Халява

Каким способом Прохору удалось уломать главврача и Толстобокова, я не уточнял. Сначала они пытались меня «образумить», говоря, что последствия такого ранения могут быть непредсказуемыми, что так нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью, и прочее-прочее-прочее… Но уже утром следующего дня, написав всевозможные «отказные письма», в которых брал всю ответственность за любые последствия нарушения лечения на себя, я трясся на жесткой лежанке в машине скорой помощи в сторону поселка Нахаловка. В поселковой больничке я тоже рассчитывал провести не более одного дня: так как из опыта знал, раны мои вскоре совсем исчезнут. Да и весь этот перевод из одной больницы в другую был устроен только для того, чтобы хоть немножко усыпить бдительность областных врачей, в руки которых в кои-то веки попала столь известная личность. К моему прибытию Прохор уже успел насуетить отдельную палату, в которую меня с комфортом вкатили прямо из машины скорой помощи на каталке. В палате с распростертыми объятиями, фруктами и цветами меня встречала местный главврач: Светла Васильевна Клюшкина — крепкая дородная женщина лет 55-ти, окруженная группой взбудораженных врачей. После взаимных приветствий и расшаркиваний, Светлана Васильевна, опустив очи долу, смущаясь и краснея, словно нашкодившая школьница перед строгой учительницей, произнесла:

— Сергей Вадимович, вы уж простите нас, грешных, что не разобравшись, как следует, вас в морг определили… Мы уж и сами себя давно поедом съели…

— Дорогая Светлана Васильевна, да не переживайте вы так! — Как можно тактичнее прервал я извинения главврача. — С кем не бывает? Все мы время от времени ошибаемся… Косячим, как модно сейчас выражаться…

Врачи немного приободрились, а я продолжил:

— Ведь все хорошо закончилось! А это главное! Я, уж поверьте мне на слово, зла ни на кого не держу…

— Сергей Вадимович, — чуть не в ноги кинулась ко мне Светлана Васильевна, вздохнув с облегчением — видимо ожидала от меня совсем другой реакции, — да мы вас всем коллективом так быстро на ноги поставим…

— Светлана Васильевна, голубушка, только рад буду! Да, и просьба у меня к вам: не нужно распространяться насчет моей персоны. Хочу остаться инкогнито… Ну, насколько это возможно. А сейчас, можно, я немного отдохну? Что-то утомился в дороге…

— Конечно-конечно! Пойдемте товарищи! — поспешно произнесла Клюшкина, выдавливая собравшихся врачей из палаты. — Сергей Вадимович, — сказала она, остановившись на пороге, — вас бы осмотреть… Все-таки тяжелое ранение…

— Хорошо, я чуть-чуть… только в себя приду, и можете осматривать, — произнес я, переглянувшись с Прохором.

— Отдыхайте, Сергей Вадимович! — сказала Светлана Васильевна, закрывая за собой дверь.

— А у тебя раны еще не зажили? — спросил меня Прохор, когда мы остались одни.

— Вроде бы еще нет, — ответил я. — Я ж в областной сегодня на перевязке был… Хоть и удивлялись все, что так быстро заживление идет, но ты же видел в прошлый раз, что с каждым часом темпы только возрастают. Интересно, если меня до пепла сжечь, за какое время я восстановлюсь?

— Сплюнь, Серега! — посоветовал Воронин. — А вдруг не восстановишься? После каждого покушения от тебя хоть что-то, да оставалось… А до пепла… Ну его нафиг, такие варианты!

— Согласен! Ну его…

В облупленную дверь палаты кто-то деликатно постучал кончиками пальцев.

— Открыто! — крикнул Прохор.

Дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель осторожно заглянула круглая улыбающаяся физиономия старшего лейтенанта Колобкова:

— Можно?

— Сеня! — радостно произнес я, узнав своего «спасителя». — Заходи, дорогой! Тебе теперь всегда можно! В любое время дня и ночи! Вот погоди, встану на ноги, мы с тобой так отметим…

— Сергей Вадимович, я это, не один… — помявшись на пороге, произнес гаишник.

— А, и Шурик с тобой?

Из-за Широкой спины Колобкова выглянул его худосочный напарник.

— Здрасьте, Сергей Вадимыч! — глупо улыбаясь, произнес он, застыв, как и Колобков на пороге палаты.

