Птичка в клетке

— Я вижу добро от тебя, — Линаэвэн решила не спорить с Мартом о том, что он не увидит. — Ты помогаешь мне по своей воле, не ставя условий, не требуя чего-то взамен. Сейчас ты идешь готовить, и я помогу тебе, как и сказала; но если бы я ответила «нет, не хочу», ты мог бы огорчиться или обидеться, но не отказал бы в защите и не стал бы, скажем, наказывать. Ты добр и не поступил бы так. Но можешь ли ты мне показать, чтобы умаиа или орк поступали так же? Чтобы кто-то из них помог одному из нас по доброй воле, без условий и наказаний за их нарушение. Или помог в нужде одному из своих, ведь ты говоришь, они все стоят друг за друга, значит, ты видел, что они всегда помогают друг другу, доставляют радость, дарят подарки и так далее? Может быть, лечат обычного орка, который покалечился, или иначе заботятся о нем: орк больше не может принести пользу в войне, но кроме пользы, есть забота. Может быть, выхаживают раненых птиц и зверей. Ты можешь показать мне нечто подобное?

На самом деле, тэлэрэ только недавно видела такую бескорыстную помощь от умаиа — когда Эвег передал ей слова одного из товарищей. Но ее мысли сейчас метались меж обманутым Мартом и страдающими родичами, к тому же для Марта Эвег был человеком.

А Март растерялся. Он никогда не видел, чтобы в крепости лечили лесных зверей и птиц, чтобы заботились о калеках — вообще калек в крепости не видел. Но… может быть, это было лишь совпадением?.. Неприятное, еще не ясное ощущение поселилось в груди Марта. Линаэан видела замешательство атана и продолжила:

— Ты можешь показать мне крепость там, где тебе можно пройти? Ведь здесь идет жизнь, и если Темные не таковы, как считаю я, то мы увидим дружескую беседу, заботу о слабом, помощь друг другу… Малое, но бескорыстное, ведь там, где есть польза, трудно отличить, где совершают добро, а где просто поступают рационально.

Линаэвэн сказала нечто, что заставило Марта… впасть в еще большую задумчивость. Как часто он видел добро и милосердие в крепости… Повелитель всегда был великодушен, и Эвег, он лечит даже мелкие ожоги и порезы женщин на кухне, и оркам тоже помогает, хоть и морщится; Больдог никогда не позволял оркам буянить… Но было ли это милосердием? Март понял, что будет теперь очень внимательно смотреть вокруг, с Линаэвэн или без нее. Он будет внимательно смотреть и искать милосердие, заботу, доброту. Ведь этого всего много рядом. Ведь так?.. Он найдет и покажет это эльдэ. И она убедится!

Не зная мыслей Марта, эльдэ была рада самому размышлению, тому, что на открытом лице атана отражались то жалость, то вопрос, то горячее стремление, и, разумеется, не желала прерывать его.

Через некоторое время Март словно очнулся:

— Да, пойдем на кухню…

— Идем, — кивнула Линаэвэн.

***

На кухне тэлэрэ нарезала сырую птицу, подбирала травы и пряности. В сердце эльдэ смешивались надежда, тревога и горечь. Она надеялась освободить разум атана из плена; но при этом боялась, что ее товарищей могли уже начать допрашивать… Но Линаэвэн успокаивала себя и сосредотачивалась на том, чтобы разложить на темно-коричневое блюдо белый сыр и уже готовое мясо. Было ли молоко для сыра надоено у местных коров, которых выращивают, чтобы убить, или взято как дань в еще уцелевших деревнях Дортониона? Для чьего стола была предназначена эта пища: для служащих в крепости дев, для молчаливого Ханора или для тех, кто, возможно, уже терзает Тардуинэ или Ароквэна? Мысли девы шли по кругу, и вновь она сосредотачивалась и успокаивала себя. Как она сможет говорить с атаном, помогать ему, будучи сама поглощенной тревогой?

