Страница 52 из 84
Простая, в сущности, мысль билась в своих диалектически связанных противоположениях, выскальзывая из-под пера: мы — разные и мы все — люди, все дети и частицы одной семьи человечества.
На свидания в Чарлстоне Американиста возил Дон Марш, а для загородной поездки ему выделили репортера Стива. Приятные люди, с ними было легко и просто. Дом не принадлежал к чарлстонской верхушке, но был, можно сказать, вхож в общество. Стив был рядовым провинциальным газетчиком, трудягой-репортером, тридцать лет протрубившим в «Чарлстон газетт». Когда заходил разговор о Нэде Чилтоне, оба, оставив обычный той газетной подначки, отзывались о нем уважительно и осторожно. Нэд был их боссом, хозяином, а мнение О хозяине берегут про себя. В умолчаниях и осторожных ответах сквозило: богатый, многое может себе позволить.
Худого, горбоносого Стива жизнь потрепала, но он все еще любил работу и получал удовольствие от своих репортерских разъездов и писаний. За границу ни разу не выезжал, даже в Канаде пе был, все лишь собирался туда — порыбачить. Западную Вирджинию знал как свои пять пальцев, и с машиной своей прямо-таки сливался — распространенное свойство американцев, прирожденных автомобилистов. Холостяк, он жил с матерью примерно в ста километрах от Чарлстона и каждый день ездил на работу и с работы. В словах его чувствовался человек, неравнодушный к природе, охоте и рыбалке, к мужским занятиям на открытом воздухе. Приближался День благодарения, главный праздник поздней осени, и вместе с ним сезон охоты на оленей — самой популярной в Аппалачах. От Стива Американист узнал, что в Западной Вирджинии на два миллиона жителей насчитывается примерно полмиллиона оленей п что охотничья лицензия местным жителям обходится втрое дешевле, чем приезжим.
Но не на охоту они выехали из Чарлстона по дороге, ведущей на восток.
На склонах невысоких гор пасмурное небо скребли гребенки голых деревьев. Из-за гор, низкого неба и начинавшего темнеть дня даже за городом не приходило ощущение простора. Долина была тесной от проложенных шоссе, от железной дороги, по которой громыхали тяжелые грузовые составы, от рабочих поселков с серыми домишками, в которых даже рекламные вывески были какими-то серыми, блеклыми. С шоссе свернули на проселочную дорогу, она бежала вдоль горного склона, пока не уткнулась в тупик. Там они оставили машину, прошли к зданию очистительной фабрики, увидели, как черно поблескивающие куски каменного угля лавиной сыпались из ярко-желтых больших самосвалов на ленту транспортера, которая подавала их в открытые вагоны…
Американист впитывал эти картинки и штришки. Он так и не мог заставить себя пользоваться фотокамерой, хотя снимки были бы незаменимым подспорьем при последующих описаниях. Его профессиональный прием состоял лишь в том, чтобы запомнить и двумя-тремя словами в блокноте закрепить нужные детали. Газетчику требуется общая картина, и это предполагало кабинетные встречи с руководителями, с аналитиками, которые мыслят цифрами и общими категориями. Хорошо, если от них оставалась и пара метких, образных фраз. Обязательным был также осмотр места — это позволяет раздвинуть стены кабинетов и показать читателю, по воз- мощности зримо, где происходит действие. И, наконец, хорошо бы поместить в картину конкретної о человека, без цифр и общих рассуждений, в конкретной жизненной ситуации — как живую иллюстрацию. Как у кинематографистов. Общий план. Крупный план. И наезд — камера придвигает к зрителю лицо человека…
Ему не хватало такого наезда, интервью на улице — с человеком с улицы. Желательно безработным. Хотя газета Нэда Чилтона не походила па газету Американиста, опытный репортер Стив понял его. Но где найти нужного человека? В маленьких поселочках люди проскакивали мимо них в автомашинах, на улицах никого не было, да и улиц, в сущности, не было, всего-навсего дома вдоль дороги. В дом же не постучишься. Оставались кафетерии, увешанные вывесками кока-колы, заполонившей эти места, или продовольственные магазины — фудмаркеты.
