Страница 26 из 28
Ивана Федоровича всего передернуло.
– М-м, м-м, м-м, – промычал он и пошел в комнату за чековой книжкой. «А где она? Почему не пришла?» – подумалось ему.
– Она по другим делам ушла, – угадывая его мысли, ответил Желябов.
Доставая из кармана пиджака чековую книжку, он вспомнил, что она под старой фамилией и нужно идти в банк, снять наличные и оформить новый финансовый документ. Вернувшись в переднюю, он снова промычал и пошел обратно в комнату одеваться.
– Здоров ли ты? Так денег выдашь?! – в нетерпении крикнул ему вслед Желябов.
Одевшись в тройку, Иван Федорович вернулся в переднюю, снова промычал и надел свое черное шерстяное пальто и валенки. Взял за руку Желябова и вывел его из квартиры. На улице, поймав извозчика, Иван Федорович снова промычал и про жестикулировал ему, дав понять, чтоб он их вез в банк. Старик с трудом понял, куда нужно ехать, и сани тронулись в путь.
В Адмиралтейском банке долго не понимали, о чем просит их клиент, пока не дали ему ручку и бумагу. Когда все прояснилось, тогда и выполнили его желания. Как только Желябов получил деньги, он тут же ушел, не распрощавшись. Иван Федорович остался один. Он закончил дела с банком и пошел в ближайший трактир. Походы в рестораны были закончены, ныне он не господин Карамазов, а товарищ Святозаров, а значит, теперь нужно жить по-иному – на тридцать рублей в месяц. Пообедав, а в этот раз он не позволил себе пить, вернулся к себе в квартиру. Три дня он не мог ничего сказать, но потом начал выдавливать из себя отдельные слова. Болезнь его очень измучила, но никто к нему не пришел, а он ждал ее, очень ждал. Даже хотел снова писать записку, да как-то все откладывал на потом.
Она пришла на шестой день его ожидания. Все это время он ел, пил, гулял по Невскому.
– Еле вырвалась к тебе, столько хлопот с этой лавкой, все надо тайно делать, а как, когда столько земли из-под мостовой выкопали? Вот на ходу все изобретать приходилось. Ну, ты рад, что я пришла? – сказала Перовская с порога.
– Наконец-то, – и Иван Федорович крепко сжал ее в своих объятьях. – Царица мая преблагая, если б ты только знала, сколько я выстрадал в ожидании тебя!
– Все, все, я здесь, страдания закончились, – с улыбкой сказала Перовская, когда он ее отпустил, она стала спешно раздеваться. – Времени у нас мало, так что иди застилай свою кровать.
Выйдя из передней, она увидела, что Карамазов уже лежит под одеялом. Перовская подошла и сказала, чтоб он отвернулся, потому что стесняется. Он тут же выполнил ее просьбу, а она стала снимать сначала свитер, потом свое черное, с белым воротничком платьице. Как только Перовская присоединилась к Карамазову, то снова, без всяких прелюдий, началась безудержная лошадиные скачки. Он выплеснул на нее столько страсти, что она еле переводила дух. Но это длилось недолго, буквально через час она села на кровати и сказала: «Все, закончили на этом. Нужно и о деле поговорить», и, уже встав, начала одеваться.
– О каком деле? Если о деньгах, то я выдам. Сколько надо? Только, иди сюда, – сказал Иван Федорович.
– Нет, не о деньгах.
– А о чем тогда?
– О твоем братце.
– А чего о нем говорить, он Христа исповедует и чужд социальным идеям.
– В том-то и дело, что он не социалист и очень опасен для нас.
– Да чем, звезда моя? Он безобиден, ну, как ребенок.
– Да вот в том-то и дело, по наивности своей чуть ли всей столице не растрезвонил, что ты царя хочешь убить.
– Да кто ж ему поверит?
– В полиции поверят.
– А он в полицию не пойдет, это я точно знаю.
– Зато другие могут пойти, например, твоя жена, чтобы вернуть тебя к себе. Потому ты должен нам и себе помочь устранить его.
– Это ж единственная моя родня. Царица моя, помилуй.
– Нет у тебя больше родни, как на нелегальное положение перешел, а он угроза всему делу, так что помоги немного.
– Да как? Самому пойти и кончить брата?
