Камерная музыка

С Сашей и остальными, в отличие от Бориса, интересных безумных историй не происходило. Разве только в Рязани он напился и хотел замутить с какой-нибудь телочкой. Но телочки крутились возле меня, Кости и Кирилла. Саша как раз был свободным на тот момент, и ему это было нужнее. У всех остальных были девушки. Поэтому (или по иной, неизвестной причине) он выпивал, потом ходил из угла в угол прокуренной гримерки и говорил:

— По-о-олный пиздец!

Костя взял фразу на вооружение и потом часто произносил ее к месту и не к месту.

Сначала Кириллу (а он все-таки занял центральное место в музыкальной составляющей группы) казалось, что Саша играет как колхозник, но за несколько месяцев они сыгрались. Саша понял, как нужно играть, и даже перестал ускоряться в ходе трека, чем грешат многие барабанщики. Лично меня к моменту записи он устраивал совершенно.

Под Костины шуточки а-ля «по-о-олный пиздец» мы управились с записью за оплаченные три часа. У нас к этому времени был Яндекс-кошелек, на который все желающие могли присылать деньги. Слушатели иногда присылали по 40, 100 и пару раз даже 500 рублей. Денег как раз должно было хватить на запись и сведение.

Еще нам нужны были новые клавиши — перед отъездом в Нижний Новгород Борис продал нам свои, и это были хорошие клавиши, но слишком большие, тяжелые, и они периодически вырубались в самый неподходящий момент. Но решение этой проблемы отложили до осени — когда будут гастроли.

Барабанные партии в Cubase-файле отправили Кириллу в Казань, он там какое-то время тормозил процесс. То ли из лени, то ли из-за сессии. Поэтому голоса, клавиши и гитару записывали только в июле.

Месяц был для меня утомительным. Я в свободное от работы время решил забрать документы из ВГИКа. Забрать их и опять поступить. Пять лет назад я поступил к А. Э. Бородянскому (который сейчас опять набирал мастерскую), отучился почти два курса и бросил из-за отношений с С. и желания изменить жизнь. Теперь мне казалось, что я получил очки опыта, достаточные для того, чтобы писать сценарии, и я соскучился по преподавателям и по системному образованию. Мне казалось, что я смогу теперь учиться с удовольствием. Еще год назад, когда поступала Даша, я затосковал, что так и не заставил себя освоить профессию киносценариста. Соскучился по доброму и умному еврею Александру Бородянскому и лекциям лукавого Юрия  Арабова.

Я позвонил второму педагогу и спросил:

— Здравствуйте, Ольга Валентиновна! Имеет ли смысл мне снова подавать документы к вам?

Она ответила:

— Зачем вам это? Вы ведь и так все знаете.

— Очень хочу доучиться.

— Когда на этот раз бросите?

Сказал, что очень хочу писать сценарии. Что теперь немного пожил и лучше знаю себя. На этот раз должно получиться. Она сказала, что пропустит меня через творческий конкурс.

— А там спросим у Бородянского, возьмет ли он вас снова.

Забрать документы было беспрецедентным подвигом с моей стороны. В обходном листе было столько пунктов, что можно было сразу лечь на пол и умереть. Но я пошел в библиотеку, где на мне висел долг: не сданный четыре года назад том Эйзенштейна. Брать наличными отказались, отправили покупать новую книгу вместо этой. Библиотекарша попросила меня купить развлекательный роман, который, похоже, сама хотела прочесть. Обзвонил книжные, поехал в «Библиоглобус». Вернулся во ВГИК, получил подпись в библиотеке. Пошел в  бухгалтерию, на мне остался долг за общагу — 1300 рублей — пришлось платить.

Пошел в общежитие — комендант не хотела мне ставить печать. Говорит, сначала езжай в военкомат, снимись с учета или хотя бы сейчас мне покажи военный билет. Вдруг ты скрываешься от армии?

Не было у меня с собой военного билета. Я думал ехать за ним в Щелково, но на это ушло бы три часа. Пришлось войти с ней в диалог:

— Пожалуйста, позвоните в военкомат, они поднимут списки и скажут, что у меня военный билет.

— Не могу. Некуда мне звонить.

— Да там у них все отмечено. Точно говорю. У  меня совсем недавно закончилась временная регистрация. Им несложно будет найти мою папку.

