Страница 25 из 28
Если бы правительство из боязни общего бунта решилось сделать обществу кое-какие уступки, т. е. дать конституцию, то деятельность рабочих не должна от этого изменяться. Они должны заявлять себя силой, должны требовать себе крупных уступок, должны вводить своих представителей в парламент (т. е. законодательное собрание) и в случае надобности поддержать их требования массовыми заявлениями и возмущениями.
Напирая таким образом постоянно на правительство, набираясь сил в борьбе с ним, партия “Народной воли” выжидает лишь удобного момента, когда старый, негодный порядок окажется неспособным противостоять требованиям народа, и совершает переворот с полной надеждой на успех». – Раздались аплодисменты. – А теперь, товарищи, давайте голосовать.
– Сначала, может, обсудим? У меня, например, есть вопросы по последней части программы, – сказал Квятковский.
– Какие? – живо спросил Желябов.
– Как восстание поднимать будем? Где столько народу-то взять?
– Народ найдется, армию подключим. Главное – начать – Александра взорвать, а там – как барку в воду толкаешь: вначале тяжело, а потом она своим ходом идет.
– Я думаю, что это пока проект, – сказала Софья Перовская, – а дальше по ходу дела он будет дорабатываться и, конечно, обсуждаться, корректироваться.
– Потому давайте голосовать: я лично за, – сказал Богданович и поднял правую руку.
– Да, да, давайте голосовать уже, – загалдели многие.
– Голосуем: кто за? – спросил Желябов. Большинство членов Исполнительного комитета согласились с программой, против проголосовало пять человек. – Принимается, значит. Тогда собрание будем считать закрытым и переходим к празднованию Нового года, – подытожил Желябов.
– Ура, ура, ура, – как по команде ответили собравшиеся.
– Разливайте напитки. Ну, давайте, чего окаменели? – призвал всех Гриневицкий.
И что тут началось! Открывались бутылки, разливались по стаканам, и первый тост – «Смерть царю!» – закричали многие после нескольких глотков спиртного. «Ура первой программе партии!» – также раздавалось в округе. И пошло, и поехало: танцы, разговоры о будущем и жженка, и «Гей, подивуйтесь», и «Звучит труба призывная». Топали, гремели, шум стоял на весь дом. Прибегали соседи с жалобами, тогда народовольцы доставали свои револьверы, и все, кому что-то не нравилось, уходили восвояси.
Все так же у окна Иван Федорович скромно стоял в одиночестве, наблюдая за всем со стороны. Он радостно не кричал со всеми, а программу, которую зачитывал Желябов, терпеливо выслушал без всяких эмоций. Его интересовал только один вопрос: убийство Александра II, будто мир на этом заканчивался, все остальное неважно, куда кривая вывезет. Вот так пребывать в одиночестве ему довелось не долго. К нему подошла Софья Перовская.
– Скучаешь? – игриво спросила она.
– Нет. Так, о своем думаю, – ответил он.
– А как тебе наша программа? Правда хороша?
– Не знаю. Я как-то о себе думал, столько дел нужно сделать в короткий срок.
– Да, чуть не забыла, вот тебе отчет твоим деньгам: завтра, ну, уже сегодня переезжаем в нанятый подвальчик и открываем сырную лавку, будем делать подкоп.
– Начнем готовиться?
– Да. А теперь… – Она взяла его за руку и знаком предложила станцевать, он не отказался и как-то сразу влился в этот балаган, позабыв обо всем, что только недавно думал. Он любовался ею, с ней смеялся, подпевал, даже выбегал на улицу и играл в снежки, а потом их Вера Фигнер отпаивала горячим чаем. Подошел Желябов. «Все натанцевались, теперь со мной давай», – сказал он ей, и она покорно встала с дивана и пошла за ним. В эту минуту Кибальчич сел за рояль, и все начали кружить вальс. После этого как только не изгалялись в телодвижениях, даже вприсядку танцевали и краковяк и гопака давали.
