Этюд с натуры

— Замерзла? — спросил и обнял Марину за плечи.

— Ветерок свежий, не то что внизу.

Вокруг не было ни души, сколько охватывал взгляд — тянулись горные гряды, яйлы. Под кустом боярышника сели отдохнуть. Глотов привлек жену к себе, она потянулась к нему ответно, обвила шею руками. Чувствуя, как разбухает сердце, Глотов скользнул рукой по платью жены и ощутил ладонью жар бедер…

На Садовом кольце повеяло ароматом жареной баранины. Глотов оглянулся, чтобы удостовериться, откуда плывут запахи, и увидел на доме вывеску шашлычной. Ощутил голод, решил зайти поесть.

Народу в зале сидело порядочно, однако за одним из столиков место нашлось. За ним сидела пара — девушка и парень. Он лет двадцати трех, а спутница немного моложе. Интерьер шашлычной, несколько мрачноватый, облагораживала и оживляла чеканка на стенах.

Подошел официант, поклонился и замер в ожидании заказа. Глотов попросил шашлык, но не слишком пережаренный, зелень, бокал сухого вина.

— Отпускаем только бутылками.

— Давайте бутылку.

— Напиток?

— Спасибо. Вина выпью.

Молодая пара за столиком шепталась, видно, разговор вели долгий. Глотов понял, что девушка в Москве проездом. Знакомы давно, ждали встречи, а теперь маются. Уединиться бы им, высказать те заветные слова, которые приберегли, но негде. Вот и скитаются по городу, заглянули в шашлычную.

— Ворчишь и ворчишь, — ласково сказала девушка парню и погладила его руку. Потом наклонилась и украдкой поцеловала. — Не виновата же…

— Предлагал пойти к знакомым? Предлагал. Так нет: чужие люди, чужие люди…

— Меня понять должен.

— Мне плохо без тебя.

— Миленький мой! Вот приеду на дольше…

Неловко было оказаться невольным свидетелем разговора влюбленных. Глотов дождался, когда подадут вино, внимательно принялся разглядывать этикетку на бутылке. Подумал, как пустячны ссоры, придирки. Не вечны люди на земле, жизнь каждого — лишь миг в общем течении бытия, и надо ценить время, дорожить молодостью, наслаждаться ею. Не понимаем, оказываемся глухи, гонимся за призрачным успехом, слишком заняты собой, заботимся исключительно о себе, спохватываемся, когда годы ушли, поблекла красота. Видно, впрямь надо перестрадать, чтобы осознать цену дарованного существования на этом свете.

«Сам лучше?» — подумал о себе. Личные невзгоды выпячивает, а что жена отдала ему молодость без остатка, детей растит — это просмотрел. Была Марина красивой. Была у них любовь…

С чего началось у них?

На учениях, которые были объявлены по флоту, «Стерегущий» отлично выполнил ракетные стрельбы. После разбора действий эскадры экипаж получил благодарность командующего флотом. Вернулись на базу, и на следующий день после подъема флага командир эсминца поздравил офицеров и матросов с успешным выполнением поставленного задания, отметил наиболее отличившихся. Старшина первой статьи Глотов получил кратковременный отпуск на родину.

Через два дня он был в Ленинграде. Сошел с поезда и от Варшавского вокзала зашагал через мост на Обводном канале, радуясь свободе, синим куполам собора на Измайловском проспекте. Он соскучился по городу, видел его как бы впервые. Проехал до Исаакиевской площади, постоял перед собором. «Господи, силою твоею возвеселится царь», — прочел вязь букв над северным портиком. Раньше не замечал этой надписи, хотя приходил с классом на экскурсии. Вспоминал, как учитель физики рассказывал, что именно при строительстве Исаакия в русской науке было сделано открытие огромной важности — физик Якоби разработал гальванопластический процесс, и некоторые скульптуры выполнены новым методом. Глотов обошел собор, отыскал ангелов со светильниками, скульптурные украшения дверей.

Вечером нагрянули друзья по двору — Генка Корнеев и Василий Филиппов. Они после школы пошли учиться дальше: Филиппов поступил в университет, а Корнеев — в Институт инженеров железнодорожного транспорта.

— Нечего сидеть, — шумел Корнеев, — пошли на танцы. На кораблях, наверно, поотстал, рок-н-ролла там на железных посудинах не увидишь.