— Ну, чего встали? — недовольно прикрикнул я на них. — Давайте, мужики, проходите, садитесь! Рассказывайте, как дошли до жизни такой?

— Какой такой? — остановившись у металлической спинки кровати, переспросил Шурик.

— Как какой? — рассмеялся я. — Врачи меня, понимаешь, в морг определили, а вы, черти полосатые, обратно к жизни вернули! Прохор Михалыч, — я потер пальцами горло, — организуй нам по стописят… Можно же мне со своими благодетелями за спасение принять?

— Сергей Вадимович, вам же, наверно, нельзя! — несмело запротестовал Колобков. — Мы ж никуда не денемся… Вот выздоровеете…

— Так, отставить разговорчики! — копируя манеру разговора генерала Топоркова со своими подчиненными, командным голосом произнес я. — Мне можно! По чуть — чуть… Вон, Прохор Михалыч не даст соврать.

— Сейчас сделаем, — произнес Прохор, направляясь к выходу, — только в машину схожу.

— В машину? — удивился я. — Вы же с Кузьмичем на самолете прилетели?

— Пришлось купить, — пожал плечами Воронин. — Ну не на такси же мне гонять?

— Эх, как у вас, богатых и известных все просто! — с завистью произнес Семен. — Нужна машина — пошел и купил…

— Сень, — если нужно — организуем и тебе хорошую тачку. Хочешь?

— А то: кто ж не хочет? Вы это серьезно, Сергей Вадимыч? — не поверил Колобков.

— Серьезно-серьезно! — подтвердил я. — Вот на ноги встану… Хотя, можно и Прохора попросить — он быстрее организует.

— Неудобно как-то… — вдруг замялся Колобков. — Я ж не шаромыжник какой…

— Сень, не начинай! — прикрикнул на него я. — Все сделаем! Вы, мужики, лучше расскажите: не ожидали меня в местной мертвухе откопать?

— Еще бы! — Передернул покатыми плечами Колобков. — Нам когда сообщили, мы с Шуркой не поверили… Но против фактов не попрешь! Шурке спасибо скажите — он первый заметил, что у вас вроде как глаз дергается…

— Да не дергался, — возразил сержант, — мне показалось, что глазное яблоко под закрытым веком вроде как шевельнулось. Но свет у них в морге поганый, сначала подумал, что почудилось…

— Хорошо, что мне сказал, — «перехватил эстафету» Семен, — а то наш патологоанатом ни в какую верить не хотел! Ну мы после и зеркальце, и сердце слушали — живой мертвец-то… Простите, Сергей Вадимович!

— Че извиняешься? — хохотнул я. — Лучше было, если б ваш патологоанатом меня как рыбы разделал? Мужики, да я вам по гроб жизни обязан! Просите, что хотите… Да и того, я думаю, маловато будет! В общем, все, что в моих силах…

В палату вернулся Прохор, позвякивая стеклом в черном непрозрачном пластиковом пакете. Выставив на стол две бутылки «Хеннесси ВСОП», Прохор пробежался взглядом по палате.

— Стаканов только два, — произнес он.

— Не беспокойтесь, у нас свои! — засуетился Колобков, вынимания из накладного кармана фирменных брюк пластиковый складной стаканчик. — Шурка?

— Ага, у меня тоже с собой, — успокоил напарника Шурик, вынимая точно такое же изделие российской промышленности.

— Раз-два! — произнес Колобков, взмахивая рукой. Конусовидные кольца стаканчика разложились с легким шуршанием. — И готово!

Прохор ловко откупорил одну из бутылок и разлил дорогой коньяк по стаканам. Протянув один стакан мне и, дождавшись, когда гаишники разберут со стола наполненную тару, он произнес:

— За чудесное воскрешение моего друга!

— За вас, мужики! — произнес я, медленно вливая в себя ароматный коньяк.

С наслаждением выдохнув, я передал стакан Прохору.

— Хороша, зараза! — причмокнул Колобков, проглотив свою порцию. — Жаль, что на нашу зарплату с таким коньячком не разгонишься!

— Не переживай, Сеня, попьем мы еще с тобой такого коньячка! — заверил я своего «спасителя». — И получше попьем…

— Ох, — расплылся в улыбке Колобков, — ловлю вас на слове, Сергей Вадимович!

— Вот, что мужики, давайте еще по одной — и перейдем на «ты». Достала меня эта официальщина! Прохор, начисляй по второй!