Страница 27 из 48
- Фурия? – удивлённо переспросил Луций. Дождь прекратился, луна выглянула из-за туч, и в её свете я увидел. Как широко раскрылись от удивления его глаза.
Тишина, затем снова торопливый шёпот – раб-телохранитель пытался отговорить свою госпожу. Наконец она отозвалась.
- Кто ты?
- Меня зовут Гордиан. Ты меня не знаешь. Но я знаю, что с тобой и с вашей семьёй обошлись несправедливо и причинили вам горе. Возможно, твоя месть Титу и Корнелии справедлива в глазах богов – я не берусь судить. Но теперь твой замысел разоблачён, и пришло время остановиться. Сейчас я выйду к вам. Нас здесь двое. Никакого оружия у нас нет. Скажи своему рабу, что мы не желаем вам зла; и что, убив нас, он ничем тебе не поможет.
Я медленно двинулся к кипарису, чей силуэт возвышался среди окружающих кустов. Рядом темнели две фигуры – высокая и поменьше.
Жестом приказа рабу оставаться на месте, Фурия шагнула из тени к нам. Лунный свет упал на её лицо. Рядом со мной Луций глубоко втянул воздух и отшатнулся. У меня самого, хоть я и ожидал чего-то подобного, внутри всё похолодело.
Передо мной стоял молодой человек в изорванном плаще. Короткий чёрные волосы были все в крови, точно так же, как и шея – её словно перерубили надвое, а потом каким-то образом снова сложили вместе. С белого, как мел, испещрённого кроваво-красными вздутиями лица смотрели глубоко запавшие тёмные глаза. Когда же Фурия заговорила, её приятный мягкий голос прозвучал резким контрастом с её кошмарным обликом.
- Ты обо всём догадался.
- Да.
- Это ты приходил к нам сегодня утром?
- Да, я.
- Кто меня выдал? Ведь не Клето? – спросила она шёпотом, украдкой бросив взгляд назад, где оставался её телохранитель.
- Никто тебя не выдавал. Я обнаружил этот ход днём.
- Вот оно что. Ход. Мой брат велел вырыть его, когда началась война – чтобы в случае чего мы все могли бежать. Но когда это чудовище сделалось диктатором, бежать стало уже некуда.
- Твой брат действительно был противником Суллы?
- Нет. То есть мой брат не был опасен для Суллы; он не стал бы ничего предпринимать против него. Зато нашлись те, кто был рад оговорить его – просто для того, чтобы завладеть всем, что у него было.
- То есть, Фурия внесли в проскрипции ни за что?
- Его внесли в проскрипции из-за этой алчной твари! – вскричала она. Я покосился на Луция; к столь нелестному отзыву о своей давней доброй знакомой тот отнёсся на удивление смирно отнёсся.
- Но ты же поначалу преследовала лишь Тита…
- Только для того, чтобы Корнелия поняла, что ожидает её. Тит был ничтожество. Трус, слабый человек, из которого Корнелия вила верёвки. Спроси её сам. У него никогда не хватало духу слово ей поперёк сказать. Боялся её, как огня, и делал то, что она хотела – даже если она хотела погубить ни в чём неповинного человека. Это Корнелия уговорила своего расположенного к ней родственника Суллу внести имя моего брата в проскрипции – просто потому, что хотела прибрать к рукам наш дом. Она возомнила, что раз в нашем роду после смерти Фурия больше не останется мужчин, то это сойдёт ей с рук.
- Но теперь ты должна остановиться. Ты и так сделала достаточно.
- Нет!
- Жизнь за жизнь, - сказал я. – Жизнь Тита за жизнь Фурия.
- Нет! – вскричала она. – Не жизнь за жизнь – гибель за гибель! Разве смерть Тита вернула нам наш дом, наше достояние, наше доброе имя?
- А разве смерть Корнелии вернёт вас всё это? Фурия, уймись. Иначе рано или поздно тебя поймают. Ты сумела отомстить наполовину – так удовольствуйся же этим. Остальное оставь богам.
- Ты расскажешь ей? Про меня?
Я ответил не сразу.
- Скажи мне, Фурия – но только правду: ты столкнула Тита с балкона?
Она смотрела на меня прямо и непреклонно; тёмные глаза в лунном свете казались двумя осколками оникса.
- Тит сам бросился с балкона. Решил, что ему явился лемур моего брата, и не смог вынести чувства вины.
Я кивнул.