Они отправились во Дворец культуры имени Кирова. Веселье было в разгаре, когда вошли в Мраморный зал. Остановились неподалеку от двери: трое — ростом под сто девяносто, широкоплечие. Глотов в матросской форме, сшитая на заказ бескозырка привычно сбита на затылок.

Стояли и поверх голов рассматривали танцующих и сидящих на стульях. Послышался озорной смех. Корнеев толкнул Глотова.

— За нами наблюдают!

Владимир повернул голову и увидел девушек. Поглядывая на него, в их окружении стояла брюнетка. Видимо, она была среди них заводилой. Девушка что-то сказала подругам, те снова рассмеялись. Девочка была ничего: черные густые волосы гладко зачесаны и собраны на затылке в тугой узел. Глотов отметил, что волосы у незнакомки естественного цвета, не знали ни краски, ни химических завивок. Прическа сделана по собственному вкусу, без оглядки на моду. Не стала распускать по плечам, а к лицу бы. Видно, трудно потом расчесывать спутавшиеся пряди, потому и укладывает в узел.

— Проверим, что за птаха, — сказал Глотов и, отодвигая с извинениями стоявших на пути, стал пробираться к девушкам. Остановился возле них.

— Разрешите пригласить на танец? — сказал и сделал полупоклон.

— Меня? — переспросила незнакомка, розовея лицом и как бы удостоверившись, что именно ее, а не кого из подружек приглашает матрос на танго.

— Вас…

Он взял ее за руку и повел в круг. Рука у девушки была горячая. Глотов сжал ее от прилива нежности, желая успокоить. Девушка улыбнулась и внимательно посмотрела ему в глаза.

— Марина, — представилась первой, когда они начали танец.

— Старшина первой статьи Глотов.

Девушка засмеялась.

— Зовут вас как, старшина Глотов?

— Ах да… Владимир.

Ему казалось, будто знакомы давно, не встречались только. Весь вечер они не расставались. После первого танца Глотов проводил Марину к подругам, но тут объявили твист, и Марина сама потащила Владимира в круг. Отплясывала с азартом, только коленки мелькали. Раскрасневшаяся, обмахивалась после платочком и улыбалась.

— Люблю танцы, каюсь. Чертенок во мне просыпается, когда музыка зазвучит. В техникуме посмотрел бы, что девчонки на танцах вытворяют. Тут как-то неудобно.

— Ты в техникуме учишься?

— Первый курс заканчиваю. Техникум радиоэлектронного приборостроения. Новое направление, как любит повторять наш директор.

После танцев Глотов провожал Марину домой. Жила она на Васильевском. Решили прогуляться и свернули к Неве. У гранитной набережной тихо покачивались пришвартованные лесовозы, волны набегали и шлепали о днища судов. На палубе первого лесовоза расхаживал вахтенный.

Глотов рассказывал Марине о Балтике, родном эсминце. Возле памятника Крузенштерну под хрипловатую музыку «Спидолы» отплясывали мальчишки и девчонки, видимо десятиклассники. Пиджаки и куртки мальчишек, великоватые для девичьих плеч, делали девочек неуклюжими. Но пары, соревнуясь, лихо выкидывали коленца, никто в азарте не хотел выглядеть хуже. Мелькали белые рубашки ребят, изгибающихся и приседающих.

— Не замерзла? — спросил Глотов.

— Немножко, — ответила Марина и доверчиво прижалась.

— Могу снять суконку и укутать твои плечи. Парням по гражданке проще: сняли пиджаки…

— Снимешь и ты со временем. Нашел из-за чего переживать.

— Осенью уйду в запас. Дембель, как говорят на флоте.

Ему приятно было идти с Мариной, порывался сказать что-то хорошее, но боялся сболтнуть лишнее и отмалчивался. В душе зарождалось чувство нежности, желание защитить девушку от невзгод. Глотов осторожно обнял Марину за плечи, чтобы ей было теплее. Она не отстранилась, подняла глаза и посмотрела, словно хотела убедиться, тот ли он человек, которого желала бы видеть рядом, доверять всецело.

— Мне пора, — сказала со вздохом. — Утро уже, а днем зубрить технологию. Зачет на той неделе. Скучная я у тебя…