Птичка в клетке

Отчего он отдернул руку? Нет, Эвег не стал отвечать на это; время бесед кончилось, Ларкатал сам отказался быть гостем. Теперь он пленник и может только отвечать на вопросы, не спрашивать. Сам же умаиа не желал думать о тех вопросах, гнал мысль прочь от себя. Он уже говорил об этом, столетия назад, с тем, кто был достоин, и не хотел больше возвращаться к этой теме. Эвег выпустил голову пленника.

— Верю, что мелодия восстанавливаемого хроа, в самом деле, прекрасна, — согласился пленник, — и понимаю, что ее можно любить. Исцеленное хроа это твое творение, но для чего ты его восстанавливаешь, какой в этом смысл? Ты не ценишь ни тех, кого исцеляешь, ни гармонии фэа и хроа, ни самой достигнутой целостности, отдавая хроа тем, кто его разрушит, испортит все, во что ты вкладывал себя. Словно со всем старанием растишь дивные цветы, чтобы затем бросить их оркам под сапоги… И в этом твоя радость и твоя власть? И многое ли ты волен решать здесь, хотя бы об одном из тех, кого ты исцелил? Получать благодарность и фэа, и хроа в их созвучии, видеть свое творение завершенным, а не испорченным, и беречь его: это ты ныне зовешь глупостью?

Ларкатал заговорил, и Эвег скривил губы.

— Я чиню вас не для того, чтобы вы после что-то мне дали. Я чиню вас, чтобы можно было ломать, снова и снова. Я знал пленников, которые выдерживали месяцы бесконечных допросов. Представляешь? Месяцы, когда я могу наслаждаться восстановлением тела. Мне все равно, что с ними будет потом, мне важен сам процесс, эльф. И чем сильнее ты будешь, чем дольше будешь не ломаться, тем больше удовольствия ты мне принесешь.

— Намеренно исцеляешь, чтобы можно было ломать? — переспросил Ларкатал. По его лицу пробежала слабая гримаса отвращения. — Что ж, теперь я знаю, во что может… обратиться не только беседа, а даже целительство, когда его ставят на службу Тьме, — Ларкатал хотелось сказать «выродиться», но сдержался.

— Так значит, если бы ты остался рядом с Повелителем, просто говорил бы с ним, то твоя душа начала бы гнить? Линаэвэн с Повелителем уже третий день, и не просто общается с нами, Темными, еще и прислуживает нам. Значит, она скоро совсем сгниет, ты так считаешь? — Эвег тоже умел задавать вопросы. Захочет ли Ларкатал искать ответ?

— Суть не в самой беседе, но в том, что я, понимая все, служил бы Тьме своим сердцем. Если бы Линаэвэн поступала так, ты был бы прав. Но я думаю, она либо служит так, как угнанные на Север, либо заблуждается; это обернется не падением, но наверняка мукой, — как хотелось Ларкатал сказать этому умаиа, что он слеп и безумен! Но нужно было сдержать себя, и вместе с тем отвечать честно.

Эвег улыбнулся.

— Ты отказался от бесед с Повелителем, лишив товарищей защиты от мук, а теперь все равно ведешь эти беседы со мной, но уже здесь.

Ларкатал не успел ответить, его перебил Ароквэн.

***

В то время, пока Эвег о чем-то тихо говорил с Ларкаталом, Больдог, стоял рядом с Химйамакилем и Ароквэном. Пленники меж тем явно дергались от того, что их товарищ что-то говорил врагу. Не сквозь зубы, а подробно что-то объяснял. Вот и славно — пусть думают, что несгибаемый нолдо пошел на сделку, устрашился или даже начал ломаться. Больдог с двумя пленниками не слышали разговора, и умаиа не удержался и подлил масла в огонь:

— Вот языкастый, — пробормотал орк так, что только пленники на станке могли его слышать. — Сейчас второго на осанвэкэнта уговорит, так и забавы никакой не будет.