Расходились все, когда только-только начало рассветать, довольные и радостные, долго обнимаясь, прощаясь, говоря о новой встрече вот так же, с шумом и весельем. Иван Федорович также почти со всеми на обнимался, но особенно с Софьей Перовской, сказал, что велика у него жажда встретиться с ней, так что он ждет и считает часы. Она улыбнулась и ответила: «Ты весточку мне пришли, где остановишься, и увидимся, не переживай, скоро, я обещаю, позову. А ты жди меня, жди».
ОДИН
Под впечатлением от прощания с Софьей Перовской и очень уставший, Иван Федорович возвратился к себе в номер. Разделся, застелил кровать и улегся в нее. «А она все-таки хороша», – подумал он и заснул. Ему приснилось, что он был вымазан с головы до пят весь в черной смоле и пытался лихорадочно очиститься от нее, но ничего не получалось, лишь только размазывал ее по телу и все. Он резко проснулся, судорожно двигая руками и ногами, а в его груди было тошнотворно и противно.
Солнце шло уже на закат, и его бордовый свет царил во всей комнате. Иван Федорович, тяжело вздохнув, посмотрел на потолок. Пролежав так с полчаса, он встал, умылся, оделся и спустился в гостиничный ресторан. Он был полон лишь наполовину. Иван Федорович выбрал столик в третьем ряду, рядом сидела пожилая дама. В эту минуту ему захотелось простых деревенских щей, о чем и справился он у официанта, когда тот подошел к нему. Но этого не оказалось, тогда он согласился на такие, какие есть. Через десять минут тарелка уже дымилась перед ним. На второе он заказал бифштекс с картошкой и клюквенный морс. Спиртного сегодня он решил не употреблять, даже пятьдесят граммов для аппетита не стал.
В ресторане Иван Федорович долго не задержался. Закончив вечерний обед, он поднялся обратно в свой номер и лег на кровать, и мысли о бытии его сразу одолели. «Сегодня, – размышлял он, – я Карамазов, а завтра – господин Святозаров Николай Петрович из Тверской губернии. Ни брата, ни сестры, ни жены, ни сына у меня теперь нет, родители-мещане давно померли (это Софья Перовская придумала). Значит, сегодня последний мой день – день, который завершает мое детство и молодость, все это теперь растворится в утреннем тумане новой жизни».
Весь следующий день Иван Федорович был весь в бегах. Он переоформлял все имущество на жену Екатерину Ивановну. Пришлось идти за ней, нужно было не только ее присутствие, но и ее подпись. Она долго не хотела, плакала и все-таки пошла. Себе же он оставлял только деньги, и то трудность, когда пришлось с Карамазова на Святозарова перевести все, что были, деньги в Адмиралтейском банке, то и тут необходимо было присутствие получателя. Но как объяснить, что Святозаров и Карамазов – одно и то же лицо? Тогда пришла мысль перевести всю сумму на предъявителя. День спустя пришлось заняться поиском квартиры. Не скоро, но нашлась недалеко от Сенной площади. Однокомнатная, небольших размеров, очень уютненькое жилище.
В этот же день он в нее и въехал и послал к Софье Перовской дворового мальчишку с запиской, в которой указал адрес, где теперь будет жить. И стал ожидать ответ от нее. Но случилось непредвиденное – под вечер у него произошел припадок белой горячки.
Он встал с кровати и стал кружиться, подняв руки вверх, не в состоянии себя контролировать. Движения его были хаотичны, потом начал плясать, а в завершение того принялся топтать тараканов, которые ему привиделись. Ему почудилось, что они везде, и даже на нем. Тогда он разделся догола и хотел было лечь в кровать, но, сдернув одеяло, увидел на простыни множество червей. Уставший, весь в ознобе, Иван Федорович просто рухнул на пол, все тело его трясло, и так заснул. Проснулся через четыре часа, не помня себя, обнаружив, что он был не в силах говорить, а только мычать. Выпив порошки, оставленные доктором, Иван Федорович (еще лихорадило и болела голова) снова уснул.
Пробудился Иван Федорович от настойчивого стука во входную дверь. «Она зовет, поди, прислала кого-то», – подумал он и, встав с кровати, накинув халат, пошел открывать дверь. На пороге стоял Желябов.
– Здравствуйте! – сказал он. – Нужны деньги на зарплату членам Исполнительного комитета. – Он назвал сумму.