На пороге соблазна

За первым гудком последовал второй. Третий. Четвертый.

Время растянулось липкой лентой, заставляя всех застыть в мучительном ожидании ответа.

Но его не последовало.

Олег Андреевич посмотрел на психолога и после подбадривающего кивка вновь начал вызов.

Ну же, возьми трубку…

Лаптев оказался глух к моим молчаливым мольбам. Дегтярев набирал его номер еще несколько раз, но трубку так никто и не взял.

— А если это не он? — спросил Лев Андреевич. — Вдруг мы ошиблись и стрельбу устроил кто-то другой?

— Нужно идти туда, — спокойно произнес Дегтярев, протянув телефон Шатохину. Руководитель переговорной группы поспешил возмутиться:

— Нет, исключено! Это слишком опасно, я не имею права подвергать риску вас и заложников.

— А есть другие предложения? Может, мне в рупор покричать, на радость журналистам? — Олег Андреевич посмотрел на ректора и скривил губы в усмешке: — Витюша, даже не знаю, как ты со мной расплатишься после этого.

— Никак, — Виктор Михайлович покачал головой, — потому что я согласен с командиром. Ты останешься здесь.

— Не трусь, дружище, и не из таких передряг выбирался, — хохотнул Дегтярев, похлопав ректора по плечу. Затем посмотрел на Шатохина: — Давайте сэкономим время и нервы. Выделите жилет и пару бойцов для прикрытия. Повесьте на меня микрофон и обеспечьте связь с психологом. Поговорим с парнишкой через дверь.

— А если он потребует войти в аудиторию? — ректор схватил Дегтярева за локоть и прошипел сквозь зубы: — Ты что творишь, олень?

— Потребует — войду. Вить, мы можем торчать здесь до вечера. Взять этого недоумка измором. Но у тебя есть гарантии, что он не съедет с катушек окончательно?

— Аська вас убьет, — пробормотала я себе под нос, но Олег Андреевич услышал это и взглянул на меня поверх плеча.

— Не возражаю. Если меня убьет она… Значит, эта вылазка будет успешной. Сергей Дмитриевич, — обратился он к Шатохину, — окончательное решение за вами. Но советую хорошо подумать.

Руководитель переговорной группы поджал губы и обвел присутствующих взглядом. Тихо выругался, взъерошил волосы ладонью и кивнул:

— Собираемся. Я иду с вами. Парней нам для прикрытия, жилеты и необходимое оборудование. — Вновь тихое ругательство и громогласный рык: — Чего застыли? За дело!

Я с замиранием сердца наблюдала за всеми приготовлениями, а когда группа из вооруженных бойцов, Шатохина и Дегтярева скрылась в корпусе универа, вновь испытала острое желание помолиться.

Где-то за периметром оцепления переговаривались люди. Я старалась не прислушиваться к доносившимся словам, вместе с остальными глядя на выход из здания. Время вновь застыло, страх липкими пальцами сжимал сердце, замедляя его бег. Я спрятала дрожащие ладони в карманы толстовки Лукашина, не желая показывать окружавшим меня мужчинам свое волнение. Впрочем, никому до меня не было дела, даже Никита, все еще стоящий рядом, сконцентрировал все внимание на дверях универа.

— Мать твою, микрофон не работает, — выругался Глеб, щелкая кнопками на своем оборудовании. — Они дошли до аудитории и отключили его.

Я не знала, сколько времени прошло. По ощущениям — целая вечность, каждый миг которой превращался в ад, потому что мы были вынуждены вслушиваться в любой незначительный шорох, боясь, что вновь прозвучат выстрелы. На деле же вряд ли стрелки часов отмахали больше получаса.

И когда напряжение достигло апогея, выкручивая суставы и мышцы, парализуя страхом и перекрывая легким доступ к кислороду, в заветных дверях показались люди.

Я вскрикнула. Дернулась вперед, наткнулась грудью на руку Лукашина, впечатавшуюся в дверцу фургона, и собравшись с силами, оттолкнула Никиту, пытавшегося меня удержать.

— Дима! — возглас, который должен был оформиться в крик, сорвался с губ сиплым выдохом. — Дим…

Глава 26. Никита

Едва успев перехватить бросившуюся к корпусу университета Резкую, я рванул ее на себя и припечатал спиной к фургону.

