Страница 82 из 100
Меня всегда интриговало то, как Габриэлла справлялась с вынужденной разлукой с младшей сестрой, о которой она заботилась. Когда я с ней познакомился, моей девочке было наплевать на собственную жизнь, но ради ребенка она уже была способна на все. Это еще одна черта ее характера, которую я не могу понять, но не перестаю восхищаться.
Однако до самого последнего времени Габриэлла ни разу не подала ни одного вербального знака, что думает о девочке, да и невербальных признаков почти не было. Она никогда не подходила ни к кому из детей на участке, и каждый раз, когда мы выходили на улицу, Габриэлла отворачивалась, если мы проходили мимо девочки того же возраста, что и Ракель. Эти и другие мелкие неосознанные жесты говорили мне гораздо больше, чем ее молчание. Я знал, что в какой-то момент вопрос будет задан.
Что заставляет меня молча смотреть на ожидающее лицо Габриэллы, так это тот факт, что она использует для этого оказанную мной услугу. Выбор одновременно предсказуем и невероятен.
Предсказуемый, если учесть ее привычку всегда ставить других выше себя, и невероятный, потому что, даже имея возможность просить о чем угодно, она просит о чем-то, что просто не дает ей возможности контролировать.
— И что ты собираешься делать после встречи с ней? — Решаю спросить я.
— Вот для чего мне нужны были деньги от работы. Я бы хотела как-то позаботиться о сестре, пусть даже на расстоянии, чтобы кто-то ухаживал за ней, покупал лекарства.
— Ты заслужила право только на одну просьбу. — Я напоминаю ей, и Габриэлла проводит языком по губам.
— Ты хочешь сказать, что я могу либо увидеться с ней, либо поддерживать ее?
— Я спрашиваю тебя, Габриэлла, чего ты на самом деле хочешь? — Я не должен вести разговор по этому пути, зная, что мне известно.
Мой взгляд устремляется на ящик, где хранился конверт, который Дарио дал мне сегодня днем, пока я решал, что делать с содержащейся в нем информацией. Очевидно, Ла Санта уже решила, как поступить, прежде чем я успел это сделать.
— Я... Я... — Она прорепетировала ответ, но замолчала.
— Мне кажется, ты прекрасно знала, какими будут мои ответы на твои вопросы, детка. И все же ты пришла сюда не потому, что у тебя были просьбы ко мне, а потому, что ты ожидала, что я решу за тебя. Разве этого ты хочешь? Позволить мне решать, что тебе делать с сестрой? — Между нами воцаряется молчание, и Габриэлла не делает никаких движений, чтобы его нарушить, поэтому это делаю я. — Почему сейчас?
— Потому что я не думала об этом до нескольких недель назад.
— Почему?
— Я боялась того, что я буду чувствовать, — признается она без нажима, и я поднимаю руку, чтобы погладить ее по щеке.
— Что изменилось? — Спрашиваю я, и на этот раз ответ занимает немного больше времени.
— Я?
— Это вопрос или ответ, Bella mia?
— Раньше я чувствовала себя виноватой за то, что отказывалась думать о чем-то, что, как я знала, причинит мне боль. Теперь мне кажется, что все, что я делаю, чтобы защитить себя, это не то, за что я должна себя винить.
— Почему, Габриэлла? — Спрашиваю я, поднося большой и указательный пальцы к ее подбородку, чтобы у нее даже мысли не возникло отвести взгляд.
Девочка моргает и размыкает губы, выпуская теплый выдох.
— Потому что никто, кроме тебя, не имеет права причинять мне боль, даже я сама.
Я никогда особенно не верил в утверждение, что в отношениях доминирования и подчинения весь контроль находится в руках подчиняющего, но только до этого момента.
Слова Габриэллы словно заклинание, наложенное на нас, сжимают наши дыхания, пока они не превращаются в единый вздох. Улыбка расплывается по моему лицу, и мне требуется все, чтобы не дать себе поглотить рот Габриэллы в награду за то, что она дала мне то, чего я хотел от нее с самого начала – ее полную и абсолютную капитуляцию.
Я просто соединяю наши носы и закрываю глаза, на мгновение вдыхая ее запах, точно зная, какое воздействие окажут на девочку мои следующие слова. Я жалею, что не могу изменить ход событий, которые уже произошли, только чтобы не причинять ей ту боль, которую, как я знаю, она сейчас почувствует.