Через пятнадцать минут такого разговора комендант позвонила в военкомат. Да, действительно, у  меня проблем нет, военный билет, а не приписное, не обязательно к ним меня отправлять, можно расписаться на обходном листе.

Потом еще нужно было поставить печать на каждой кафедре сценарно-киноведческого факультета, на кафедре гуманитарных наук и на кафедре физкультуры. Я немного ошалел после такого бюрократического секса. И все ради школьного аттестата.

И вот подал документы обратно во ВГИК. То есть сначала сфотографировался и попросил в отделе по работе со студентами отксерокопировать мой паспорт. Отстоял полтора часа в очереди и стал абитуриентом в шестой раз в жизни или даже в седьмой. Система образования претерпела изменения: диплом бакалавра я получу к 30-ти годам, а если будет желание — к 32-м получу диплом магистра.

У нас с Оксаной будет хорошая интеллигентная семья: я — кинематографист, она — инженер. Умные обыватели, хорошие люди, охотно критикующие правительство РФ.

Кирилл приехал на два дня со своими басовыми партиями, чтобы присутствовать при начале сведения. Я взял несколько отгулов, потому что работу помимо экзаменов и записи не потянул бы.

18-го июля записали клавишные партии. Записывались у Квэинта, моего знакомого звукаря, неудавшегося пока рэпера. Он уже пересводил мне «детского психиатра» почти два года назад. Квэинт в отличие от Бориса умел записывать и сводить, у него дома был хороший микрофон, хорошие колонки и недавно купленный стационарный Макинтош. Квэинт закончил колледж при ВГИКе, оттуда я его и знал, некоторое время проработал звукорежиссером на телевидении, недавно его сократили, он слетал в Египет, вернулся без денег и с желудочной инфекцией. Ему было на руку, что мы предложили работу и немного денег — оставшиеся на Яндекс-кошельке 6 тысяч. После каждого дубля бедный Квэинт бегал в туалет. Зоран проживал тут, в Марьино, приехал на велосипеде, выпил кружку кваса и готов был сесть за миди-клавиатуру. Но мы очень долго настраивали программы. Что-то там у Квэинта слетело, случился простой. Когда Зоран принялся за дело, был почти вечер. Играл он не в каждой песне, к тому же, хорошо отрепетировал. Почти все делал с первого раза, попрощался, уехал домой.

После первого дня записи я и Кирилл остались ночевать у Квэинта в Марьино, потому что утром мне нужно было на экзамен по русскому языку (в  Щелково ехать не вариант), а Кирилл планировал дождаться Женю, который приедет утром, и контролировать запись гитары.

У меня немного ехала крыша, наша музыка звучала и звучала в голове. В метро я затупил и не вышел на Сретенском бульваре, хотя мне нужно было там выходить, и, к тому же, голос сказал: «Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны». Но смысл слов дошел до меня, только когда двери закрылись. Поезд отъехал куда-то в пустоту и остановился. Я впервые попал в технический аппендикс метрополитена. Жал кнопку «вызов машиниста», лампочка загорелась. Машинист не отвечал, но вдруг мне расхотелось с ним говорить. Я жал и жал на кнопку, надеясь, что лампочка погаснет. Вдруг поезд поехал и вывез меня на станцию Чкаловская.

Добравшись до аудитории, я написал изложение за двадцать пять минут. Это был рекорд. В прошлый раз, поступая, я сдавал все экзамены быстрее всех, на этот раз хотел улучшить результаты. Напрягаешь мозги и работаешь без перерыва.

В общем, изложение было несложно написать  — уже с первого чтения позволили делать пометки, и я почти целиком его записал, так как пишу достаточно быстро. Я сразу узнал Льва Толстого, хотя и не знал рассказа: дворянина кусают комары на прогулке, сначала он хочет уйти из леса, месит комаров, кожа дико зудит, но вдруг человек испытывает чувство единства с лесом, когда все его тело в этой комариной массе. Зря я искал славы и удовольствий, думает ошалевший дворянин, зря я был эгоистом! Буду жить для других! Переписал на чистовик, раз перечитал с конца: последнее предложение, потом предпоследнее и до первого. Способ проверять ошибки, чтобы фабула не отвлекала от орфографии.