— Второго? — невольно переспросил до сих пор молчавший Ароквэн, хотя и не желал спрашивать о чем-либо орка. Больдог не ответил, только ухмыльнулся. И лишь почти минуту спустя нехотя пояснил:

— Да, Ларкатал уже вторым будет. Никто не ждал, что Ламмион согласится открыть свой разум, а поди ж ты. Кто знает, может у вас вся партия бракованная? Вон, вишь как сюсюкаются, чисто и не враги. Мож, и дойдут до чего. Языкастый этот Эвег.

— Жаль, что я не успел задушить его, — ответил Химйамакиль. — Может, в следующий раз удастся.

— Не ерепенься, — похлопал Больдог эльфа по спине. — И не таких горячих, как ты, обламывали. Бери пример со своих товарищей, рудничных крыс. Держись тихо, целее будешь.

Химйамакиль, напряженно смотревший на Эвега и Ларкатала, чуть напрягся от прикосновения и процедил сквозь зубы:

— На одного моего родича таких, как ты, мешок нужен, — он считал Больдога просто орком-палачом из умных.

Ароквэн же, услышав слова Больдога, побледнел еще сильнее, чем от недавней пытки, и сжал губы. Ламмион, воин и охотник, что пошел в гости только ради Нэльдора… Что сделали с ним, чтобы он согласился? Или это ложь? Если и ложь, возможно, именно ее сейчас нашептывает враг Ларкаталу. Ароквэн хотел крикнуть: «Не открывай свой разум!» Но если Ларкатал и не собирался, предостережение будет оскорбительным. И Лорд Наркосторондо крикнул:

— Мы верим в тебя, ты справишься!

Ларкатал повернулся к товарищу и с горечью улыбнулся ему. А Химйамакиль и Ароквэн поняли по взгляду и улыбке — Больдог просто лгал.

Но Эвег не обращал внимания на пленных; целитель был занят Ларкаталом.

***

— Нет, беседа с тобой — это другое, — ответил Ларкатал целителю. — И ты спрашивал не с той же целью, что Саурон, и я бросаю не в пропасть. Твои слова устрашили бы лишь того, кто боится прислушаться к себе.

— Я передам твои слова Маирону. И пусть он сам решает, что делать. Ты не ответил на мой вопрос сполна, но все же отвечал, и потому я пойду тебе навстречу и избавлю от мук одного из этих двоих. Выбирай, какого, — Эвег рисковал. Волк ясно дал понять, что не желает прибегать к грязным уловкам с этим пленником, и все же целитель решил рискнуть, настолько Ларкатал был ему ненавистен. А еще умаиа грела мысль, что чуть ли не впервые Маирон явно благоволит пленнику, уважает его, но Ларкатал этого не увидит и не узнает, и будет посылать Маирону лишь проклятья. Хотя теперь именно Эвег, не Маирон, будет добиваться, чтобы Ларкатала допрашивали. До того, как целитель лично поговорил с этим нолдо, считавшим себя Светлым, он не пытался ускорить начало допросов.

Ларкатала же обдало холодом. Умаиа обещал передать его слова Саурону — неужели целитель задавал вопросы по его поручению? Но эльф говорил с Эвегом, а не с Сауроном… И целитель этот что-то услышал. А еще предложил избавить от мук товарища, и нолдо с волнением переводил взгляд с одного эльфа на другого. То, чего он так желал, ради чего начал говорить, пусть наполовину, но сбывалось…

Первая мысль была освободить Ароквэна. Он и так только что перенес допрос, ему даже стоять было тяжело. А что, если Химйамакиль перенес не меньше, только это не бросается в глаза? Нет, он выглядит лучше… Значит, мучить его будут дольше, тогда как Ароквэн скоро может лишиться чувств. Тогда — Химйамакиль? Ларкатал считал сильными своих спутников, но кто из них лучше может вынести то, что его ждет? Взгляд нолдо переходил от одного товарища к другому, и вдруг эльф осознал: рассуждая так, он выбирает не столько, кого отпустить, сколько — кого мучить. Кто сильнее, кто легче перенесет… Одного из его товарищей будут пытать, но он не будет указывать, кого.