Птичка в клетке

Перед тем как Ароквэна вывели, Больдог сказал ему:

— Ты скоро станешь, как мы. Ты уже выбрал долгий и мучительный путь, смотрел на страдания своего товарища и тянул их.

— Это ты мучал его, орк, и хотел, чтобы я по своей воле в этом участвовал, — но эльф не мог не думать: возможно, Химйамакиль не стал бы просить, если бы его боль была не такой тяжелой.

***

Пока в камеру не привели других эльфов, Эвег подошел к Ларкаталу, развязал тому рот и начал рассказывать, что вчера он и Больдог делали с Нэльдором, и как эльфеныш кричал и плакал, пока не сорвал горло. Эвег пытался заглушить страшное ощущение пустоты и ошибки внутри себя и хотел, чтобы Ларкатал страдал.

— Но он выдержал все, его дух тверд, Нэльдор сильнее вас, — с болью и гордостью говорил Ларкатал. — Вы терзаете тело, но не можете добраться до души, только рвете кусочки от собственных, разрушаете их.

— Да, Нэльдор выдержал: один день. А сколько будет у него таких дней? Мы можем превратить его жизнь в бесконечную череду боли, без просвета и надежд на избавление. В жизнь, где забытье и беспамятство станут желанным отдыхом. Мы доберемся до его души, Ларкатал. Так или иначе, мы уже это сделали, — и Эвег победно улыбнулся. Нэльдор был в бездне боли и безысходности, он рыдал и срывал голос, и такое уже не пройдет само по себе. А они помогут закрепить результат и развить достигнутое.

— Вы можете терзать дальше любого из нас… не бесконечно, но долго… Если вам нужен я, лучше бы меня и допрашивали, но вы бесчестны. А душе вы можете тоже принести страдание, но не победить. Ты здесь давно, разве все, кого ты видел, сдавались?

— Не все ломаются, — прошипел Эвег в лицо пленнику, — но где гарантия, что Нэльдор не будет из тех, что раздавится? Пока он бодрствует, его истязаем мы, а когда спит: видит кошмары Фуинора. Как думаешь, надолго его хватит?

Ларкатал верил в Нэльдора, но… беспокоился за Химйамакиля, который не удержался от того, чтобы просить врагов — удержится ли от того, чтобы заговорить, если его будут калечить и терзать кошмарами, пытками и лечением поочередно?! Ларкатал закрыл глаза и через секунду снова открыл. Перед ним был умаиа, который ненавидел его самого и терзал его товарищей… но это был единственный шанс для эльфов…

— Ты можешь быть отвратительным, но ты не такой, как Саурон. Ты говоришь это мне, чтобы причинить больше боли за те вопросы, что я задал. Но я задал их не для того, чтобы уязвить; и они не уязвили бы тебя, если бы не были важны для тебя самого.

Целитель выдавил из себя ледяную улыбку.

— Ты убедишься, что я такой же. Тот, первый, тоже был уверен, что я иной. Но прошло почти пять веков, а я по-прежнему здесь! — вот только давно уже держался подальше от Владыки и его Твердыни… — Ты еще сам увидишь, что я такой же. Когда выпросишь себе облегчение: чтобы начали пытать тебя, а не других, и когда попадешь в мои руки.

— Ты уже слышал подобные слова? — Ларкатал не знал, имеет ли смысл тогда говорить снова, но он должен был и говорил: — Ты жесток, но ты другой, хотя можешь стать таким же. Если позволишь Тьме пожрать тебя целиком… Пока ты словно сохранил что-то и внутри тебя не только гниль и пустота…

Но в этот момент в камеру ввели новых пленных, и Эвег снова заткнул Ларкаталу рот.

***

Имен новоприведенных Темные пока не знали, но было видно, что перед ними опытные пленники. Пугать их было бесполезно, однако на Ларкатала и они произведут впечатление.

