Слава столетия

Одним словом, Карамзин вполне мог бы играть в Симбирске роль местного светского льва.

Нельзя сказать, что он полностью и целиком отдался светским развлечениям, но нельзя умолчать и о том, что они занимали большую часть его времени. Правда, иногда он вдруг задумывался, как в былые дни, что хорошо бы поступить в Лейпцигский университет (этот университет казался ему особенно основательным) и заняться науками. Но от мыслей об университете и науках очень скоро его что–нибудь отвлекало. Начал переводить «Белого быка» Вольтера, но перевод двигался медленно; бывало, что не брался за него неделями…

Однако не прошло еще и года с возвращения в Симбирск, как Карамзиным мало–помалу начала овладевать скука. Однообразие занятий и разговоров надоедало. Прежде приятные и милые люди стали казаться ему не такими уж милыми и приятными, а, скорее, даже несносными и глупыми.

Ему грозила участь превратиться в провинциального мизантропа.

Но тут в городе появился новый человек — Иван Петрович Тургенев. Николаю Михайловичу прежде не приходилось встречаться с ним.

Тургенев был местный помещик, всю жизнь служивший в Петербурге или Москве и наезжавший в свою родовую Тургеневку лишь изредка. В это лето он приехал, чтобы вступить в права наследства после смерти отца.

Тургенев служил при московском главнокомандующем и был одной из первых фигур московского масонства и другом Николая Ивановича Новикова. Тургенев сразу понял состояние молодого человека. Он сам в юности пережил нечто подобное и по праву старшего и более опытного в жизни человека убедил Карамзина ехать в Москву, говоря, что грех зарывать талант в землю, что Николай Иванович Новиков и все «Дружеское ученое общество», сочленом которого является и сам Иван Петрович, будут рады, если он разделит с ними их труды по просвещению и воспитанию русского общества.

Так Карамзин оказался в Москве.

Новиков отличался какой–то магической силой привлекать к себе людей, делать их своими единомышленниками, сотрудниками, приверженцами, друзьями, возбуждать к деятельности и к долговременному труду, который мог поддерживаться только внутренней глубокой убежденностью.

Карамзин не избежал общей участи. Впрочем, наверное, не тайной гипнотической силой воздействовал Новиков на привлекаемых им к работе сотрудников, а тем, что умел дать им такое занятие, которое наиболее соответствовало их желаниям и способностям.

Николай Иванович предложил Карамзину заняться переводом философского трактата Штурма «Беседы с богом» и пригласил поселиться в доме «Ученого общества» возле Чистых прудов, где жили учившиеся на средства общества семинаристы. Ближайшим соседом Карамзина оказался Александр Андреевич Петров, студент, окончивший курс и теперь работавший над переводами для «Типографической компании», созданной членами «Ученого общества» для издания своих трудов. Петров был всего на несколько лет старше Карамзина, они вскоре стали друзьями. Петров ввел Карамзина в область интересов новиковского кружка, пробудил в младшем друге интерес к духовной жизни.

Когда Карамзин жаловался на скуку, то Петров, подняв голову от книги или листа бумаги, который он заполнял ровными плотными строчками, и, обведя рукой вокруг, говорил с легким упреком: «Посмотри, сколько противоскучия можно найти, не выходя за ворота: читай книгу, пиши, у тебя есть собственная фантазия — предавайся мечтаниям».

В конце концов серьезная и глубокая духовная жизнь стала для Карамзина потребностью. И тогда Карамзин впервые задал себе вопрос: в чем смысл жизни и как надо жить?

С этого вопроса жизнь для Карамзина обрела смысл и цель.