Стив подъехал к фудмаркету по дороге на старый шахтерский поселок Кэбин-крик. По американским стандартам, это был никудышный продмаг, но, без этого нельзя, с площадкой для автомашин покупателей. Парковка, на которой могло поместиться несколько десятков машин, была пуста. Стояло лишь три-четыре старых автоклячи, они как бы списываются из более благополучных мест в глухую провинцию.
В одной были люди — на заднем сиденье двое детей и женщина и на переднем молодой бородач. Другой бородач, вышедший из фудмаркета и несший в обнимку бумажный мешок с продуктами, садился в эту машину. Стив вопросительно взглянул на Американиста и, получив одобрительный кивок, подошел к парню. Холостой выстрел. Это были проезжие, и их слова о жизни в Западной Вирджинии не могли иметь значения. Судя по автомобильному номеру, который не сразу разглядели охотники за интервью, эти люди и их слова пригодились бы в Пенсильвании.
Больше людей на парковке не было, и Американист со Стивом двинулись к входу в магазин. Из магазина в этот момент выходил пожилой мужчина в рубашке и хлопчатобумажных брюках цвета хаки, но почему-то оп не вдохновил двух репортеров, И ОПП отпустили его с миром.
Их свободный поиск был делом обычным, принятым среди газетчиков и телевизионщиков всего мира и, в сущности, нелепым. Наскочить на неизвестного человека, вырвать у него, ошарашенного и смущенного, несколько слов о его жизни или мнение о том или ином событии и тут же навсегда с ним распроститься, по передать его слова в газету, которую он никогда не прочтет. Чего тут больше — традиционного газетного реализма, требующего конкретных имен и ситуаций, или, напротив, сюрреализма в стиле гениального сумасшедшего Сальвадора Дали? С другой стороны, можно ли требовать от мгновенно творимой газеты и ее творца-газетчика больше, чем они могут дать на своем месте и в предложенных им обстоятельствах? И здравый реалист-читатель берет, что дают, понимая пределы газеты и отнюдь не обязательно считая ее полным и достоверным отражением многосложного мира. Если у кого и существуют иллюзии, то скорее всего у самого газетчика, увлеченного своим сизифовым трудом. Он-то живет (и не может не жить) иллюзией, что газета — целый мир и что он создателем стоит в его центре.
Ни Стив, ни Американист не предавались самокопанию, когда вошли в фудмаркет, чтобы найти там западновирджинца, который, будучи застигнутым врасплох, как на духу расскажет им о своей жизни в обиженном богом краю. Как и во всяком американском магазине самообслуживания, там стояли стеллажи и полки с довольно широким, непременным для магазинов такого рода и размера выбором продуктов. Покупателей, убедились они, заглядывая меж стеллажей, почти не было.
Кассирша могла бы выручить, дать сводные данные: много ли бывает людей? Что берут — стейки, мясной фарш или иногда уже и консервированную собачью пищу? Как отразилась безработица на покупательной способности округи? Но кассирша стучала по клавишам кассового аппарата, укладывала покупки в бумажные мешки, ее не оторвешь от дела.
Вглядевшись и посовещавшись, они подошли к молодой паре с маленьким мальчиком. Мальчик лет трех болтал ножками, сидя в магазинной тележке, которую толкал его отец, рыхлый детина с болезненным лицом, поросшим рыжеватой щетиной. Когда они подошли, детина остановил коляску и недоуменно посмотрел на них бело-красными глазами альбиноса. Стив представил репортера из Москвы, из России. Наивный, к тому же растрепавшийся рабочий не ухватил скрытый юмор ситуации: репортер из России проделал тысячи и тысячи миль, чтобы добраться до придорожного фудмаркета возле Кэбин-крик и задать ему несколько вопросов. Жена, бледная, невзрачная женщина в куртке и брюках, тоже не совсем понимала, что происходит, но придвинулась ближе, готовая прийти на помощь мужу. Лишь мальчику все было нипочем. Ему нравилось кататься, сидя в магазинной коляске, и, хватаясь руками за ее никелированное плетение, не переставая болтать ножками, он снизу вверх смотрел на остановившегося отца и двух подошедших к нему незнакомых дядей.