На пороге соблазна

Краем глаза я видел, что Резкая глянула на мою расслабленную позу и зависла, проваливаясь в свои мысли. После, хватанув воздух, она обхватила притянутые к груди колени и уткнулась носом в ворот моей толстовки. А через несколько мгновений или минут вновь покосилась в мою сторону. Словно ждала от меня каких-то слов по поводу произошедшего в универе и никак не могла понять, почему я не дергаюсь, когда дергается она.

Только я не собирался ничего говорить или менять позу. Вместо этого вздохнул и прикрыл глаза.

Мне казалось, что самое важное сейчас — успокоить Резкую. И лишь когда она выдохнет, можно будет разрешить себе думать о чем-то другом. Не искать причины, которые толкнули Резкую придвинуться ко мне ближе. Не спрашивать у нее, зачем тронула мою ладонь, вложив в нее свои пальцы. Вместо этого лишь осторожно сжал их в ответ.

Сперва — успокоить.

Все остальное — после.

Я не знал, как давно ушел Авдеев и сколько ждать его возвращения с новостями. В какой-то миг мое внимание захватило другое. Я пытался понять: сдвинула ли Резкая ладошку сама или это я не заметил, как захватил ее полностью.

Провалившись в заторможенное состояние, я опустил взгляд на наши руки. И не сразу понял, что на автомате черчу подушечкой пальца по коже Амели, а она не одергивает руку. Обыкновенная вроде бы картина, но меня выщелкнуло в реальность, стоило вспомнить, что лежащая в моей ладони ладонь принадлежит Резкой.

И она не одергивает руку?

Я сам не понял, почему меня заклинило, и вместо того, чтобы остановиться, вскользь коснулся пальцев Амели. И снова удивился отсутствию паники.

Будто Резкая забыла про свою реакцию на прикосновения.

Или я невольно нащупал тонкую грань, за которой начинается приступ?

Бред.

Только бредовость предположения не остановила меня. Наоборот, толкнула повторить прикосновение. Затем еще раз. И снова.

Усиливая давление и одновременно вслушиваясь в дыхание Резкой, я раз за разом чертил по коже Амели. И замер, почувствовав нарастающее напряжение в теле девушки. Как свое.

Дрогнувшие и тут же расслабившиеся пальцы, когда мой ослабил давление, отступая к предыдущему варианту прикосновения.

Тихий и чуть рваный вдох в моменте касания, но спокойный выдох, если давление не переходит черту.

Едва ощутимую, но уже осязаемую.

Вряд ли это открытие могло считаться чем-то значимым, только для меня оно стало еще одной возможностью успокоить Резкую.

Если не заходить за грань дозволенного.

Балансируя на хрупкой черте разрешенного.

Согревая, а не замораживая своими прикосновениями.

Которые стали ощущаться острее в тысячи раз, когда я увидел, что Резкая смотрит на наши руки. Не отталкивая мою, но вырывая свою, стоило над нашими головами прозвучать:

— Молодежь, собираемся и по домам. Я отправлю вас с водителем.

Возглас Авдеева-старшего, возникшего буквально в метре от моих ног, выдернул руку Амели из моей и рывком поднял нас обоих с асфальта.

— Как Дима? — синхронно произнесли мы с Резкой, дернувшись друг от друга, разрывая дистанцию и увеличивая ее ещё больше.

Я сдвинулся чуть в сторону и назад. Туда, где жгущее ощущение на кончиках пальцев станет терпимым, а Амели, глянув на меня и свои пальцы, спрятала их в рукав толстовки и повторила вопрос:

— Как Дима?

— Слава богу, все хорошо. Ни царапины. Сидел на задней парте, когда все началось, — произнес Лев Андреевич и подмигнул выдохнувшей с облегчением Амели: — Отставить панику, Лиль. Димка у нас с тобой — герой. Догадался на видео заснять. Не все, конечно, и свидетельские показания вся группа даст, но в копилочке доказательств лишним не будет. Герой!

— Лаптев? — поинтересовался я, сместившись ещё на полшага в сторону, и после кивка Авдеева, задал вопрос, который заставил мужчину поморщиться: — Пострадавшие есть, Лев Андреевич?

— Двое. Преподаватель — по касательной в бедро. И парень.

Увидев мой требующий продолжения взгляд, отец Димона пожевал губу и дернул головой.

