Птичка в клетке

Услыхав слова фэаноринга, Кирион хрипло выдохнул. Будь он покрепче…

— Ты хочешь слишком многого, — возразил Больдог. — Или ты расскажешь все, и тогда Кириона не будут больше пытать, или ты расскажешь часть, и Кирион получит неделю.

Конечно, Хэлйанвэ хотел избавить Кириона от пыток навсегда, но он не собирался рассказывать обо всем.

— Я должен передать, что если на Гавани Фалассэ нападут, то Лорд Тйэлкормо будет готов защитить фалатрим, — произнес эльф. — Больше я ничего говорить не буду. Пусть Кириона оставят на неделю.

— Хэл… йанвэ… не го… вори больше ниче… го.— запоздало произнес Кирион.

Темные были довольны. Эльф не подумал, что может отказаться, и заговорил. Не то чтобы рассказал что-то важное… но начал говорить, уже хорошо. С другой стороны, если при нападении на Гавани найти, чем связать руки Тйэлкормо, то подкрепления Кириамо не будет: не такие уж и бесполезные сведенья.

— Видишь, как все просто? — осклабился Больдог. — А расскажи ты все это вчера, был бы на свободе.

Слова Больдога словно обжигали Хэлйанвэ. Ведь он был уверен, что говорить не будет, что устоит. Вчера он отказался — неужели только для того, чтобы рассказывать теперь?!

***

Фэаноринга вернули в камеру, а Кириона закрепили на столе в целительской. Недавно вернувшийся Энгватар склонился над эльфом:

— Говори всем, что мое лечение было той же пыткой, — сказал умаиа, прикосновениями снимая боль. Эвег очень надеялся, что Кирион выполнит его инструкции, но не стал просить подтверждения. Будет как будет. Снова истязать было… отвратительно.

Кирион узнал умаиа, хотя не успел узнать в полной мере, каким может быть лечение Эвэга — Ларкатала тот лечил скоро и почти осторожно, самого тинда тогда скрутили и держали так, что он рук не чувствовал, но это делал не Эвэг; а после крючьев лечил Лаирсулэ. Однако они с Ларкаталом поняли, что Эвег палач и тюремщик, еще когда их не разделили. И после умаиа-целитель был в застенке, не давал Ларкаталу поддерживать их. Но сейчас Темный говорил иначе и лечил бережно, снимая боль.

— Так и… скажу, — подтвердил Кирион. И, сам не зная зачем, задал умаиа мучивший его вопрос: — Ларка… тал. Ты… не знаешь, он… что-то сказал? — наверное, это было неразумно, ведь эльф мог сейчас услышать очередные насмешки или ложь. Но чуткий тинда ощущал в целителе что-то доброе, как ощутил особое отношение Саурона к другу.

— Я не знаю, что он сказал… Волку. Они вместе провели много времени. Говорят, что посланец уже унес сообщение о задании Ларкатала на Север, так что… наверное, это правда. Волк обманул твоего друга, Ларкатал верит, что Маирон изменится. Хотя кто знает, быть может, так и будет. Но сейчас Ларкатал в Брэтиле, и у него все хорошо. В плену вас осталось лишь трое… и я теперь даже не знаю, был ли вам смысл молчать, пока вы еще могли уйти. Все равно слишком многое уже известно.

Тинда лежал на столе, и боль уходила под руками Эвэга. И от слов целителя тоже становилось легче и яснее. Несмотря на все: на то, что Саурон обманул Ларкатала и использует все, что узнал от нолдо, во зло; на то, что Хэлйанвэ заговорил; на то, что их, еще хранящих тайны, осталось так мало, и всех их ждут пытки, и у Темных времени куда больше выкупленной для него недели. С Ларкаталом все будет хорошо, и он ушел… таким же Светлым и стойким, каким и был всегда. И перемена в Эвэге… не он ли этого добился?

