Страница 4 из 9
Но как именно бороться, Анна не знала, так же как и не знала, чего ожидать от жизни, от будущего, да и есть ли у нее это будущее.
Приоткрыв дверь маленькой спальни и выйдя в сени, она подошла к входной двери, несколько раз сильно дернула за ручку, которая, увы, не поддавалась. Дверь была заперта.
Ключи, естественно были у ее, так называемых, хозяев, которые, судя по всему вовсе не собирались позволить Анне покинуть курень без их на то, высочайшего соизволения. Подойдя к окну и дотронувшись до беленой стены, она внимательно вгляделась вдаль, заинтересованным взглядом скользнула по деревянной лавочке у дома, чуть поодаль находившемуся навесу для угля, плетеному из лозы забору с висевшим на нем глиняным кувшином.
Грустно улыбнувшись, Анна подумала о том, какой резкий контраст это милое убранство казачьего куреня и база составляет с их жестокостью.
Светло-голубое, перемежающееся ватно-белыми облачками небо на горизонте окрасилось ярко-алым цветом, занималась заря, приходил новый день. А еще, совсем недалеко, неспешный в своем величии тек Дон. Он был совсем близко, но и теперь, так же как в детстве, она по-прежнему не могла там искупаться. Ведь, как когда-то опасался отец, она оказалась в клетке.
Облокотившись о небольшой столик, накрытый клеенкой, она заметила стоявший на нем кувшин с молоком, кружку, несколько яблок на деревянной тарелке и кусок каравая из белого хлеба, лежавший рядом.
Глядя на всю эту нехитрую, но с такой силой манившую к себе снедь, Анна закусила губу. Она и впрямь очень хотела есть, но прикасаться к пище своих врагов, называвших себя ее хозяевами не собиралась.
Во всяком случае, пока они этого не видят. Она не желала давать повод попрекнуть себя их куском.
Все же, душистый аромат каравая неуемно манил к себе и Анна отломила кусочек чуть подрагивающими от слабости длинными пальцами. Но так и осталась стоять, чуть сжав его в руке, не решаясь поднести к губам.
— Оголодала, поди? Ешь, небось. Энто тебе. — Она не заметила, как подошел Аникей.
— Благодарю, но я не хочу есть. — Анна положила кусочек обратно на клеенку.
— Будя тебе. Ешь давай. Слухай, чего велю, — подойдя к Анне, он отломил другой кусок — побольше и поднес его к ее губам, откровенно любуясь их красиво очерченным изгибом.
— Нет, Вы не заставите меня, Аникей… Андрианович, так? Простите, если я запамятовала Ваше отчество, Вы ведь велели называть Вас по отчеству, потому что Вы — мой хозяин? — горько улыбнувшись, она посмотрела Аникею прямо в глаза.
Взгляд его темно-серых глаз заставил Анну покраснеть и опустить голову.
— Не хочешь, значится? — уголки его губ тронула легкая усмешка.
Откусив кусок каравая, он быстрым движением притянул Анну к себе и прижался к ее губам своими, протолкнув кусок ей в рот.
Отпрянув, она прижала руку к губам.
— Не будешь исти, так буду кормить, — рассмеялся Аникей.
Анне ничего не оставалось, как разжевать и проглотить кусок. К ее удивлению, ей не захотелось его выплюнуть, наоборот, ощутив на языке вкус свежеиспеченного хлеба, аппетит проснулся и она быстро доела оставшийся каравай, запивая его молоком.
— Здарова заревали. — Зевая, вошла в сени Евдокия, жена Аникея. — Очунелась, девонька? — улыбаясь, она подошла к Анне, внимательно вгляделась в ее лицо, провела рукой по смуглой, чуть впалой щеке.
— Ешь, Нюра. Ты вона как исхудала, надысь привез тебя Аникушка, щечки круглые были, а таперича худа дюже.
Но, неожиданно нахмурившись, она уже строго, без улыбки, посмотрела на Анну:
— А чего это ты дверь открыть щеналась? Я не спала, слыхала. Уж не удумала ли побег?
— Даже если так? — приподняла бровь Анна. — Каждый человек имеет право бороться за свою свободу. Каждый. — Она не боялась говорить то, что думает.
