Страница 191 из 203
— Ты добр и благороден, Март, а она этого не ценит. Отправь ее ненадолго вниз, пусть она поймет, от чего ты ее защищаешь. Уверен, тогда она станет другой. Нет-нет! Конечно, никто не станет ее пытать, лишь собьют с нее спесь.
***
Ночью к Линаэвэн пришли орки:
— Ты больше не готовишь, так и нечего тебе здесь делать.
Тэлэрэ ждала, что однажды ее уведут в подземелье, хочет того Март или нет: против его воли, или убедив беоринга, что это необходимо… Если уж его убедили самого участвовать в пытке эльфов, которых он совсем недавно жалел. Впрочем, Март и раньше не укорял палачей. С другой стороны, Линаэвэн сама желала разделить участь товарищей, сама желала уйти в подземелье. Вот и сбылось, и теперь нужно приготовиться к боли и терпеть.
Деву отвели вниз, в подземелье, но не в камеру, а на «площадь», куда выводили все тюремные коридоры. Эльдэ приковали за руки и за ноги меж потолком и полом, прямо напротив лестницы. Кирион и немного отдохнувший и подлеченный Эвегом Хэлйанвэ были посажены на цепь в соседних камерах так, чтобы они могли видеть Линаэвэн. А тэлэрэ стояла посреди залы, с поднятыми к потолку руками, не имея возможности отойти или сесть. Вокруг девы собралось много орков, всем хотелось развлечения.
— Линаэвэн! — два возгласа прозвучали почти одновременно, и две цепи (пленников приковали к стене за ошейники) натянулись. Эльфы надеялись не увидеть здесь посланницу, ведь она все это время жила наверху.
— Вы остались стойкими! — воскликнула тэлерэ. — Пусть же никто из вас не говорит и теперь, иначе вы причините мне зло: превратите меня в орудие в руках Темных, в ту, что вырвала из вас признания! Боль пройдет, а это останется.
— Если один из вас заговорит, все прекратится, — обещал Больдог, желая перебить слова тэлэрэ своими. После чего махнул парням: начинайте. На эльдэ разорвали одежду, оставив ее обнаженной стоять на всеобщем обозрении.
— Эльфки не выносят насилия, но поглазеть-то можно! — загоготал Больдог и отвесил тэлэрэ шлепок по попе. Другие орки улюлюкали в ответ и давали грязные комментарии, смысла большей части которых Линаэвэн не понимала. Да и был ли у них смысл, кроме желания оскорбить и унизить? Прикосновения орочьих лап и взглядов было мерзкими, унизительными, полными скверны. Дева прикрыла глаза… А затем вновь медленно открыла их под орочий гогот и насмешки. Ее охватило странное, почти неуместное в этом подземелье чувство. Она ощущала себя защищенной, словно и сами орки, и их взгляды и слова тянулись к ней и не могли коснуться. Ее незримо укрывало нечто помимо одежды… и ужас во взгляде сменился смесью недоумения и брезгливости к тем, кто не способен увидеть красоту, а видит только отражение собственной мерзости.