Сколько было перечитано и переговорено, какие только вопросы не затрагивались в беседах друзей и заставляли их забывать о времени. Вскоре Карамзина перестала удовлетворять переводческая работа, он начал писать сам, и незаметно для себя и окружающих вдруг стал больше автором, чем переводчиком. Стихи, повести, романы, драмы, размышления, рассуждения, философские трактаты — много было задумано им на Чистых прудах. Осуществлено было не так уж много, да и то сказать — планов хватило бы на целую жизнь…

Часто бывал Карамзин у Новикова дома, за обеденным столом которого собирались интересные люди, в большинстве своем причастные к «Дружескому ученому обществу» и «Типографической компании»: князь Николай Никитич Трубецкой, Иван Петрович Тургенев, князь Иван Владимирович Лопухин, Алексей Михайлович Кутузов — друг юности Радищева, вышедший в восемьдесят третьем году в отставку и теперь отдававший обществу все время и силы; преданный душою Новикову купец Походяшин, пожертвовавший значительную часть своего капитала на благотворительные дела; авторы и переводчики, сотрудничавшие в изданиях компании: великолепный знаток природы и сельского хозяйства Андрей Тимофеевич Болотов, который в течение десяти лет один, только своими собственными статьями заполнял журнал «Экономический магазин», причем не было случаи, чтобы своевременный выход журнала задержался бы по его вине; бывали московские литераторы, студенты, актеры, профессора университета, приезжие из Петербурга, где у Новикова тоже было немало знакомых. Короче говоря, за столом Новикова собирались люди, стоящие на разных ступенях общественной лестницы, — от титулованного вельможи до студента из крестьян, но объединенные волей хозяина и любовью к книге и просвещению.

В 1787 году Новиков поручил Петрову и Карамзину составлять и редактировать журнал «Детское чтение для сердца и разума», который выдавался как бесплатное прибавление к «Московским ведомостям». Николай Иванович полностью доверил всю работу юношам: они сами искали для перевода статьи, переводили их; если же в иностранных журналах и книгах не находилось нужной по теме статьи, то сочиняли сами. В «Детском чтении для сердца и разума» Карамзин напечатал первую написанную им повесть «Евгений и Юлия».

Ни для кого в Москве не было секретом, что все главные члены «Дружеского ученого общества» были масонами: и Новиков, и Тургенев, и князь Трубецкой, и Лопухин, и Кутузов, так же, как и многие из друзей и постоянных посетителей новиковского дома.

Масонским духом невольно проникались и студенты — обитатели дома на Чистых прудах.

О собраниях масонов, происходивших втайне, на которые посторонние не имели доступа, в обществе ходили разные слухи. Одни считали, что масоны — колдуны и чернокнижники и на своих сборищах они вызывают нечистую силу. Другие полагали, что масоны обладают знанием какого–то божественного откровения. Третьи были уверены, что масонские ложи наполняют бунтовщики, замыслившие свергнуть существующие власти и самим занять их место.

Подобные разговоры о масонах с самыми фантастическими и душераздирающими подробностями вроде того, что они по ночам выкапывают покойников на могил для своих бесовских действий, Карамзину часто приходилось слышать и в Москве и в Симбирске. Но первое же знакомство Николая Михайловича с московскими масонами заставило его посмеяться над всеми этими слухами и разговорами. И чем более он присматривался к людям, в круг которых его ввел Тургенев, тем более интереса и симпатии они вызывали у него.

То, что узнавал Карамзин о масонстве, и та деятельность, которой занималась «Типографическая компания»: издание книг для просвещения народа, организация народных школ, открытие аптек, больниц, широкая благотворительность, — все это было созвучно его мечтам о полезной обществу, проникнутой высокой духовностью жизни, и он тянулся к этим людям и к масонству.

Масонское движение возникло в Англии в начале XVIII века. Оно было протестом частных людей против бесчеловечности и лжи государства, в своих интересах попиравшего нравственную и религиозную мораль. Эти люди мечтали противопоставить государственным учреждениям, основанным на разделении и вражде людей, некий тайный всемирный религиозный братский союз. Гуманистические основы масонства нашли широкий отклик в умах людей, и масонство быстро распространилось по всему миру.

В различных странах и в разные времена масонство имело различную окраску. Иные ложи (так назывались организации масонов) приобретали характер религиозного ордена, со слепым подчинением младших старшим, углублялись в мистику; другие ставили на первый план благотворительность; третьи — просветительство. Случалось, что политические деятели использовали некоторые масонские ложи для своих целей. Существовало несколько «систем» масонства. Очень сложная и туманная мистическая философия масонства трактовала о Божественной природе мира, о взаимоотношении Добра и Зла, и искала пути познания Божественного начала и Божественной воли, познание которых дало бы счастье человечеству.