— Благодарю тебя, Эвэг, — Кирион настоящего имени умаиа не знал, — за отдых, за лечение, за добрую весть и за правду. Я чувствовал, что тебя можно спросить о Ларкатале… И я не скажу о том, что узнал, — к эльфу возвращались силы, но он говорил совсем тихо, помня о предупреждении Лаирсулэ. Хотя, конечно, умаиа не станут подслушивать.

— Я лечу тебя не ради чего-то хорошего, — горестно покачал головой Эвег. Уже многие столетия его это не тревожило. А теперь… теперь он сам оказался в той ловушке, в которую хотели загнать Лаирсулэ. — Но тебя все равно вылечат, так или иначе, а я могу дать тебе хоть немного отдыха.

Кирион осознал сказанное — лечение ради продолжения пыток. Но ведь Эвэг занимался этим очень долго, и раньше он выглядел совершенно довольным тем, что делает.

Через какое-то время умаиа неуверенно заговорил:

— Ты правда знаешь что-то, что нельзя выдавать? Волк больше не отпустит вас на свободу, но я попробую уговорить его отпустить друга Ларкатала.

Тинда шевельнул бровями, чуть вздохнул:

— Знаю. И… Ларкатал не хотел бы, чтобы я начал говорить, — тиндо уже обдумывал, может ли он заговорить, и будь он только проводником к Кириамо, сказал бы все; Кирион не думал, что сам-то Ларкатал выдал свое задание, а ему велел молчать.

— Тогда я закончу и дам тебе снотворное, другие решат, что ты потерял сознание от боли. И если тебе будут сниться дурные сны, не верь ни в один. — Энгватар закончил с эльфом на сегодня, хотя часть ран нужно будет лечить еще дни. Хорошо, если из недели передышки эльф без лечения проживет хотя бы два дня. И… хорошо, что лечение для него не станет пыткой.

А Кирион вновь поблагодарил Эвега — за снотворное и предупреждение.

***

Фуинор тем временем встретился с Тардуинэ и Таурвэ.

— Итак, вы клянетесь, что не расскажете ни о чем, что было с вами и вокруг вас в плену?

Нолдор переглянулись.

— Да, но прежде. Саурон дал нам обещание, знаешь ли ты о нем? — спросил Тардуинэ.

— Два обещания, каждому, — уточнил Таурвэ.

— Я знаю об обещаниях. Поклянитесь в том, что я назвал, и вы получите свое немедленно.

— Клянусь, — заговорил Таурвэ, — что никому не расскажу о том, что было со мной здесь, в плену, со времени, как нас привезли на Остров и до этого часа, и о том, что я видел и слышал здесь. И о том, как именно обрел свободу.

— Клянусь, — эхом повторил Тардуинэ.

Нолдор поклялись, и их, в сопровождении Драуглина и орков, повезли прочь из долины Сириона.

***

Так прошел день. После ужина Больдог задержал Марта.

— Двое эльфов остались в подземелье, как бы Повелитель ни старался им помочь. И теперь кто-то должен делать тяжелую работу. Я не хочу взваливать это бремя на плечи Маирона. Он и так страдает теперь. Поможешь мне?

Март побледнел, но решительно кивнул.

***

Хэлйанвэ привели в камеру для допросов, но в этот раз усадили не в кресло, а закрепили на горизонтальной дыбе. В камеру вошли Больдог и Март.

— Кто ты? — резко спросил Хэлйанвэ. — Младший палач?

— Я воин Твердыни, — с гордостью ответил Март, хотя и смотрел на пленника с сожалением. — Никто не желает тебе зла. Ответь на наши вопросы, как все другие твои товарищи, и уходи.

— О да, — хотя Хэлйанвэ не ждало ничего хорошего, он насмешливо фыркнул в ответ на слова о том, что никто не желает ему зла. — Меня привязали здесь, чтобы причинить мне как можно больше добра, хочу я того или нет. — Хэлйанвэ дал Кириону неделю отдыха, но ему самому никто отдыха не обещал. Вот и возможность выказать свою стойкость… Только теперь он уже сказал, пусть и маловажную часть, из порученного Лордом Тйэлкормо, но сказал.