— Ты помнишь, — нарушил молчание Март, когда они уже во всю готовили, — вчерашний ужин? Скажи, разве братья Твердыни не были добры друг к другу? Разве не выказывали сочувствие, сострадание и благородство, не поддерживали друг друга? — А потом обратился к женщинам на кухне, — Скажите, вы любите Эвега? — и все согласно закивали головами. А Март повернулся к Линаэвэн. — Видишь? А ведь Эвег учился у самого Мэлькора.

— На вчерашнем ужине тебя тепло приветствовали, Март, — мягко ответила тэлэрэ. — Я могу признать, что собравшиеся поддерживали друг друга, все вместе доказывая свою правоту очень согласованно, — эльдэ старалась избегать обвинений и старалась не забыть, что могло быть хорошим, если смотреть со стороны Марта. — Но доброта, сочувствие, сострадание все же направлены на кого-то, а не против кого-то. О воинах в бою, которые вместе сражаются, не говорят, что они выказывают сострадание друг другу. Сострадают все же тем, кто страдал. Было бы естественно, в ответ на мои слова о причиненных страданиях, вспомнить о своих, о тех, чья смерть или увечье помнятся. Не как довод, а потому что это идет от сердца. Правда, однажды Фуинор сказал, что у Больдога непростая служба, и велел мне прерваться… И этим завершил часть возражений, — два и сейчас прервалась на миг и прикрыла глаза, словно увидев убитых и умерших по пути, вспоминая страдания пленников. — Но я видела сочувствие от тебя и благодарна за это… — И Линаэвэн чуть заметно улыбнулась женщинам. — Вчера Эвэг стал меня успокаивать, а сегодня передал послание от моего товарища. Я понимаю, что вы можете любить Эвэга, ведь он целитель и помогает вам. Это его дело, которое он избрал прежде, чем стать учеником Мэлькора; но частью, думаю, это его долг: всегда ли он волен отказаться от того, чтобы исцелить, и делает это по своей воле? Но раз вы его любите, наверное, он помогает вам и чем-то еще? И разве ты, Март, не считаешь Эвега человеком? Ведь я спросила об орках и умаиар, а то, что человек, служащий Гортхауру, может сберечь доброту, я знаю и по тебе.

Горячий, как и многие Смертные юноши, Март едва дождался, когда Линаэвэн договорит. Она была права и не права.

— Когда Больдог говорил… о повадках твоего народа, о том, что случилось с его воинами, его касались руками, желали поддержать… Помнишь?.. И тебя тоже. Не только Эвег, но и Фуинор. Вовсе не было, что на тебя только «накидывались», — возразил Март.

— Больдога в самом деле поддерживали… Но разве то, что сказал Больдог о пострадавших орках, — как Линаэвэн хотелось сказать «ложь», но эльдэ сдержала себя, — было сказано не как главный довод против моих слов? И меня успокаивали, когда я стала просить перед Больдогом и Фуинором… а пока говорила о своей боли без просьб и возмущалась, было иначе. Да, ты сразу мне сочувствовал, хотя и был уверен, что я не права, но… в том, чтобы доказывать пострадавшему, что с ним поступили правильно, сочувствия нет. Твой же Повелитель… Если ты говоришь, что он добр, то он часто оказывает помощь тому, от кого не получает никакой пользы, ничего не добиваясь своей помощью?

Март смотрел на Линаэвэн с изумлением:

— Больдогу было больно вспоминать! И ты называешь это главным доводом против тебя?! — что же за эгоистичное и бессердечное создание стояло перед ним под обликом прекрасной девы! — Ты набрасывалась и обвиняла, и была не права, но братья, увидев, что тебе тяжело, оставили гордость и праведный гнев и постарались быть с тобой добрыми, проявили милосердие. Но, оказывается, ты не испытала никакой благодарности и затаила в себе лишь злобу на них! Оказывается ты считала, что тебя должны были утешать, пока ты «возмущалась».