разве что чудом, да и через смерть вряд ли скоро. И если принять это, не отворачиваться от правды в ложной надежде, что беда пройдет мимо, то будет легче принять неизбежное… — Линаэвэн упрямо вскинула голову. — Я должна… суметь перенести это. Тогда и вы сможете, зная, что я в силах…