Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 48

Я едва сдержал ругательство.

- Значит, оно было тут исчезло, и никто не пытался задержать его.

- Да, - с раскаянием сказал Луций. – Но когда я окликнул его, оно остановилось и обернулось, это было уже в атриуме; и получилось так, что лунный свет упал на его лицо.

- И ты хорошо его разглядел?

- Да. Я достаточно хорошо знал Фурия в лицо, чтобы узнавать на Форуме. Так вот, при всех этих ужасах – пятна на коже, сломанные зубы, жуткая усмешка – это было лицо Фурия, точно тебе говорю.

Корнелия вдруг пошатнулась, хватая ртом воздух, и стала оседать на пол. Луций подхватил её и стал звать на помощь. Прибежали служанки, подхватили госпожу под руки и бережно повели в спальню.

- Так было с Титом последние дни, - вздохнул Луций. – Он вдруг слабел, не мог дышать, жаловался, что у него кружится голова. Говорят, это признаки воздействия лемура.

- Или же муки нечистой совести. Луций, покажи-ка мне. Где ты видел этого лемура. Посмотрим, не оставил ли он следов.

Луций повёл меня по проходу и остановился в нескольких шагах от двери в свою комнату.

- Здесь, - сказал он. – Ночью сюда падает свет луны, и я смог его разглядеть.

Я присмотрелся внимательнее и принюхался. Луций последовал моему примеру.

- Запах мертвечины, - пробормотал он. – Лемур оставил после себя запах своей гниющей плоти.

- Запах, конечно, не аромат, - согласился я, - но это не мертвечина. Ага, вот и след.

На известковых плитах пола ясно отпечатались два тёмных пятна – следы сандалий. Я двинулся по проходу, разглядывая пол. В ярком утреннем свете были ясно видны следы, идущие в обоих направлениях. К спальне Корнелии вели многочисленные отпечатки, они наступали друг на друга и скоро сделались неразборчивыми. Следы, ведущие в обратном направлении, были много слабее и без пяток, словно оставивший их удалялся на цыпочках.

- Он остановился здесь, как ты и сказал, а потом пустился бежать. Зачем лемуру бежать на цыпочках, хотел бы я знать? И в чём это он изгваздался, что так наследил?

Я опустился на колени и стал разглядывать следы, едва не касаясь их носом. Луций, забыв патрицианскую гордость, последовал моему примеру.

- Фу! – заявил он, морщась. – Запах гниющей плоти!

- Никакая это не гниющая плоть. Обычная вонь от испражнений. – Я выпрямился. – Пойдём, посмотрим, куда ведут эти следы.

Следы привели по проходу за угол к закрытой двери.

- Это выход на улицу?

- Нет, - смутившись, ответил Луций, к которому вернулась вся его патрицианская чопорность. – Это домашняя уборная.

Как и следовало ожидать, уборная столь утончённой женщины, как Корнелия, была роскошной и идеально чистой; только на полу темнели коричневые следы. Оконца под потолком были забраны решётками. Подойдя к мраморному стульчаку, я всмотрелся в темноту отверстия, в уходящую вниз свинцовую трубу.

- Она идёт прямо по склону Палатинского холма в Клоаку Максима и оттуда в Тибр, - гордо сказал Луций. Наши патриции стесняются говорить о телесных отправлениях, но римской канализационной системой они заслуженно гордятся.

- Человеку туда не пролезть, - заметил я.

- Человеку туда? Как тебе это только в голову пришло!

- Но как-то же он сюда попал. Есть тут кто-нибудь из слуг?

Прибежавший на зов мальчишка-раб отыскал для меня скребок.

- Что ты задумал, Гордиан? Осторожнее, эта плитка очень дорогая, она из лучшего камня! Не расковыривай её!

- Да тут и ковырять не надо, смотри. – Я поддел скребком одну из плит, и она поддалась без сопротивления.





- Ого! – Луций уставился в открывшееся отверстие. – Да здесь лаз! Подземный ход!

- Похоже на то.

- Кому-то надо туда спуститься!

- И не проси. Я туда не полезу, даже если Корнелия посулит мне двойную плату.

- Что ты, Гордиан, я вовсе не тебя имел в виду. – Луций посмотрел на мальчишку-раба, принесшего мне скребок. - Вот он парень щуплый, пролезет.

Мальчишка попятился, умоляюще глядя на меня.

