Путешествие Американиста

Вскоре после возвращения из писательского Дома творчества, где он сладостно создавал первый вариант своей книги, в суматошные часы предновогоднего дня, когда так убыстряется старое время, как будто завтра начнется совсем новое, Американист получил вдруг поздравительную открытку от Саши, своего коллеги из Вашингтона, и в том же конверте журнальную вырезку, на тридцать страниц, с новой большой статьей Томаса Пауэрса, где тот описывал и впечатления своих московских встреч.

Американист спешно полистал статью и удостоверился: его опыт не удался! Американец не прочел и ие услышал газетных излияний Американиста.

Это был чувствительный удар не только по самолюбию, ио и по надежде. Говорят о контактах с внеземными цивилизациями. А есть ли между земными? Он отлично отдавал себе отчет в малости и частности своего опыта, но в то же время исключал случайность полученного результата. Так тесен ли мир? Находим ли мы друг друга? И если такой встревоженный американец не слышит тебя в такое опасное время, то что же пас в самом деле ждет?

От этих вопросов ои не мог забыться и за городом, среди лечащих душу белых полей и в ту ночь, когда на берегу замерзшей Пахры вместе с Егором, Игорем и Виктором, с женами и друзьями они штурмом брали Новый год, жаря шашлыки на костре.

Издалека, в пляшущих отблесках огня мужчины в зимних куртках и вязаных шапках создавали силуэты средневековых ратников. А вблизи вдруг лезли в голову видения ядерного аутодафе. Когда в костер летел еще один ящик, принесенный со свалки на хозяйственном дворе, его деревянные планки вспыхивали и огненно таяли, напоминая жуткие кадры из сенсационного американского телефильма о ядерной войне — «На следующий день». На этих кадрах, переносящих действие в город Лоуренс, штат Канзас, так же мгновенно, как легкие планки в костре, так же красно вспыхивали, просвечивая через испаряющуюся кожу, человеческие ребра, чтобы через неуловимую долю секунды стать частью обуглившегося скелета, а через другое мгновение — бесследно исчезнуть.

Небо над веселящимися людьми было молчаливым и торжественным.

...Надмирно высились созвездья в холодной яме января.

Потом Американист внимательно и неспешно прочие тал публикацию Томаса Пауэрса «Из-за чего?» и должен был, преодолев обиду, признать, что это было серьезное журналистское исследование, честное и отчаянное. Американец рыл, как крот, и в древнюю историю — до Перикла и Аристотеля, и в новейшую, пытаясь понять, из- за чего может возникнуть ядерная война, есть ли причины, которые могут оправдать ее. Он не нашел никаких разумных причин — в мире, разделенном пропастью двух систем, ни одна не выиграет и обе проиграют в результате ядерной катастрофы. Но воины, убеждал он читателя, никогда не были подвластны логике и здравому смыслу и начинались не потому, что для них находились рациональные основания, а потому, что существовали страх и подозрительность враждующих сторон и армии и оружие были готовы к войне. «Проблема не в злых умыслах той или иной из сторон,— писал он,— по в нашем удовлетворении состоянием враждебности, в нашей готовности идти не тем путем, в том, что мы полагаемся на угрозу истребления, чтобы спастись от истребления».

Томас Пауэрс писал в своей статье, что прежние его публикации вызвали интерес у публики и что оп ц0 отказывается выступать в разных аудиториях, когда его приглашают. После каждого такого выступления следуют обычно вопросы, прежде всего о видах ядерного оружия- как выглядят, как действуют, верно ли, что они так точны, что могут попасть в футбольное поле на другой стороне земного шара? Да, верно. И при таких выступлениях, писал он, он отвечает, как может, на остальные вопросы. И постепенно слушатели расходятся.

Но остается один человек.

Он ждет, когда все уйдут, этот последний человек с последним вопросом.

Так же подходят к цыганкам-гадалкам, вроде бы лишь смеха ради, вроде бы без всякого суеверия, но с трепетом душевным, чтобы спросить самое заветное: а сколько мне жить осталось? Гадалки различают таких людей за версту, писал Томас Пауэрс, и он тоже научился сразу же распознавать своего последнего слушателя с его последним вопросом. Человек дожидался, когда все уйдут, чтобы один на один, без утайки, получить доверительный и достоверный ответ.

