Страница 8 из 11
- Найдем озеро, - шипит мне в ухо Ясид, – спасем жизнь Поселку. Ты понимаешь?.. Да и с городом, с Экосоветом, будет совсем другой разговор.
У Ясида это идея-фикс. Как у Коменданта – построить вал, который защищал бы нас от нашествия пыльных бурь, у Колдуна – молитвой или жертвой вызвать спасительный дождь, а у меня – что Новый Лес это и есть Аглая. Ника называет это сверхценной идеей: переубедить человека, который в нее уперся, обычно не удается. И тут он прав. Я знаю об этом по собственным переживаниям. Дискуссия же с Ясидом на тему шахты вспыхивает у нас постоянно, и бесполезно напоминать ему, что три года назад приезжали уже геологи, привозили соответствующее оборудование, просверлили в округе с десяток скважин, извлекли оттуда множество проб, изучили их, пришли к выводу, что никаких подземных озер в нашем районе не существует. Есть отдельные водоносные, то есть насыщенные влагой пласты, откуда вода просачивается к нижнему горизонту, образуя над ним единую, причем довольно тонкую линзу. Если мы, пробив шахту, начнем качать воду из Каменной балки, то соответственно сократится ресурс в нашей центральной скважине. Вот тебе, Ясичек, и весь праздник. Но Ясида действительно не переубедить: вода под землей есть, ее нужно только найти.
Этот спор выдыхается с уходом беженцев. Они трогаются в дорогу около шести вечера, когда дневная жара начинает понемногу спадать. Видно, как им не хочется уходить из Поселка, но наши «вооруженные силы» недвусмысленно смыкают кольцо, держа «калашниковы» наготове – у беженцев не остается иного выхода.
Уже через час нестройная их колонна, колеблясь, растворяется в серой дымке на горизонте, и мне почему-то кажется, что это уже навсегда.
Пусть даже ведет их, опираясь на посох, сам дед Хазар.
Ни до какого города они не дойдут.
Дома меня ждет сюрприз. Когда я, сильно замотанный всем сегодняшним днем, открываю дверь в кухню, рассчитывая, что хотя бы здесь скроюсь от угнетающей лавины забот, то первое, что вижу – девочку лет пяти, сидящую на коленях у Лельки. Она смуглая, с глазами, будто спелые сливы, в цветастом платье, в котором я узнаю старую лелькину блузку, а по бокам головы у нее, как проволочные, торчат, загибаясь вверх, две тощих косички, увенчанные синими бантиками.
Я застываю как вкопанный.
И прежде чем успеваю что-то сказать, Лелька твердым голосом сообщает, что девочку зовут Айгуль, родителей у нее нет, ей в самом деле пять лет, и она будет жить у нас. Лелька, оказывается, уже все продумала: воды, которою привез Ника, девочке, хватит на четыре – пять дней, а за это время она, Лелька, добьется от Коменданта увеличения нашей семейной нормы. В крайнем случае будет отдавать часть своей пайки, потому что ей самой столько не надо.
Как же, разбежалась, так ей Комендант и обрадуется! Да он над каждым литром воды трясется, как курица над снесенным яйцом.
Я перевожу взгляд на Ясида, но Ясид нейтрально пожимает плечами. Он-то, разумеется, понимает, что все это бред, но воспринимает его как жизнь, которая вот такая и не может быть никакой иной.
Ясид мне здесь не союзник.
- А что я могла сделать? – яростно восклицает Лелька. – Ты же видишь, сто километров по Мертвым Землям ей не пройти. Как она вообще до нас доплелась? А в городе – что? Куда она денется?
Девочка смотрит на меня с испугом.
Ладно, извергать громы и молнии у меня сейчас просто нет сил.
Я безнадежно машу рукой.
Айгуль так Айгуль.
Впрочем, с утра я сразу же иду к Коменданту: что бы там Лелька ни воображала, но без дополнительной нормы воды нам не прожить.
Коменданта моя просьба, конечно, в восторг не приводит. Однако, вопреки ожиданиям, он относится к ней довольно спокойно. Морщится по привычке, крякает, чешет свежевыбритый, костяной, сизый затылок, так что тот аж скрипит, но все же обещает сегодня же отдать распоряжение Моргунку, который у нас заведует распределением воды из скважины.
Мне везет. У Коменданта сейчас другие проблемы. Он только что получил радиограмму из Экосовета с разъяснениями Указа об эвакуации.