- Думаю, не стоит рисковать. Лемуров там, пожалуй, и нет, но могут быть ловушки. К тому же парень может напороться на скорпиона или разбиться о камни, а это ни к чему. Выход из лаза мы найдём и так – он, скорее всего, идёт в том же направлении, то и канализационная труба.

Так оно и оказалось. Разглядывая с балкона уходящий вниз склон, мы прикинули, где канализационная туба спускается в долину между Капитолием и Палатином, чтобы войти в проходящую там Клоаку Максима. У подножия Палатина, на замусоренном пустыре, куда выходили задами склады и амбары, я заприметил густые заросли кустарника. Даже лишённые листвы, они были настолько плотными, что разглядеть с балкона, что там находится, не представлялось возможным. Мы стали спускаться. Луций, слишком тяжёлый и неповоротливый, очень скоро запыхался, да и его одежда и обувь явно не подходили для таких экскурсий; всё же он упорно следовал за мной. Наконец мы спустились и стали продираться в гущу зарослей, ныряя между ветками и отводя от лиц острые сучки. Наконец упорство наше было вознаграждено. За густыми ветвями кипариса скрывался лаз; и когда я заглянул внутрь, последние сомнения развеялись: то был выход из подземного хода, кирпичной кладкой и строительным раствором. Раствор был наляпан кое-как, многие кирпичи успели выпасть. Лаз был достаточно широк, чтобы человек мог пролезть без труда; но вонь наверняка отбивала бродяг или любопытных мальчишек всякую охоту туда соваться.

Ночью здесь должно быть совершенно безлюдно. Человек – или лемур – может пробраться через этот лаз в дом, а потом уйти тем же путём, и ни одна живая душа его не заметит.

Насколько безлюдно, мы убедились той же ночью, затаившись в кустах в нескольких шагах от подземного хода. Я предупредил Луция, что просидеть в засаде наверняка придётся всю ночь, и вполне возможно, зря; но Луций настоял на том, чтобы отправиться со мной. Он предлагал нанять для охраны каких-нибудь головорезов из Субуры; но я отговорил его. Если моя догадка верна, они нам не понадобятся, а лишние свидетели в таком деле ни к чему.

- Ну и холодина, - проворчал Луций. – И сырость до костей. Да ещё ни зги не видно. Сдуру мы сюда попёрлись. Что нам мешало в доме его поджидать? Схватили бы его, как только показался бы из хода, и не мёрзли бы тут. Так нет же, надо было сюда тащиться сидеть тут, поджидая незнамо кого и трястись при каждом звуке.

- Я не просил тебя сюда тащиться, Луций Клавдий. Мог оставаться дома.

- Ну да, и Корнелия сочла бы меня трусом.

- Да какая разница, что она подумает, эта Корнелия?

Я прикусил язык. Холод и сырость здорово действовали на нервы. Луна спряталась за тучами, темно было, хоть глаз выколи; к тому же моросил противный дождь. Ночной холод забрался под плащ; меня проняла дрожь. Луций стал стучать зубами от холода. Мало-помалу подступила жуть. Что если я ошибся, и тот, кого мы здесь поджидаем, вовсе не человек?

Хруст сломанной ветки. Потом ещё и ещё. Кто-то – или что-то – пробиралось сквозь заросли. И двигалось к нам. Луций схватил меня за руку.

- Их много!

- Нет. Судя по звукам, только двое.

Шаги приблизились вплотную, затем свернули в сторону – к старому кипарису, где прятался выход из подземного хода. Послышалось приглушённое ругательство.

- Ход закрыт!

Этот голос я уже слышал сегодня. Раб из дома на Целии

- Может, он обвалился?

При звуках этого голоса Луций снова схватил меня за руку, но уже не со страхом, а с удивлением.

- Нет, - громко сказал я. – Мы завалили вход специально, чтобы вы больше не могли пробираться в дом.

На миг стало тихо, потом послышался торопливый шорох.

- Стойте, где стоите! – выкрикнул я. – Так будет лучше для вас самих. Стойте и слушайте меня!

Шорох прекратился, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь взволнованным дыханием и торопливым перешёптыванием.

- Я знаю, кто ты, - продолжил я. – Знаю, зачем ты здесь. Я не желаю тебе зла, но нам надо поговорить. Ты будешь говорить со мной, Фурия?