— А война будет? — спрашивает этот человек. Но нет его, точного ответа, и человек слышит от журналиста: не знаю…

Через некоторое время в редакционной почте получил Американист письмо и от самого Томаса Пауэрса с ксерокопией его статьи и с просьбой сообщить мнение. Нет, американец все-таки не забыл об их летней встрече, о тревожном подтексте их беседы, об их попытке пробиться друг к другу кратчайшим путем — от сердца к сердцу.

Американист вкратце отвечал своему знакомому, что статья его сильная и, увы, мрачная. И направил ему две своих газетных статьи. В первой, в сентиментальных заметках, которые самотеком так и не дошли до американца, содержались знакомые нам рассуждения. Вторая статья касалась впечатлений от новой публикации Томаса Пауэрса. Такие люди, как он, писал Американист, понимают, что мы не можем перевоспитать или переделать друг друга при помощи ядерного оружия. И мы должньї добиваться, чтобы понимающих людей становилось все больше, и это понимание превращать в орудие сохранения и укрепления мира.

Между ними наладилось подобие личной и крайне нерегулярной переписки.

Месяца через два или три пришло ответное письмо из маленького, гористого и лесистого штата Вермонт, где американец жил с женой и тремя дочерьми. Он писал, что долго не отвечал, так как искал переводчика, который перевел бы две статьи Американиста не приблизительным, а точным языком. Он сообщал, что теперь прочитал обе статьи в полном переводе и что ему было интересно взглянуть на себя глазами русского и увидеть путника ядерного века с холщовой сумой. Он сообщал также, что теперь занят темой ядерной зимы. И еще писал, что от издателей своих книг требует выпускать их на такой бумаге, которая не желтеет и не ветшает от времени — тогда его внуки и правнуки без помех смогут узнать, какие проблемы волновали нас в наши дни.

В отношении особо прочной, долговечной бумаги Американист подумал: этакий снобизм, с жиру бесятся. Но по крайней мере утешало, что его знакомый, несмотря на мрачные свои предощущения, надеется дожить до внуков и правнуков и, более того, считает, что им могут быть интересны наши книги.

Примерно через полтора года после первой встречи в Москве они снова встретились очно, когда Американист приехал на президентские выборы, в Нью-Йорке, на дружеской почве Шваб-хауза, у Виктора и Раи. Пауэрс специально прилетел из Вермонта, благо расстояние невелико.

В мыслях эта встреча представлялась Американисту как одна из главных в его новой поездке, как бы раздвигавшей ее журналистский и человеческий смысл. Но оказалась слишком короткой, зажатой в промежутке между двумя другими встречами того дня — с главным редактором влиятельного журнала и главным редактором не менее влиятельной газеты.

Американист узнавал и не узнавал американца, с которым ощущал странную, необходимую и, однако, непрочно-условную связь. Он был проще и как бы случайнее своих умных глубоких сочинений. Казался похудевшим, бородка выглядела менее окладистой, чем в описании Американиста, а голубые щупкие глаза как бы невзначай приглядывались к трем русским и их неамериканской жизни в Америке.

Пауэрс, как выяснилось,сам был родом из Нью-Йорка, где до сих пор проживали его отец и брат. Переселился в штат Вермонт, потому что там дешевле было жить, лучше работалось в тиши и имелась возможность обзавестись собственным домом.

Виктор рассказал ему о Шваб-хаузе, где более двадцати лет сменяли друг друга в квартире на восьмом этаже советские корреспонденты. Краснокирпичный Шваб-хауз собирались превратить в кооперативный дом. Владельцы затеяли эту операцию, чтобы избавиться от действия закона, который не давал им бесконтрольно повышать квартплату жильцам, и получать как можно больше денег. Жильцам предлагалось выкупить квартиры или же покинуть дом к определенному сроку. За трехкомнатную, где когда-то с семьей провел свои нью-йоркские годы Американист, Виктор должен был выплатить двести пятьдесят тысяч долларов. Фантастика! Но это, конечно, окупилось бы лет за десять: в противном случае преемникам Виктора все равно придется снимать новую квартиру где-то в другом месте Манхэттена - за две или три тысячи долларов в месяц! Попробуйте посчитать. Однако редакционная бухгалтерия не заглядывает так далеко вперед и не планирует такой долговременной экономии.