Какая разница, что произойдет с ней дальше, если самое страшное уже, кажется случилось.
— Вона как? — Анне показалось, что во взгляде Аникея мелькнула обида, но затем они вспыхнули гневным пламенем. — Мы со всем добром к тебе, а ты бежать? Кто надысь выхаживал, кто от смерти спас?!
Анна невольно почувствовала укол совести, ей стало стыдно. Аникей говорил правду, и если бы не он, то ее, скорее всего, расстреляли бы вместе с остальными.
С другой стороны, она, возможно, и сама предпочла бы смерть своему нынешнему положению бесправной рабыни.
— Ничего, дадим тебе окорот. Будешь знать. — Аникей резко толкнул ее вперед, к выходу.
Еще мгновение назад, Анна готова была попросить прощение и объяснить, что хотела лишь подышать свежим воздухом, хотя бы ненадолго выйти из душного куреня, но теперь решила сохранять молчание и достоинство. Она не станет унижаться перед этими людьми.
Аникей с Евдокией привели Анну в небольшой сарай, находившейся за куренем.
Подведя ее к стене сарая, Евдокия ловко перехватила ее руки, завела за спину и крепко сжала их, лишая возможности сопротивляться. Подошедший Аникей связал ей руки толстой веревкой.
Анна чуть ли не до крови закусила губу, чтобы не разрыдаться. Неужели недавний кошмар повторялся вновь? На этот раз было даже хуже — руки скрутили за спиной, и это было еще неудобнее и больнее. А главное — безумно унизительно.
Но то, что случилось после, вызвало у Анны дикий, сжимающий сердце до невозможности дышать ужас: стоя лицом к стене и услышав треск ткани, она поняла, что Аникей разорвал у нее на спине старую кофточку.
— Что… вы делаете? — повернув голову, слабым голосом спросила она.
— Зараз увидишь, ягодка, — усмехнувшись, Аникей мимолетно коснулся губами ее щеки.
— Вы привезли меня сюда, для того, чтобы мучить, — по щеке Анны скатилась слеза. — А вовсе не для того, чтобы работать.
— Погоди, успеется. — Ответила Евдокия, убирая с ее шеи черные волосы, связывая их лентой. — Давай, Аникуша. Да токмо не шибко, чтоб не померла, — обратилась она к Аникею, державшему длинный кнут.
Спустя миг, Анна издала громкий стон от пронзающей спину острой, обжигающей боли. Слезы градом покатились по щекам, такой боли она не испытывала еще ни разу в жизни.
Увы, удар не был единственным. Почти сразу, на ее спину обрушился еще один, который показался даже больнее и сильнее первого, и просто сбил с ног. Анна упала на устланный слоем сена земляной пол сарая.
— Будя, — проговорила Евдокия. — Уразумела хучь трошки.
Лежа на полу сарая со связанными за спиной руками, Анна чувствовала себя совершенно раздавленной и беспомощной. Когда Аникей взял ее на руки, чтобы отнести обратно в курень, она желала вновь потерять сознание, провалиться в забытье, как раньше.
— Ну, Нюрушка, ты кубыть работать желала? Будет тебе работа. Дуня тебе все покажет, научит. — Приподняв Анну за плечи, Аникей посадил ее на постели, протянул кружку молока и калач.
Взяв нехитрое угощение из его рук она принялась медленно есть, отламывая маленькие кусочки. Спустя пару дней после экзекуции кнутом спина все еще болела, жгучая обида не утихала, но этой ночью, впервые за долгое время Анне приснился отец.
Он редко ей снился, а в последний год — никогда. Но нынче ночью, в ее сне, он умолял свою Аню не отчаиваться, постараться выдержать это посланное Богом тяжкое испытание и продолжать жить ради матери и сестры. Она обещала ему вынести все невзгоды, обещала жить — жить, несмотря ни на что. И должна сдержать свое обещание. Ведь в детстве, она всегда держала данное отцу слово.
Разве что… лишь однажды его нарушила, когда обещала не трогать шоколадные конфеты до обеда, ведь они были куплены на десерт, а так хотелось попробовать! За тот случай, он ее, конечно, уже давно простил. Но, если нынче она нарушит слово, то он уже не простит никогда. В этом Анна была уверена.