– Я же сказала – помоги, а не сделай. Уберет его Тимоша, он этим у нас занимается. А ты записку только напиши, что, мол, ждешь его у Конюшенного моста для важного разговора. И все, mon ami.
– Да… я… как-то… он же брат мне… а я… вот так. – Тут Иван Федорович заходил по комнате, растирая руки.
– Да не нервничай, напиши записку, а там уж не твое дело будет.
– Не могу я сейчас вот так – раз – и все.
– А как?
– Ну, денек-другой посидеть надо, обдумать там, с духом собраться, что ли.
– Да некогда думать, дело нужно делать. Что, совесть замучила? Так ты про совесть-то забудь. Ты же знал, на что шел. Пощады не будет никому, иначе своего не добьемся. Ты понял меня?
– Мне бы выпить надо, а-то как-то руки треклятые не слушаются.
– Не нервничай, сядь, выпей воды. На вот, – и она тоже встала, налила из графина стакан воды и подала ему.
– Тебе легко говорить, – жадно выпивая содержимое стакана, сказал Иван Федорович, – а тут брат, одна почти кровь. Я тогда совсем один остаюсь.
– Не жалуйся и не ной, терпеть не могу, когда ноют мужики. У тебя я есть и целый Исполнительный комитет. Ты в организации, а не сам по себе. Пиши записку. Вот перо и бумага. – Она достала все из трельяжа. Иван Федорович, держа в руке пустой стакан, молча повиновался, сев за стол.
– Что писать-то? – Он оглянулся и посмотрел жалобным взглядом на нее.
– Так. Пиши: «Алексей, жду тебя у Конюшенного моста в четыре часа после полудня по очень важному делу», точка. Подпись – Иван Карамазов.
– И все? – И Иван Федорович взял перо и написал то, что она ему сказала.
– Сделал?
– Да. Вот, на, возьми, – и он отдал ей бумагу.
– Так, посмотрим, – и она глазами пробежала по написанному. – Все вроде верно. Так, дорогой, я пошла. – Одеваясь и убирая бумагу в карман, направилась в переднюю. Иван Федорович последовал за ней. – Ну, все. Ты, молодец! – сказала Перовская, когда оделась. Затем обняла его, поцеловала в щеку и хотела развернуться к двери, но Иван Федорович не отпускал ее.
– Постой, звезда моя, а когда снова увидимся? Опять через шесть дней?
– Да не знаю я, дел по горло, отпусти. Сам не приходи, жди меня, я приду, скоро приду, обещаю тебе, – вырвавшись из его объятий, сказала Перовская и скрылась за дверью. А Иван Федорович, закрыв за ней на замок, медленно пошел в комнату, сев на кровать, наклонился и обхватил голову обеими руками.
ПОКУШЕНИЕ
Новый год Алексей Федорович встречал в кругу своей семьи. Нарядили елку конфетами и маленькими ангелочками. Накрыли праздничный стол, и больше всех была радостна Lise, доктора в один голос заявили, что она действительно беременна, вот только все они качали головами, мол: «А как рожать-то будешь?» Но она не отчаивалась по этому поводу. «Там увидим, когда время подойдет, тогда и будем думать. Главное, сбылось чудо!» – говорила с улыбкой. А Алексей Федорович был тоже рад, только не совсем – его очень тяготила мысль о брате. Он все думал, молился, просил Христа о помощи и потому часто стал молчать, мысленно перебирая способы, как ему дальше действовать в деле спасения брата. Его сильно огорчило, когда от Екатерины Ивановны он узнал, что Иван ушел от нее и ребенка. Она сидела в гостиной за столом, на котором лежали их свадебные фотографии, и плакала, и просила его почаще бывать у них. Поэтому встречал он Новый год в радости, конечно, не мог же он огорчать Lise, но с горькой оскоминой на душе. А Lise продолжала изо дня в день рассуждать, как оно будет, когда ребеночек родится, какая жизнь наступит.
– А ты кого хочешь – мальчика или девочку? – спросила Lise.
– Мне все одно, лишь бы свет белый увидел, – ответил Алексей Федорович.
– А я мальчика хочу, вот. Наследника.
– Я же думаю о том, как его выносить и родить, а мальчик или девочка – это уж как Бог пошлет, то я и готов принять с радостью.
– Да не волнуйся ты так, Алексей Федорович, Бог дал, а Богородица поможет и выносить, и родить.
– Дай бы Бог, дай бы Бог, Lise.