— Стоять! — рявкнул и, когда Амели вновь толкнула меня, собираясь через сквер рвануть к Димону, я встряхнул ее за плечи, цедя со злостью: — Да стой ты, дура! Он живой, а тебя, идиотку, могут грохнуть. Живой он, — повторил и показал на группу Дымыча, которую омоновцы выводили вдоль стены, а затем махнул на окна аудитории: — Голову включи. Окна куда выходят? Пулю словить решила или бессмертия отхлебнула?!

— Отпусти! — дернулась Резкая, не слыша меня и неотрывно смотря в сторону, куда выводили группу Дымыча. — Лукашин! — выкрикнула, выпустив из поля зрения Димона и переводя раздраженный взгляд на меня. Толкнула меня в грудь и после того, как я помотал головой, забилась, дергаясь из стороны в сторону: — Отпусти! Там Дима! Отпусти!

— Резкая, — прошипел я, едва успевая уворачиваться от метящих в глаза ногтей и пропуская удары кулаков. — Амели, блядь! Включи башку, идиотка!

Встряхнув девушку в разы злее и уже не переживая, что делаю ей больно, я вдавил ее собой в борт фургона и обернулся.

Омоновцы, менты, карета скорой помощи и врач, суетливо перекладывающий что-то в своей сумке. Ища глазами кого-нибудь, кто смог бы мне помочь утихомирить срывающуюся в истерику девушку, я заметил отца Димона. И не нашел ничего лучше, как позвать его:

— Лев Андреевич!

— Никита, не сейчас, — отмахнулся он, двинувшись в сторону выведенной из университета группы. Однако, когда я вновь позвал его и показал на истерящую Резкую, Авдеев на мгновение застыл.

Бросил взгляд на сына.

И, к моему облегчению, не прошел мимо, а окликнул врача и поспешил к нам.

— Лиля, девочка моя, все хорошо, — ласково произнес Лев Андреевич, привлекая внимание Амели, и тут же рыком поторопил подошедшего медика: — Успокоительное или что-нибудь. Быстро!

— Ди… ма… — задыхаясь, будто тонет, прохрипела Резкая.

Белая как мел, она неожиданно сильно впечатала мне коленом в бедро. Рванулась в сторону и замерла, увидев отца Димона.

— С ним. Все. Хорошо, — отделяя слова, Лев Андреевич провел ладонью по щеке застывшей девушки и, глядя ей в глаза, негромко добавил: — Я тебе обещаю, что с ним все хорошо. Сейчас я схожу к нему и сразу же вернусь к тебе. Хорошо? — Дерганный кивок в ответ. — Доктор сделает укол, чтобы ты успокоилась, а Никита побудет рядом. Хорошо?

Амели вновь кивнула и мельком посмотрела на врача, набирающего в шприц прозрачную жидкость из ампулы. Сразу после этого — на меня, будто убеждаясь в словах Льва Андреевича.

— Никита, — скупо бросил Авдеев.

Кивнув ему, я прижал Резкую к фургону, лишая возможности пошевелиться, пока врач не вколет успокоительное. Услышал хрипящий вдох Амели и прошептал ей, смотрящей мне в глаза затравленным зверьком:

— Ш-ш-ш. Все хорошо. Ничего не бойся. Я с тобой. Слышишь?

Успокаивая Резкую, я не разрывал с ней зрительный контакт. Повторял, что никуда не уйду, и держал ее, не давая вывернуться и пошевелиться до приказа врача:

— Молодой человек, можно отпускать.

— Слышишь, Амели? — спросил я и повторил слова отца Димона: — Лев Андреевич сейчас сходит к Димону. Ему передать, что ты волнуешься?

— Да, — еле слышно выдохнула Резкая, на мгновение скакнув взглядом на Авдеева.

— Мы же подождем, пока Лев Андреевич вернется?

— Да.

— Я тебя отпущу и мы будем ждать здесь. Хорошо?

— Да.

Сделав шаг назад, я показал Амели ладони, подтверждая этим жестом первую часть своей последней фразы, и после, намекая сесть, мягко надавил на ее плечи.

— Сейчас мы сядем и будем ждать, — негромко произнес я, опускаясь вместе с Резкой на асфальт. — Лев Андреевич уходит, — выделил интонацией намек, что Авдеев может идти и дальше я справлюсь сам. — Он скажет Димке, что ты волнуешься, и спросит, что передать тебе. Потом вернется и расскажет нам, что с Димкой все в порядке. Хорошо?

— Да, — кивнула Амели, едва заметно вздрогнув, когда я сел не напротив, а рядом с ней.

— Ждем, — выдохнул я, привалившись спиной к борту фургона, и для большей убедительности вытянул ноги.