Страница 63 из 84
Строчки о новой вашингтонской сенсации пропали с телеэкрана. Появились другие, более спокойные сообщения, но они уже не читались, воспринимались как антракт в неоконченной истории с динамитом возле памятника Вашингтону. Давали время очнуться и подумать.
Всяк по-своему с ума сходит — не только человек, ио и век. Бедняга свихнулся в стране, где президент требовал — и добивался — сверхвооружений, военные стратеги искали здравый смысл в «ракетном братоубийстве» и где динамит всегда под рукой, как и телеоператоры, чтобы оповестить мир о своем сумасшествии.
Свихнувшийся век и свихнувшийся человек увидели друг друга в зеркале новой сенсации. Не мыслью, а, скорее ощущением, догадкой пробежало это в голове нашего Американиста, и он пожалел, что новейшая новость еще не отлилась в печатные строчки и что нет у него видеомагнитофона, чтобы вырезать ее с телеэкрана.
Высоченный, стосемидесятиметровый гранитный обелиск наши люди в Вашингтоне прозвали Карандашом. На щедро отведенной ему, ничем другим не застроенной территории он и в самом деле торчит как слегка сужающийся карандаш, очиненный на вершине. Наверху смотровая площадка, и ни одна точка в Вашингтоне не дает такого вида на город и его вирджинские окрестности с высоты птичьего полета. К смотровой площадке поднимается лифт — за некоторую плату, а желающие могут пешком пересчитать восемьсот девяносто восемь ступеней (Америка любит точный счет). Впрочем, пешком больше спускаются, читая по дороге пояснения, какие стройматериалы от какого штата поступили при сооружении монумента. Карандаш открыт для посетителей ежедневно за исключением рождества, с девяти утра. Преступник со своим динамитом появился как раз к началу.
Событие снова вернулось на экран телевизора в номере отеля «Эспланада». Полиция, сообщали теперь бесшумно возникавшие строчки, принимает меры. Она вооружилась снайперскими винтовками и благоразумной сдержанностью. Оцепила район происшествия, перекрыла доступ публике, но сама держится на расстоянии, так как человек, пока отказывающийся назвать себя, курсирует возле своего фургона с прибором дистанционного управления в руках и грозит в случае малейшей для пего опасности произвести взрыв. Он также продолжает настаивать на своем требовании…
Сенсация развертывалась. Строчки первоначального сообщения повторялись для тех, кто только что прильнул к телеэкрану, и обрастали новыми подробностями, новым действием. Самый неистощимый на выдумки, сумасшедший и талантливый драматург и режиссер по имени Жизнь еще раз выступал в своем излюбленном жанре документального и одновременно фантастического реализма, который не снился никакому Габриелю Гарсиа "Маркесу.
Гранитный обелиск — это своеобразный географический пуп американской столицы. Если провести прямую линию от мемориала Линкольна к зданию конгресса на Капитолийском холме и другую прямую от Белого дома к мемориалу Джефферсона, то в их перекрестии и очутится торчащий Карандаш. Во всяком случае, такое было задумано еще сто пятьдесят лет назад, когда появился первый проект монумента, но при строительстве, которое закончилось сто лет назад, Карандаш слегка сдвинули, так как точка перекрестия оказалась на зыбком, болотистом месте. «Первый в дни войны, первый в дни мира, первый в сердцах своих соотечественников» — это патетически о Джордже Вашингтоне. От монумента первому до жилища последнего, текущего, президента рукой подать. И динамитчик, по наитию или расчету, фантастически точно выбрал место, откуда обломками памятника первому президенту можно было метнуть в Белый дом, жилище последнего.
Ошеломляющее событие затмило все остальные и шло уже вне конкуренции. Американская жизнь вот так же много раз врывалась на его памяти с неожиданными действующими героями в неожиданном месте, и Американист понял, что, по существу, с его точки зрения, она пишет теперь неожиданный финал его путешествия. И если новость идет номером один, то где-то непременно должна уже быть карти и к а. Специальные выездные телебригады уже должны быть на месте. И, переключая каналы, Американист сразу же напал на картинку. Ее гнали с места действия живьем.
Ах, вот он каков, издали схваченный телевиком одинокий человек возле гигантского монумента. Вот он, безумец, пока еще без имени, ворвавшийся на сцену, и от океана до океана в телезрительном зале, называемом Америкой, уже сидели миллионы людей, вот так же разглядывая и разгадывая человека, который на их глазах, лоб в лоб, шел против ядерной супердержавы. Это был его час, звездный и, быть может, последний. Но если сейчас в его руках был бы не приборчик дистанционного управления, а портативный телевизор, он увидел бы, что телекамера наблюдает его без всякого почтения, бесстрастно и холодно, как какого-то подопытного зверька. Она смотрела на него как бы холодным и зорким оком самого бога, который со своих вершин наблюдает еще один миг человеческой трагикомедии.
Да, он был один у мощного тяжелого подножия уходящего ввысь обелиска, и камера хотела бы, но не могла схватить их обоих сразу — маленького человека и весь гигантский монумент. И когда камера брала во весь рост монумент, человек терялся, пропадал — вот па что он замахнулся. Потом человек снова возникал в кадре, наедине с серой стеной подножия и своим белым, медицинского вида автофургоном. Он был странно одет — в синий комбинезон и шлем с опущенным забралом на голове. И это одеяние мотоциклиста заставляло думать о космонавтах в их скафандрах. Но походка у него была иной, не походкой космонавта, идущего с чемоданчиком в руке и на глазах у всего мира к автобусу, который повезет его на космодром, к ракете и подвигу. Походка динамитчика, прохаживавшегося взад-вперед у своего фургона, была бодренькой и смешной походкой немолодого, невидного, неспортивного мужчины, который, однако, хотел бы выглядеть сильным и уверенным. В руках его действительно был какой-то приборчик с антенной и он держал приборчик на некотором расстоянии от груди, как будто побаиваясь его.
Он хотел произвести впечатление, но вид его выдавал скованность и напряженность, и, несмотря на страшный замах, на объявленную грозную тысячу фунтов взрывчатки, впечатление получалось жалкое. В нем угадывался поздний телевизионный дебютант. Только для своего синхрона этот человек выбрал фантастическое место, на котором повторные дубли исключались и которое вполне могло стать для него местом лобным.
На боку белого фургона с динамитом короткой надписью излагалась благороднейшая программа неизвестного «Задача номер один - запретить ядерное оружие». Несоответствие между историческим масштабом задачи и одиноким маленьким человеком в синем комбинезоне было еще более разительным, чем между ним и монументом.
Действие тем временем продолжало развиваться.
Сообщили: он отпустил девятерых заложников, так и не дождавшись официальной реакции на свое требование.
Сообщили: предположение насчет второго человека, соучастника, оказалось неверным.
Сообщили: президента и участников завтрака, который он устраивал в Белом доме, переместили из зала, где в случае взрыва могли вылететь оконные стекла, в другой, безопасный зал. Жене президента посоветовали сторониться помещений в южной части Белого дома. Официально Белый дом никак не отзывался на угрозу монументу, исходя из того, что происшествие входит в компетенцию полиции.
Вовлекая все больше людей и учреждений, событие распространялось, как круги по воде. Эвакуированы служащие министерства торговли и министерства сельского хозяйства, расположенных неподалеку от Карандаша. Закрыт для посетителей Национальный музей американской истории. Федеральное бюро расследования, парковая полиция, непосредственно отвечающая за порядок в национальных парках и сохранность национальных монументов, а также вашингтонская полиция образовали специальную группу по урегулированию возникшей ситуации.