Страница 100 из 100
По лицу Коппелине стекает одинокая слеза, и это последнее чувство, которое я позволяю ему испытать, потому что оно доставляет мне удовольствие.
— Добро пожаловать в забвение.
ЭПИЛОГ
ГАБРИЭЛЛА МАТОС
ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…
— И жили они долго и счастливо. — Я закрываю книгу и смотрю на троих детей вокруг меня.
Близняшки заснули, как обычно, они никогда не дочитывают истории до конца, и мне всегда приходится пересказывать их на следующее утро. Потому что в два года их еще не научили, что мир создан не для того, чтобы служить им, как бы ни хотелось их отцу создать видимость того, что это так.
Давид, однако, держит глаза открытыми, совершенно не спит. Он всего на год старше девочек, но если они, кажется, пришли в этот мир, чтобы их желания исполнялись так, как не исполнялись мои, когда я была в их возрасте, то Давид, похоже, родился, чтобы наблюдать и контролировать окружающий мир, в точности как его отец.
Я глажу свой раздувшийся на шестом месяце беременности живот и гадаю, каким будет новый ребенок. Похож на меня? На Витторио? Ни на кого из нас?
Я знала, что рожу Витторио детей, потому что он хотел их, и в этом мире нет ничего, что я не сделала бы, чтобы удовлетворить желания моего Дона. Я удовлетворяю себя, удовлетворяя его, и годы не изменили этого.
Более того, они усилили удовлетворение, заключенное в каждом "да". Но я боялась, какой будет жизнь этих детей, я и сейчас боюсь, особенно за мальчиков. У Давида, старшего сына, есть все шансы пойти по стопам отца и однажды стать лидером Саграды.
Антонио, который еще даже не родился, вряд ли далеко уйдет от дерева, с которого он родом. Тело, душа, разум и сердце моего мужа принадлежат Саграде, и он учит этому наших детей при каждой возможности, даже когда не старается.
Витторио - прекрасный отец, он не просто воспитывает, он любит наших детей всем своим колючим сердцем и заботится о них так, как я всегда мечтала, чтобы заботились о моих детях. Я люблю своего мужа, но я также знаю его…
И человек, который омыл кровью землю Катании, пытаясь найти меня, это не тот человек, который, независимо от того, во сколько он возвращается домой и провел ли он день, отнимая жизни или управляя компаниями, заходит в комнаты наших детей, чтобы поцеловать их спящие головы.
Было время, когда я боялась, что Витторио не сможет стать для наших детей тем, кем он является для меня, – не просто защитником или надежным убежищем, он – все. Воздух, которым я дышу, и земля, по которой я хожу. А для наших детей он пошел дальше, он стал героем, хотя количество людей, в жизни которых Витторио был или есть злодеем, неизмеримо.
Полностью превратиться в его партнера было нелегко, потому что, хотя я принимаю и люблю каждую частичку и инстинкт Дона, многие из них не мои, и, несмотря на то, что рука Витторио заставляла каждого члена La Santa поклониться мне, потребовались годы, чтобы я перестала быть той, с кем они должны мириться, и стала Матерью семьи, которой все восхищаются и которую все уважают.
— Мама! — зовет Давид, и я смотрю на своего мальчика, у которого голубые глаза его отца. Я глажу его темные волосы, на секунду желая, чтобы мир никогда не коснулся его своей жестокостью.
Я не смею превращать желание в молитву. Прошло уже много времени с тех пор, как я оставила в прошлом эту наивность.
— Да, мой мальчик.
— А Антонио тоже будет засыпать посреди рассказов? — Невинный вопрос заставляет меня смеяться.
— Не знаю, сынок. Нам понадобится время, чтобы это выяснить. — Давид кивает своей маленькой головкой, соглашаясь.
— Папа скоро вернется? — Он сразу же задает вопрос, как я и не сомневалась. Давид задает этот вопрос каждый вечер.