- Уходи. Уходите оба. Возвращайся домой, к своей матери, к своей племяннице и вдове своего брата. И не приходи сюда больше.
По лицу её заструились слёзы. Странное это было зрелище – плачущий лемур. Она окликнула раба; вдвоём они двинулись сквозь заросли и скоро исчезли в темноте.
К дому мы поднимались молча. Очень скоро Луций перестал стучать зубами от холода и начал сопеть и отдуваться. У самого дома я остановил его.
- О Фурии ни слова.
- Но как же…
- Скажем, что нашли лаз и караулили возле него; но никто не появился. Видимо, его отпугнуло наше появление. Если оно снова начнёт появляться, пусть выставит охрану или делает, что хочет.
- Но Корнелия же будет думать, что лемур – или кто он там - может вернуться в любой миг.
- Вот и пусть так и думает.
- По-твоему, Корнелия не заслуживает того, чтобы жить спокойно?
- По-моему, если Корнелия чего-то и заслуживает, то только той участи, которую уготовила ей Фурия. Скажи мне, ты знал, что она просто-напросто уговорила своего родственника Суллу вписать Фурия в проскрипции – потому что её приглянулся его дом?
Луций прикусил губу.
- Я… В общем, я догадывался. Но ведь не одна же она такая. Так все делали – те, кто со связями.
- Нет, не все. Ты же не делал.
Он застенчиво улыбнулся.
- Верно. Но ведь Корнелия не заплатит тебе полностью из-за того, что ты никого не поймал.
- Пускай.
- Я возмещу тебе разницу, - решительно сказал Луций.
Я положил руку ему на плечо.
- Кого встретишь реже, чем верблюда в Галлии? – Он недоумённо наморщил лоб, и я расхохотался. – Честного человека в Риме, вот кого!
- Но как ты догадался?
- Я говорил тебе, что побывал сегодня утром на Целии. Не сказал только, что разговорился с рабыней из дома напротив. От неё я узнал много любопытного. К примеру, что маленькая дочь Фурия ничего не взяла от матери, зато вылитая тётя – сестра своего отца. А это значило, что Фурия очень похожа на брата, и вполне сойдёт за него в молодости, стоит ей лишь остричь волосы и одеться по-мужски.
- Но этот её ужасный вид…
- Ну, это уже проще. Когда вдова Фурия вышла из дому и отправилась рынок, я пошёл за ней – посмотреть, что она будет покупать. Она купила среди всего прочего бутыль телячьей крови и ягоды можжевельника – дала их нести дочке.
- Ягоды?
- Ну да. Фурия порезала их надвое и налепила половинки себе на лицо. А кровью вымазала шею и волосы. Что же до всего остального, то мы с тобой можем только гадать, насколько изобретательны могут оказаться женщины, объединённые жаждой мести. Фурия очень долго оставалась в четырёх стенах, почти не выходя на улицу – этим объясняется её бледность и то, что никто не заметил, что она отрезала волосы. Да, замечательная женщина. – Я покачал головой. – Странно, что она не вышла замуж. А впрочем, удивляться на приходится. Война, смерть обоих братьев, конфискация имущества, потеря положения в обществе... Если у неё и был жених, то он либо погиб, либо отказался от неё. Да уж, несчастье как камень, брошенный в спокойную воду – круги от него расходятся всё шире и шире.
Домой я возвращался с тяжёлым сердцем. Бывают дни, когда видишь слишком много той мерзости, что есть в этом мире; и лишь долгий спокойный сон в безопасности и уюте своего дома возвращает способность радоваться жизни. Всю дорогу я пытался изгнать из памяти лицо Фурии, думая о Бетесде и Эко. Меньше всего я в этот момент думал о своём соседе и его полчищах лемуров. Я не вспомнил о нём даже тогда, когда проходя мимо стены, за которой находился его сад, ощутил знакомый запах горящих листьев. Но тут скрипнула деревянная дверь в стене, и меня окликнул хриплый шёпот.
- Сыщик! Хвала богам, ты вернулся.
В дверях стоял давешний старый раб – тот, что тогда сгребал в саду листья. Казалось, он был охвачен приступом. Хотя высота дверного проёма позволяла выпрямиться в полный рост, он стоял согнувшись. Зрачки были расширены; челюсть мелко тряслась.
- Господин посылал за тобой. Нам сказали, что ты должен скоро вернуться. Но когда приходят лемуры, время останавливается. Прошу тебя, иди сюда! Спаси нашего господина – спаси нас всех!