— Иванченко? — голос предательски дрогнул на фамилии брата Раша и окончательно пропал, когда Лев Андреевич, на мгновение удивился, а затем отвёл глаза в сторону, будто был в силах что-то предотвратить и не смог этого сделать.

— Кинулся ствол отнимать. Ну и… — махнул рукой Авдеев. — Сейчас ищут родственников, чтобы сообщить…

— Его брат где-то здесь, — обернулся я и, найдя взглядом машину Раша, показал на нее отцу Дымыча. — Его тачка.

— Твою мать, — процедил сквозь зубы Лев Андреевич и резко сменил тему: — Вобщем, давайте-ка вы по домам. Вам здесь делать нечего, а Димку с показаниями неизвестно сколько промурыжат. Лиля, я Григория предупредил, он…

— Я подожду, — оборвала мужчину Резкая. — Я не уеду без Димы. И мне надо…

— Лиля, ты едешь домой, — приказным тоном повторил Лев Андреевич. — Дима сказал, чтобы ты ждала его там.

— Я…

— Лиля, это не обсуждается, — обрубил Авдеев и, переведя взгляд на меня, попросил: — Никита, побудь с ней. Проконтролируй, чтобы поела и никуда не срывалась. Я Димку в первых рядах протолкну, чтобы с показаниями не затягивали, и сам его привезу.

— Хорошо, — кивнул я. Подтолкнул Резкую в сторону оцепления и усилил давление на плечи девушки, услышав ее протестующий возглас:

— Я не поеду! У меня ключей нет! И Раш…

— Ещё бредовые отмазки будут? — рявкнул я и, пока Резкая растерянно хлопала ресницами, повел ее в сторону служебной машины Льва Андреевича. — Мы едем ко мне.

Глава 27. Никита

Спрятанные в рукав толстовки пальцы и ощущение смятой в моменте неловкости.

Меня зациклило на том, что Резкая прятала руку, которой я касался, и в то же время постоянно косилась на нее.

Украдкой — в машине. Замедляясь на шаг — в магазине. Через отражение зеркала — в лифте.

Еще там, возле университета, поймав взгляд Амели на ее ладонь в моей, я словно обрел способность чувствовать каждый раз, когда Резкая смотрела на свою руку. И эти моменты ощущались, как погружение кончиков моих пальцев в едкую кислоту. Которая жгла сильнее, стоило расстоянию между мной и Амели сократиться.

— Не обращай внимания на бардак, — произнес я, пропуская Резкую в квартиру. Зашёл за ней следом, окинул взглядом видимую часть студии, стянул кроссовки и понес пакеты в кухонную зону. — Тапочек нет, но можно включить теплый пол, если замерзнешь. Кофе будешь? — спросил и, не услышав ответа, обернулся к застывшей в прихожей девушке. — Амели? Ты кофе будешь?

— Что? — дернулась она и тут же, словно вспомнила, где находится и почему, опустилась на банкетку, чтобы разуться.

Первое, что отпечаталось в моем сознании — скачущие и неслушающиеся пальцы у Резкой. Я мог не смотреть на них, но мозг, один черт, лихорадило, и он морзянкой отбивал по нервам сигналы тревоги.

Дальше — сжавшиеся в плотную линию губы Амели и ее отчётливо усилившийся озноб. Который Резкая постаралась скрыть, а вот я не смог пропустить.

— В душ, — скомандовал я и, когда Амели потянула край толстовки вверх, намереваясь от нее избавиться, повторил уже с нажимом: — Ты идёшь в душ. И это не обсуждается.

— Лукашин, ты с ума сошел? — возмутилась Резкая. — Какой душ?

— Горячий, Амели, — отрезал я. Подошел к ней и увлек за собой к шкафу, из которого поспешил достать полотенце, спросив: — Второе надо?

— Нет, — подала голос Резкая.

— Хоть какой-то прогресс, — выдохнул я, имея в виду не количество полотенец, а найденную точку соприкосновения. — Поехали дальше. Есть футболки, майки, джерси «Лэйкерс» и…

— Джерси, — выбрала Амели и помотала головой в ответ на мой следующий вопрос:

— Спортивки или шорты?

— Не надо.

Я сложил вещи стопкой, протянул их Резкой и удивился отсутствию протестов с ее стороны. Как и исчезновению удивившего меня эффекта кислоты с паникой от прикосновения, когда пальцы Амели столкнулись с моими.

Случайно, но ощутимо сильнее допустимого.