Птичка в клетке

— Я не знаю, для кого это будет легче или кто сильнее, — произнес эльф наконец, прерывисто выдохнув. — Брось жребий, пусть выберет Судьба. А ты, умаиа… ты действительно намерен передать Саурону все? И те мои вопросы, на которые ты не ответил? Мне-то ты можешь не отвечать.

Ларкатал выбрал… правильно. Эвег посмотрел на эльфа с ненавистью, но ответил спокойно:

— Очень хорошо, нолдо. Раз так, раз ты не можешь выбрать, то сегодня не тронут ни одного из них*(3). А до завтра они оба окрепнут, и Больдогу будет лишь интереснее, — Но наглец попытался прижать к стенке умаиа, и Эвег ненавидел этого эльфа, мнившего себя Светлым. Сегодня же целитель будет уговаривать Волка приступить к допросу Ларкатала. А потом будет с упоением и жестокостью лечить исковерканную плоть. Так лечить, что и шрамов не останется, чтобы Волк мог раз за разом терзать чистое тело. — А ты сам спроси у Маирона, о чем ему рассказали, а о чем нет, — улыбнулся Эвег.

Ларкатал тоже не мог сдержать улыбки — но, в отличие от умаиа, радостной. Что бы ни говорил Эвег, Ароквэн и Химйамакиль были избавлены от мук… Да, только на один день, но каждый день здесь был так долог! И какой радостью была эта отсрочка!

***

По знаку Эвега орки, отвязав, вывели Ларкатала прочь и вернули в камеру, где он раньше был с Кирионом. А Эвег обратился к двум оставшимся пленникам:

— У вашего товарища нашлось, чем выкупить вас. Радуйтесь, на сегодня допрос отменяется. Но тебя, Ароквэн, еще нужно подлатать.

Эльфы не знали, что и думать. Правда ли, что Ларкатал сумел их выкупить? Темные не могли избавить их от пытки просто так, значит, они получили от Ларкатала нечто важное. Но товарищ смотрел ясно и улыбался с таким усталым облегчением, как не мог бы смотреть и улыбаться тот, кто выдал тайну или согласился послужить врагу.

Нолдор вернули в их камеру; туда же пришел Эвег со всем необходимым, чтобы лечить крепко привязанного Ароквэна.

***

Бывший винный погреб был разделен на клети, так что получилось два десятка одиночных камер, и еще одна просторная общая — для представлений. После пытки перед Ларкаталом, всех пленных возвращали именно в эти загородки. Пока привели лишь троих: кого-то из них успели вылечить, остальные дожидались своей очереди.

Когда Маирон пришел допросить Морнахэндо, эльфа даже не стали выводить из узкой и тесной одиночной камеры, в которую его бросили, только крепко связали по рукам и ногам. Волк развлекался с пленником прямо там — для сегодняшней задумки умаиа не понадобилось много места, более того, теснота лучше давила на пленника. Маирон использовал лишь нож, прямые или зазубренные спицы и простенькие, но обычно действенные, чары ужаса.

— Если ты захочешь, чтобы я остановился, попроси, — посоветовал Волк, прежде чем начать. Больше он с пленником не заговаривал. Сведенья о посольстве, вот чего нужно добиться. А еще… Маирон собирался «отпустить» этого эльфа: сломанным и служащим Северу вольно или невольно.

Морнахэндо разговаривать с Сауроном не желал, но здесь были только он и враг, и нолдо стало страшно, что новая пытка последовала сразу после лечения — неужели теперь так будет всегда, одна мука будет сменять другую?

— Саурон! — этот выкрик не был похож на проклятье или обвинение, но на начало просьбы, и мучитель остановился. Однако продолжения не последовало, и потому продолжилась пытка. И на эльфа снова накатывал ужас, в котором казалось, что его мучения никогда не кончатся. И рядом не было Тандаполдо, который мог быть примером стойкости для Морнахэндо. …Хорошо, что здесь не было Тандаполдо. Мысль о товарищах придала мужества, и Морнахэндо больше не пытался обращаться к Саурону.

Но Волк не унывал. Он развлекался, обрабатывая этого эльфа — надо же, пленник оказался крепким. На удивление крепким. Но и допросы лишь начались. Соседи Морнахэндо за тонкими стенами внимали его крикам но ничем не могли помочь.

***

Тем временем Март вошел в кухню. Почти все приготовления были завершены в его отсутствие, и беоринг подошел к Линаэвэн, поблагодарить ее.

— Ты мне помогла, — улыбнулся атан, беря деву за руку и целуя ее. — Спасибо.

— Хорошо, что я могла помочь, — улыбнулась Линаэвэн, а потом серьезно произнесла: — Я беспокоилась, что тебя могут наказать за меня.

— Наказать? Кому и за что наказывать меня? — удивился Март и сразу погрустнел. — Быть может, у эльфов принято за все подряд давать наказания, быть может, ты так уверена, что Темные это чудовища, но только ты все время думаешь и говоришь о наказании… Нет, в этой крепости совсем другие порядки.

— Нет, у эльфов так не принято, — вздохнула Линаэвэн, ничего не говоря ни о тех порядках в крепости, с какими она успела познакомиться, ни об угрозах. Об этом не стоило заводить речь, если она хотела помочь Марту выпутаться из сети, в какую он был пойман. — Пока тебя не было, я размышляла. Будешь ли ты беседовать со мной, если я ради тебя больше не буду обвинять при тебе Темных, хотя бы это и было непросто? Сможешь ли и сам поступить так же?

Март грустно вздохнул, взял деву за руку, отвел ее к скамье у стены, посадил, сам сел рядом.

— Конечно, я буду говорить с тобой, если ты так хочешь. И конечно, я тоже постараюсь не говорить плохого о твоем народе, — горец помолчал, и лицо его стало жестким. — Я был в подземельях, Линаэвэн. Ты спросила меня, согласился бы я на твоем месте на гости. Я видел, что пришлось вынести одному из твоих спутников, их начали допрашивать. Так вот, я бы, если бы мог прикрыть своих товарищей, согласился бы на все, кроме предательства.

Краска схлынула с лица эльдэ.

— Кто это был, и что сделали с ним? Что ты видел? — спросила она, одновременно боясь и желая услышать ответ. Затем постаралась взять себя в руки. Товарищам она не могла сейчас помочь… или могла? Если Марту дозволили спуститься в подземелье, может быть, если он попросит хотя бы за одного, Саурон согласится на время, ради того, чтобы беоринг продолжал считать его добрым, пощадить пленника… Только неприятно царапнуло по сердцу выражение лица атана, та улыбка, с которой он вошел на кухню. Деве думалось, что такой человек, как Март, не мог не испытать потрясение и ужас, увидев пытки своими глазами.

— Не думай об этом, прекрасная дева, — вздохнул Март. — Если ты решила оставить товарищей в подземелье, то какая разница, с кем из них и что происходит? Разве что ты передумаешь, и мы сможем забрать его сюда.

— Не я решаю, кого оставить в подземелье, — возразила Линаэвэн и закрыла ладонями лицо. Март не ответил, что именно происходит с товарищами, только сказал, что он согласился бы на все, чтобы прикрыть их, кроме одного предательства… — Я у тебя в гостях… Март, ты… Я пойму, если это невозможно, но теперь, когда ты видел… ты мог бы просить за одного из них? — Атан служил Саурону и говорил порой дикие вещи, мог передать Саурону их разговор, но он был добрым и искренним. Эльдэ не верила словам Марта, ибо он был обманут, но доверяла поступкам.

Март с сочувствием смотрел на Линаэвэн. Быть может, хотя бы сейчас она одумается?