Птичка в клетке

— И что ты тогда будешь делать? — поинтересовался Март. — Сидеть целыми днями в своей комнате? Мне нравится говорить с тобой. Так что… продолжай готовить для меня и всех нас.

— Я узнала, что приготовленное мною идет не на пользу моим товарищам, но даже во вред, — серьезно ответила Линаэвэн, не слыша, что Март предложил готовить не для пленников, а для людей и умаиар крепости. — И потому, буду ли оставаться в комнате или приходить на кухню, готовить больше не смогу. Если у меня есть выбор, я предпочла бы остаться в комнате.

— Тогда считай, что у тебя нет выбора. Пой для нас, пока мы готовим — ты так красиво поешь!

— Хорошо, — отозвалась Линаэвэн, сильнее прежнего ощущая свою несвободу. Петь для Марта, даже зная, что он делает, и для тех, кто трудился на кухне, она могла. Хотя и печальны будут те песни.

***

Март уже немного привык к тому, что по ночам он помогал Больдогу допрашивать фэаноринга. Сегодня Хэлйанвэ допрашивали еще жестче — растерзанные раны прижигали, вкладывая в них угли. Хэлйанвэ же из Пламенного Дома? Как ему такое близкое знакомство с огнем?

С каждым днем пытки становились все тяжелее, хотя жестокость их нарастала постепенно. Лечение Энгватара для Хэлйанвэ было отдыхом и облегчением, но когда опускался вечер, эльф догадывался — подходило время его очередного испытания, которое с каждым разом становилось все труднее переносить.

Когда началась очередная пытка молодой воин старался держаться гордо. Но когда рваные раны стали прижигать, эльф застонал. А пламя жгло рану за раной, исторгая из Хэлйанвэ все новые стоны.

***

Март не мог не восхищаться фэанорингом. И хотя Темные «друзья» постоянно убеждали беоринга в правильности того, что они делали, атан был все более неуверен, что пытать пленников правильно. Больдог видел, что Март близок к тому, чтобы отказаться от допросов, а то, чего доброго, и встать на сторону эльфов, вернуться к своим истокам, и тогда умаиар вновь пошли на хитрость.

— Тебе нужно отвлечься от тягот своей службы, — сказал Фуинор, когда Хэлйанвэ, потерявшего от боли сознание, унесли. — Посмотри, как прекрасна та служанка с кухни, она давно мечтает о тебе, — Фуинор позаботился, чтобы затуманить сознание молодой женщины. — Проведи с нею ночь, быть может, ты развеселишься?

Март был поражен предложением, и Фуинор словно поправился:

— Подари ей эту ночь: разговоры и тихие песни с той, кто тебя любит, что может быть лучше для твоего измученного сердца?

На это Март с радостью согласился.

Зачарованной рабыне не удалось в первое же свидание соблазнить беоринга, однако первые поцелуи все же произошли. На утро Март чувствовал себя намного лучше. План Волка воплощался, как и было задумано.

***

На следующее утро Линаэвэн на кухню проводили орки. Что ж, этого стоило ожидать. Чего эльдэ не ожидала — это того, что Март, который так желал говорить с ней и слушать ее песни еще вчера, сегодня будет невнимателен к ней. Теперь его внимание занимала Лэннадир, одна из трудившихся на кухне атанэ: они обменивались то взглядами, то словами, то улыбками, Март подбегал именно к ней помочь с котлом, и по временам Линаэвэн слышала их тихие разговоры, чего раньше не бывало.

Впрочем, тэлэрэ сама не желала внимания Марта. А в том, что молодой человек и одна из женщин ощутили близость друг к другу, Линаэвэн не видела ничего дурного. Если двое нашли друг друга и вскоре заключат помолвку, это радость, что редка в омраченном месте; если их отношения вскоре придут к концу, это будет печально, но такова черта нравов атани. Однако в происходящем было нечто странное. Лэннадир трудилась здесь, как видно, давно, но еще вчера Март не выделял ее из других. И она относилась к Марту, как и другие рабыни. В этом внезапном сближении было нечто неправильное, хотя эльдэ и не понимала, что именно.