— Боюсь, я пока не могу выполнить ни одну из твоих просьб, малашка моя. — Разочарование звучит в ее голосе, как и в ее взгляде, когда она отвечает мне.
— Почему?
— Потому что твоя младшая сестра пропала. — Глаза Габриэллы увеличиваются, пока ее уши обрабатывают информацию.
— Что?
— Последняя запись о Ракель, которую я нашел, это запись о госпитализации, которая произошла через две недели после нашего приезда в Италию. Никто не пришел забрать ее из больницы, и была вызвана служба защиты детей, с тех пор все пошло кувырком.
— Это ты нашел? — Она уклоняется от последней информации, которую я, конечно, ожидал услышать. Она нахмуривает брови, а ее покрасневшие от непролитых слез глаза смотрят на меня. — Что значит последняя информация, которую ты нашел?
— Несколько дней назад я попросил своих людей разузнать о местонахождении твоей семьи.
— Почему? — Две слезинки скатываются по ее щекам, я вытираю одну большим пальцем, но теряю вторую.
— Это еще не все, Габриэлла. — Я не отвечаю на ее вопрос, потому что у меня нет для нее ответа.
— Не все?
— Твой отец, его нашли мертвым в твоем старом доме.
— Мой отец умер? — Спросила она, ее лицо уже исказилось в непонятную болезненную гримасу. Я знал, что исчезновение ребенка оставит ее в шоке, но смерть отца?
Этот человек был помехой всю жизнь Габриэллы, и вот она скорбит о его смерти. Я подтверждаю это кивком, и опустошенное выражение ее лица заставляет меня скрипеть зубами от того, что я не могу остановить это. Я крепче сжимаю руку, обхватывающую талию Габриэллы, и кладу ладонь ей на щеку.
Она наклоняет голову, укладывая ее на изгиб между моим плечом и шеей, и плачет. Малышка оплакивает смерть отца так, словно только что потеряла очень любимого члена семьи, пока, всхлипывая, не поднимает голову, ища моего взгляда с покрасневшим и уже опухшим лицом.
Я впервые вижу, как Габриэлла плачет.
Я видел, как слезы стекают по ее лицу, но опустошенность на нем и явные следы слез для меня беспрецедентны. И они неприятны мне до такой степени, что желание, которое я не раз испытывал в последние несколько минут, желание пощадить Габриэллу, превращается в неисчислимую потребность сделать так, чтобы никогда больше сильная девушка, которую я знаю, не должна была склониться перед болью, которая не подвластна мне полностью и абсолютно.
От понимания на мгновение перехватывает дыхание.
— Фернанда? — Спрашивает она между шумными вдохами.
— Жива и ее местонахождение известно. — По лицу Габриэллы разливается облегчение, и она качает головой вверх-вниз.
— Я хочу изменить свое решение — говорит она между всхлипами. — Мне не нужно видеть Ракель. — Ее голова качается из стороны в сторону в отчаянном отрицании. — Мне не нужно больше видеть ее, если ты этого не хочешь, но, пожалуйста, Витторио, найди мою сестру! Найди мою сестру и сделай так, чтобы у нее была счастливая жизнь. Пожалуйста! — Умоляет она.
Слезы никогда не трогали меня, а унижение, присущее попрошайничеству, всегда вызывало у меня отвращение. Однако болезненный крик Габриэллы дает мне понять, что я сделаю все, чтобы больше никогда его не слышать.
— Тебе не нужно ничего менять, моя дорогая. Я сказал тебе, что пока не могу исполнить твое желание, но я найду твою сестру, и когда это случится, ты сама выберешь, что с этим делать.
— Обещаешь? — Просьба прозвучала едва слышным шепотом.
— Клянусь честью.
ГЛАВА 56
ГАБРИЭЛЛА МАТОС
— Я принесла булочки, которые ты любишь, — говорит Рафаэла, входя в комнату Витторио и включая свет.
Я зажмуриваю глаза, чувствуя, как в них вонзаются иголки, а монстр, поселившийся в моей утробе, решает, что сейчас самое время поточить когти о стены своего нового дома. После нескольких месяцев отсутствия каких-либо признаков месячные появились в самый неподходящий момент, да еще и в худшем варианте. Боль в животе заставляет меня извиваться на простынях, в то время как раскалывающаяся голова посылает в мозг резкие импульсы, которые могут быть направлены только на то, чтобы свести меня с ума.