Эльфов из второй пары поставили в рамах напротив друг друга. Фантазия Больдога, казалось, была неистощимой, и он придумал новый способ, как заставлять пленников мучить друг друга. Умаиа веселился и наслаждался своими задачами. Эвег был там же, и лицо его не выражало былой заинтересованности, но каждый раз, как его взгляд падал на Ларкатала, в глазах целителя читалась ненависть. Эвег ненавидел этого эльфа. За то, что он говорил, как другой (первый) когда-то. Ненавидел так, как и не знал, что умеет. Даже Больдог услышал отзвук и с удивлением обернулся — никогда раньше не встречая ничего подобного от «скользкого» и холодного целителя.

Тардуинэ и Таурвэ обменялись взглядами. Опять? Что ж… один раз они выдержали, выдержат и второй. Выказать сейчас слабость, это все равно что сказать палачам: «Вот мое слабое место — мучайте моего друга дальше, и вы от меня многого добьетесь». Поэтому, когда началась пытка Таурвэ, Тардуинэ держал себя в руках насколько мог, хотя сам Таурвэ кричал, почти не пытаясь сдержаться: силы требовались для другого…

Ларкаталу не удавалось сдерживать своих чувств или поддержать товарищей, но бывшие пленники и сами держались, кляли палачей и ни о чем не просили. Умаиар видели, что Ларкатал не ломался — но этого почти и не ждали. Было достаточно того, что он страдал.

Наконец, двух товарищей поменяли местами, и пытка возобновилась.

Теперь кричал Тардуинэ: выплескивая и боль от ран, и боль за друга, которую перед тем пытался удержать в себе в меру сил… Но кто это поймет? Пусть лучше считают, что для него собственная боль тяжелее. Хотя… если бы он и хотел молчать, не смог бы: слишком сильной была пытка.

Но наконец, и эта часть допроса закончилась.

— Я же не могу дать Саурону то, чего он хочет, я же говорил, — обессиленно произнес Ларкатал, когда измученных Тардуинэ с Таурвэ увели и с сидящего нолдо сняли кляп. — Вы только бессмысленно терзаете их. Если бы я мог уступить Саурону, он был бы разочарован; но и ты, Эвег, если ты сумеешь чего-то от меня добиться, тебе это будет в радость, ты будешь счастлив?

— Ты можешь кое-что дать нам и помочь Нэльдору, — улыбнулся Эвег, радуясь своей власти над Ларкаталом. — Линаэвэн сказала, что Нэльдор почти ничего не знает о вашем задании. Вели ему рассказать, что именно он знает, и больше его никто не будет пытать! Спаси того одного, кого можешь. И более того. Ты спасешь товарища, а я верну тебя Маирону, и другие не будут страдать, займутся только тобой. Хотя бы на время.

Эвег не просто ненавидел Ларкатала. Целитель отчаянно боялся. Он понимал, что и правда не получает больше радости от терзания пленных. Точнее… может получить, если до того особым образом себя накрутит… Но не сам по себе. А если он не будет издеваться над ранеными, терзая их и мучая своим лечением — куда он пойдет? Что он будет делать?.. Куда он может уйти от Властелина Мэлькора? К Валар, чтобы быть заточенным в тюрьму? Или, быть может, к эльфам, которых он пытал? Нет. Он один. И идти ему некуда. И только Тьма вокруг.

Ларкатал закусил губу. Это было так просто велеть Нэльдору: «Скажи, что ты ничего не знаешь о задании и о письме»…

— Дайте мне поговорить с Нэльдором… — глухо выдохнул эльф.

***

Ларкатала отвязали и повели к Нэльдору, лежавшему в полузабытье в своей клети — погрузиться в полноценный сон нолдо не давали болящие раны.

Еще по пути Ларкатал осознал: Нэльдор сам мог сказать, что ничего не знает, но смолчал. Для Нэльдора стало так важно ни в чем не уступить врагу, ничего не сказать? Он сам пытался заслонить других от допроса? Не лишит ли он, Ларкатал, смысла стойкость молодого воина своей просьбой, не ослабит ли его дух?