Страница 10 из 61
Это наблюдение учит нас двум вещам:
1. Понятие принуждения оказывается у невротика чрезвычайно объемным и широким — какими
бы понятными они ни были, все же это отношения, которые нормальный человек никогда не расценит
как принуждение, доставляющее беспокойство.
– 35 –
2. Нетерпимость к принуждению не есть конечное явление, оно всегда имеет продолжение, влечет
за собой “кислое брожение”, непременно означает состояние борьбы и во внешне спокойном месте
обнаруживает стремление невротика подчинить себе другого, совершить тенденциозное насилие над
логическими выводами из совместной человеческой жизни. “Non me rebus, sed mihi res subigere conor”.
Гораций, чье письмо к Меценату здесь процитировано, указывает в нем также, чем эта жгучая жажда
признания оканчивается головной болью и бессонницей.
Приведем случай, который должен проиллюстрировать эти тезисы.
Один 35-летний пациент жалуется, что уже несколько лет страдает бессонницей, навязчивыми
мыслями и навязчивой мастурбацией. Последний симптом особенно обращает на себя внимание, поскольку пациент женат, является отцом двоих детей и живет со своей супругой в благополучном
браке. Среди других мучающих его явлений он вынужден был сообщить о “ластиковом фетишизме” (то
есть время от времени, в состоянии возбуждения у него на языке вертится слово “ластик”).
Результаты
обстоятельного
индивидуально-психологического
исследования
оказались
следующими: вследствие крайнего подавления, которое пациент испытывал в детстве, когда он страдал
недержанием мочи и из-за своей нерасторопности считался “бестолковым” ребенком, у него настолько
развилась направляющая линия честолюбия, что преобразовалась в идею величия. Чрезвычайно сильное
давление со стороны окружавших его людей привело к тому, что у него сформировался образ крайне
враждебного внешнего мира и постоянный пессимистический взгляд на жизнь. Все требования
окружения он воспринимал как невыносимое принуждение и, протестуя, отвечал на них недержанием
мочи и неумелостью, пока не попал к одному учителю, который впервые в жизни предстал в его душе в
образе доброго ближнего и придал ему уверенность. После этого упрямство и ярость к требованиям
других, состояние борьбы с обществом настолько смягчились, что пациент получил возможность
избавиться от недержания мочи, стать прекрасным,
– 36 –
“одаренным”* учеником и поставить перед собой самые высокие цели. С нетерпимостью к
принуждению со стороны других он покончил, как поэт и философ, развив трансцендентальную
аффективную идею, будто он является единственным живым существом, а все остальное, особенно
люди, — только видимость. От сходства с идеями Шопенгауэра, Фихте и Канта невозможно отделаться.
Однако более глубокий умысел состоял в том, чтобы защитить себя и избежать “времени насмешек и
сомнений” путем обесценивания сущего, с помощью колдовства (что свойственно желаниям
неуверенных в себе детей), лишая фактов их силы. Таким образом, ластик стал для него символом и
знаком его могущества, поскольку он представлялся ребенку тем, что уничтожает видимое. Произошла
переоценка и генерализация значения предмета, и таким образом слово и понятие “ластик” становились
для него победоносным лозунгом, как только дом и школа, а затем мужчина или женщина, жена или
ребенок доставляли ему какое-нибудь беспокойство, грозили ему принуждением.
Почти поэтическим образом пациент достиг цели героя-одиночки, осуществил свое стремление к
власти и отрекся от общества. Однако его постоянно улучшавшаяся внешняя позиция не завлекла его
настолько далеко, чтобы полностью отбросить реальное, бессмертное чувство общности; логика, которая всех нас связывает, и эротика остались практически сохранными, так что судьба
паранойяльного заболевания его миновала. Он пришел только к неврозу навязчивых состояний.
Эротика пациента не строилась на целостном чувстве общности. Она в большей степени оказалась
под гнетом стремления к власти. Так как для него понятие и ощущение власти связывалось с
волшебным словом “резинка”, он искал и в образе резинового пояса нашел ключевое слово, чтобы
отвлечь свою сексуальность. Уже не женщина действовала на него, а резиновый пояс, не человеческий, а вещественный объект. Таким об-
* Одаренность является результатом тренировки каких-либо источников энергии, толчок к которой чаще всего дает
неполноценность органов чувств и чувство неполноценности. Внутренней свободы от невроза, изменения одаренности, ее
усиления можно добиться в результате индивидуально-психологического анализа. “Пожалуй, гениальность всего лишь
прилежание!” (Гете).
– 37 –
разом, в защите своего упоения властью и в принижающей женщину тенденции он превратился в
фетишиста (такую уловку всегда можно выявить в качестве исходного пункта фетишизма). Если бы
доверие к собственной мужественности было еще меньшим, то мы увидели бы появление черт
гомосексуализма, педофилии, геронтофилии, некрофилии и т. п*.
Навязчивая мастурбация пациента в основе своей обнаруживает точно такой же характер. Она
тоже служит избеганию испытываемого им принуждения, неволи любви, “колдовства” женщины. Ему
не нужна никакая женщина!
Бессонница непосредственно вызвана навязчивыми мыслями. Она противоборствует
принуждению ко сну. Неутолимое честолюбие заставляет его использовать ночь для решения своих
дневных вопросов. Ведь он, второй Александр, так мало еще достиг! Вместе с тем, однако, бессонница
искоса поглядывает в другую сторону. Она ослабляет его силы и энергию. Она служит доказательством
того, что он болен. То, что пациент до этого сделал, совершалось, несмотря на бессонницу, так сказать, одной рукой. Чего бы только он не добился, если бы мог спать! Но спать он не может и благодаря
ночным навязчивым мыслям получает свое алиби. Теперь его уникальность, его богоподобие спасены.
Вся вина за возможный дефицит падает уже не на его личность, а на загадочное, фатальное
обстоятельство его бессонницы. Этот недуг — досадный случай, в его упорствовании виноват не
пациент, а недостаточное искусство врачей. Если бы ему понадобилось доказывать свое величие, то он
обвинил бы врачей. Как видно, пациент заинтересован в своей болезни, и врачам придется нелегко, поскольку он борется за привилегированное положение, в котором его тщеславие окажется защищено
от несчастных случаев. Благодаря неврозу у него есть оправдание и смягчающие обстоятельства.
Интересно, как пациент решает проблему жизни и смерти, чтобы спасти свое богоподобие. Ему
кажется, что его мать, которая умерла 12 лет тому назад, все еще жива. Однако в его предположении
обращает на себя внимание неуверенность, прояв-
* Впоследствии Фрейд пытался установить, из каких следов воспоминаний построен тот или иной симптом. Однако
главное, неотложная цель построения и вместе с тем невротическая динамика остались невыясненными.
– 38 –
ляющаяся сильнее, чем, например, нежное чувство к близким сразу после их смерти. Сомнение в своем
безумном предположении отнюдь не проистекает из его логики, на которую повлиять невозможно. Оно
получает объяснение только в результате индивидуально-психологического анализа. Если все только