***

Кирион и Хэлйанвэ в это утро получили на завтрак жидкую кашу из прелой крупы. Шел одиннадцатый день плена.

***

Когда солнце клонилось к закату, Фуинор забрал из башни Ароквэна и Химйамакиля:

— Поклянитесь, что вы не расскажите ничего из того, что было здесь, на Острове, и вас сейчас же отвезут на свободу.

Химйамакиль молча смотрел на своего Лорда, готовый повторить его слова. И Ароквэн произнес:

— Я клянусь, что не стану говорить о том, что было на Острове, в плену, ни с кем, кроме товарищей по плену, и только когда мы наедине, — было бы тяжело не обсуждать все случившееся с Химйамакилем. Да и бесмысленно, как считал Ароквэн: Темные должны были опасаться рассказа тем, кто не знает, а не разговора меж теми, кто и так знает. — И об освобождении тоже.

Химйамакиль дословно повторил эту клятву, и умаиа проводил нолдор до ворот: там их ждал Драуглин с лошадьми. Вышел проводить Ароквэна и Волк.

— Доброго пути, лорд. Если встретишь Ларкатала, передай ему привет от меня.

— Спасибо, передам, — чуть помедлив, ответил Ароквэн, и они отправились в путь.

Когда нолдор отъехали от Острова, Химйамакиль спросил:

— Можем ли мы вернуться домой или это слишком опасно?

— Увы, в Наркосторондо возвращаться не стоит, — сейчас Ароквэн уже не был так потрясен, как когда Саурон помогал ему исцелиться и укрывал пледом. — Брэтиль близко, туда и направимся.

***

Наступил вечер, и Март остался приятно проводить время с атанэ, а Больдог один спустился в подземелье. Сегодня с фэаноринга срезали тонкие полоски кожи — так, чтобы Эвег приладил их потом обратно — а дальше терзали рану и протыкали ее длинными раскаленными иглами. Юноша не смог молчать, но превращал свои крики в насмешки и проклятия, и так продержался до конца пытки.

***

У Эвега впервые дрогнули руки, когда он склонился над Хэлйанвэ.

— Я исцеляю тебя для нового мучения… Я был занят эти дни, я придумал снадобье, но не уверен пока, как хорошо оно работает, и… примешь ли ты его. Снадобье, что не лишит тебя сознания, но притупит боль так, что и Больдог не заметит подвоха. Я не могу дать зелье Кириону: остальные знают, что он не может молчать. Ты же можешь. Так молчи, но не испытывая боли. Хотя бы пока тебя допрашивают одного.

Хэлйанвэ не спрашивал Эвэга при встречах, из-за чего Темный помогает ему. Снимает боль и пытается помочь — хорошо. Он теперь за эльдар? Еще лучше! Когда целитель предложил Хэлйанвэ снадобье, фэаноринг обрадовался — он достаточно испытал себя, а держаться нужно было снова и снова, при все более тяжелых пытках, и притупить боль… это был бы замечательный дар. Так нолдо и сказал, но все же не мог доверять умаиа полностью.

— Ты не уверен, хорошо ли работает зелье, но обещаешь, что оно именно притупит боль… ничего другого? — нолдо не подумал, что пожелай Эвэг, он мог бы не спрашивать Хэлйанвэ, а напоить его насильно или подлить зелье в пищу и питье.

***

Так прошло еще два дня.

Хэлйанвэ не сдавался, хотя пытки продолжали становиться все более жестокими. Зелье Эвега помогало воину, но увы, оно полностью не снимало боль, хотя и притупляло ее. Эвег продолжал работать над составом, улучшая результат, а заодно имея повод не встречаться с другими умаиар: сказал, что занят, и заперся у себя.