- На вон, почитай!.. – Он сует мне в руки подслеповатый машинописный текст.
Экосовет доводит до нашего сведения, что эвакуация, оказывается, добровольная, рассчитана на три месяца, ей подлежат все четырнадцать поселений, расположенных на Южной дуге. Предполагается, что данную операцию муниципалитеты Поселков проведут самостоятельно: свободной техники, моторизованных повозок, грузовиков и т.д. в распоряжении городских властей сейчас не имеется. Экосовет подчеркивает, что не намерен никого ни к чему принуждать, но поддерживать жизненный минимум автономий больше не в состоянии. Товарные транши им прекращаются с момента обнародования Указа. Вот, именно так!.. В завершение же Экосовет клятвенно заверяет, что все эвакуированные будут обеспечены необходимым жильем, продовольственными пайками и трудоустройством согласно текущим нормам.
- Нет, ты посмотри, что делается! – выкатывая белые от гнева глаза, хрипит Комендант. – Жильем они нас обеспечат, трудоустройством!.. Где они это жилье возьмут?.. Восемь Поселков на Южной дуге, которые еще дышат, это полторы тысячи человек. Распихают нас по развалинам, по окраинам, ни канализации, ни отопления, ничего, крыши там – дыра на дыре!.. Воду, тухлую, будут привозить через день. Мы там просто сгнием!.. Вместо того чтобы начать наконец интенсивную нефтеразведку, выслать на Юг экспедицию, собрать бригады специалистов, пока эти специалисты у нас еще есть!.. С ума там посходили!.. – И заключает, словно вынося приговор. – Нет, я этих идиотских распоряжений исполнять не буду!..
Я, пожалуй, впервые вижу Коменданта в таком состоянии. В нем кипят одновременно и бешенство, и растерянность, и лютая злоба на бюрократов Экосовета, одним росчерком пера перечеркивающих нашу жизнь, и бессилие оттого, что он не в состоянии ничего изменить.
Коменданта можно понять. Уже почти двадцать лет он руководит нашим Поселком: отстоял его от безумных засух, от пыльных бурь, затмевающих небеса, от потоков беженцев, которые в первые годы сметали все на своем пути, от банд мародеров, бесчинствовавших в то же время, был дважды ранен, о чем не устает напоминать, дважды переболел лихорадкой, поднял жизнь практически с пустого места, с нуля, привлек людей, обустроил дома, наладил сельскохозяйственный оборот – и теперь все бросать?
- Ведь что для нас сейчас главное? – выдавленным из хрипа голосом продолжает он. – Главное – продержаться еще несколько лет. Отстоять этот форпост, этот окоп. Подрастет молодежь, построят заводы, фабрики, биологи создадут сорта злаковых, которым никакая засуха не страшна, восстановят лесозащитные полосы, ирригацию какую-нибудь развернут, накопят резервы, двинутся дальше – на Юг… В городе могут решать что угодно, они дальше своих кольцевых застав не заглядывают, а мы тут – один на один с Мертвыми Землями… И пока мы здесь, все, что за нами – наше. А если отступим, оно будет ничье, чужое. Сюда придет тот же такыр!..
До какой степени Комендант взбудоражен ясно становится по тому, что он интересуется у меня, на кого из молодежи, способной владеть оружием, мы в случае чего можем рассчитывать.
Я осторожно спрашиваю:
- В случае чего – это что?
- В случае чего – это когда вот так. – Комендант чиркает ладонью по горлу. – На кого мы тогда можем рассчитывать? Ну – на тебя, на Ясида, это понятно… А вот как Зяблик, Леха Воропаев, Олежек Тимпан?
Я разочаровываю его: и Зяблик, и Тимпан, и Леха уже с неделю, не меньше, ходят на радения к Колдуну.
Комендант скрипит зубами:
- Черт-те что!.. Того и гляди главным у нас станет этот носатый хмырь. Знаешь, что они учудили ночью? Десять баб… извини – женщин… из этой долбанной секты… разделись, понимаешь ли, догола и деревянной сохой – специально сколотили соху – пробуровили борозду по всей южной окраине. Оградили нас, значит, от нашествия темных сил. Бабы тащили соху, Захар шествовал впереди – завывал… Молитвы свои исполнял… Это ж рехнуться можно! Слышал, небось, его песнопения?.. Черт-те что!.. Да остался в этом Поселке хотя бы один здравомыслящий человек?