— Не знаю, но тебе пора спать, независимо от того, во сколько придет твой отец. — Он снова качает своей маленькой головкой, и я ласкаю его маленькую щечку. Я наблюдаю, как его глаза закрываются, и мой старший сын притворяется, что снова засыпает, как он делает это каждую ночь.
Я смеюсь, вспоминая, как когда-то давно его отец сказал мне, что, когда я хочу притвориться спящей, я должна не краснеть. Может быть, когда-нибудь я научу этому Давида, а может, и нет.
По моему позвоночнику пробегают мурашки, и мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, что сегодня Давиду повезло. Я испускаю долгий вздох, чувствуя каждой фиброй своего тела реакцию на приближение Витторио, даже после стольких лет.
Я не слышу его шагов, когда он входит в комнату для девочек. Я никогда их не слышала, но его низкий голос завладел всеми моими чувствами, когда он заговорил со мной.
— Привет, дорогая, — бормочет он, целуя мои волосы.
— Привет, любимый мой, — отвечаю я, слегка откидывая шею назад, чтобы он поцеловал мой лоб, а затем и губы. Рука Витторио находит мой живот и медленно поглаживает его.
— Как поживают мои дети?
— Отлично! — Я улыбаюсь. После всего, что мне пришлось пережить, я не думала, что мне так понравится быть матерью. Но под руководством Витторио я поняла, что у меня никогда не было проблем с заботой, я просто хотела, чтобы обо мне тоже заботились. — Этого спящего мальчика, — говорю я, подмигивая мужу и кивая на Давида, — нужно отнести в его комнату. — Ты сможешь это сделать?
— Спит, да? Какая жалость, я хотел показать ему новую кобылу, которую собираюсь завести в конюшню, — говорит Витторио, и Давид тут же открывает глаза, заставляя меня рассмеяться.
Я целую белокурые головы Катерины и Маддалены, потом нос Давида, а затем встаю, чтобы дать ему возможность побыть с отцом. Счастье переполняет меня, циркулирует по венам, словно кровь, и с каждым шагом в сторону своей комнаты я чувствую, как ритм в моей груди немного ускоряется.
Почти полчаса спустя, когда дверь открывается и проходящий мимо мужчина застает меня на коленях на кровати, мое сердце колотится в горле, совершенно одуревшее от предвкушения. Я прикусываю губу, пробегая глазами по его телу, еще более мускулистому, чем при первой встрече, затем по его волевому лицу и волосам, в которых уже кое-где пробивается седина.
Топик на тонких бретельках прикрывает мою грудь и часть живота, но не скрывает мои абсолютно голые ноги и киску, потому что после рождения детей правило "никаких трусиков" действовало только в нашей спальне. Витторио пробегает взглядом по всему моему телу, распаляя меня, прежде чем сократить расстояние между нами и потянуться, чтобы коснуться ошейника на моей шее.
— Какой сегодня день, малышка?
— День, когда ты впервые пометил меня полностью, сэр.
— И как я это сделал?
— Трахая каждую дырочку в моем теле и кончая в них все.
— И как мы празднуем это каждый год, малышка?
— Новыми отметками, сэр. — Он приближает свое лицо к моему и скользит носом по моей коже, вдыхая мой запах, прежде чем поцеловать в губы.
Витторио отстраняется только тогда, когда я уже не могу дышать, и устраивается позади меня. Он расстегивает на моей шее чокер и позволяет ему скользить по моей коже, пока он не падает на матрас. Холодное прикосновение новой драгоценности леденит меня, и мне не нужно зеркало, чтобы понять разницу между старым и этим: новая роза, шестая. По одной за каждый год, когда я полностью принадлежу ему.
Было время, когда я больше всего на свете хотела принадлежать ему. Сегодня, когда мой муж целует меня и обожает каждый сантиметр моего тела своими руками, губами и членом, я лишь благодарю Ла Санту за полученную благодать, потому что я не сделала ничего, чтобы заслужить ее, но я была благословлена.
Переводчик канал t.me/HotDarkNovels
КОНЕЦ