Страница 42 из 61
— Значит, послезавтра в шесть, у Александрийского театра, Степан Николаевич?
— Да, запомнил.
— До встречи! — Якимова с улыбкой протянула руку и, как беспечная барышня, пошла в сторону Невского.
2
Расставшись с Якимовой, Степан не пошел к Обнорскому. «Если бы Виктор вернулся, он первым делом пришел бы ко мне. Даже заболев, приехал бы на извозчике. Идти и справляться так, как я задумал, рискованно. Подожду еще день-два; может, объявится».
Домой Степан ехал в приподнятом настроении. Но при этом он не забывал украдкой посматривать на сидящих и входящих пассажиров. Пребывание на нелегальном положении приучило его к осторожности. По походке, по жестам, по взглядам он научился распознавать шпионов и не раз от них уходил.
В вагончике не было подозрительных, и Степан, облокотясь на спину переднего сиденья, позволил себе немножко отвлечься от многотрудных забот.
Пред ним мгновенно возник облик девушки в плюшевой шубке и кокетливой шапочке. «Может, она и думать обо мне не хочет, а я — в театр… Не могу забыть ее глаза с той первой встречи в Орлове, на берегу Вятки. Тогда знакомство и дружба с ней казались несбыточными. А в Нижнем, когда и она и я были рабочими, да еще и нелегальными революционерами, преграда, разделяющая нас, словно растаяла…
Ночью, когда в извозчичьей пролетке мы ехали по берегу Волги, я почувствовал, что ей было хорошо со мной. Как жаль, что так внезапно пришлось расстаться…
Конечно, если б у нее было желание повидаться, она бы меня нашла. Впрочем, почему искать должна она, а не я? Почему я, имея друзей в «Земле и воле», не попытался найти ее? Откуда она может знать, что мне хотелось ее видеть, что я мечтал о встрече с ней долгие годы?.. Там, в Нижнем, говорили о делах, и сегодня, здесь, встретившись, опять о том же…»
— Господин, вы не проедете? — тронул за плечо кондуктор.
Степан вздрогнул:
— Благодарю вас! — взглянув в окно, он поднялся. — Мне пора. Спасибо!..
Дома Степан весь вечер продолжал думать об Анне Васильевне и снова видел ее во сне…
В день свидания он сходил в парикмахерскую, постригся, подровнял бородку, купил приличный костюм на тот случай, если надумают пойти в театр или заглянуть в кофейную.
Он надеялся, что весь вечер они проведут вместе, и нетерпеливо ждал встречи, приехав к театру чуть ли не за час.
Анна Васильевна, увидев его, ласково улыбнулась:
— Здравствуйте, Степан Николаевич, вы сегодня выглядите настоящим кавалером.
— Немножко приобтесал себя, чтобы вы не стыдились.
— А вы что, правда, собирались сегодня в театр?
— Хотя бы в кофейную зайти… Поговорили бы в тепле. Вы привезли обещанное?
— А как же? Но именно выход журнала заставляет меня поехать еще в два места.
— Сегодня? — со вздохом спросил Степан.
— К сожалению, сегодня… Пройдемте в сторонку, — сказала Анна Васильевна и сама взяла его под руку.
Отошли подальше от театра и остановились под аркой ворот, куда еле доставал свет уличного фонаря.
Анна Васильевна отстегнула потайной карман муфты и вынула несколько свернутых в трубочку журналов «Земля и воля».
— Вот вам подарок, Степан Николаевич. Прячьте скорей.
Степан засунул сверток под пальто и продолжал бережно ощупывать гладкие листы бумаги.
— Спасибо, Анна Васильевна! Даже не верится.
— Хочется взглянуть?
— Не спрашивайте!
— Вот видите. А еще хотели в театр. Нет, Степан Николаевич, голубчик, сегодня вам не до театров. Ведь я была права? Да?
— Пожалуй, так, Анна Васильевна… Однако революционеры — тоже люди… и не должны жить монахами.
— Не должны… Ну а скажите, Степан Николаевич, что вы будете делать завтра, послезавтра?
— Даже не знаю. Если получим Программу — будем ее распространять.
— Вот видите! У нас порой нет времени на то, чтобы выспаться.
— Верно, верно! А вы сейчас куда, Анна Васильевна?
— Мне бы надо за Нарвскую.
— Вот и я туда же. Хочу поделиться радостью с другом. Давайте прокатимся на извозчике, как когда-то в Нижнем.
— Вы не забыли?
— Никогда не забуду.
Анна Васильевна взглянула на него с благодарностью.
Степан, выйдя из-под арки, помахал стоящему у фонаря извозчику. Тот подъехал.
— Куда изволите?
— За Нарвскую.
— Пожалуйте!
Степан усадил Анну Васильевну, укрыл медвежьей полостью, и кучер, понимающе подмигнув Степану, поднял кнут на лошадь.
— Ну-ну, оглядывайся!
Сытый рысак рванул санки.
3
Моисеенко, как всегда, встретил Степана радостно и настороженно, не знал, с чем тот пришел.
— Слушай, Петр, можешь ты меня минуты на две оставить одного? Мне надо собраться с мыслями.
— Случилось что-нибудь плохое?
— Нет, наоборот.
— Тогда хоть на час запирайся, — усмехнулся Моисеенко и, проведя Степана в комнату, вышел.
Степан, прибавив в лампе огня, развернул сверток с «Землей и волей», нашел Программу, всмотрелся, вдохнул в себя запах типографской краски, показавшийся ему сладостным, и, встав, довольный заходил по комнате. «Наконец-то осуществилось то, о чем мы мечтали. Начало положено! Теперь о союзе узнают во всех крупных городах, на всех заводах». Он подошел к двери, приоткрыл ее:
— Петр!
— Чего?
— Иди, брат, скорее сюда и посмотри, что лежит у тебя на столе!
— Сейчас поглядим! — сказал входя Моисеенко. — Никак Программа? Она и есть! Хорошо, Степан! Ну-ка, давай твою трудовую лапу. Вот так. Поздравляю! От души поздравляю!
— Спасибо! Что же теперь будем делать?
— Сколько экземпляров нам дадут?
— Еще не знаю… Сейчас поеду к Плеханову. Ты подготовь надежных ребят, чтобы завтра забрать большую часть и развезти по заводам. Остальные пошлем в провинцию.
— Сам займусь этим делом. Сам.
— Прежде всего снабди Программой всех членов комитета выборных и скажи, чтобы они продолжали запись в союз, вели одновременно сбор членских взносов.
— Но как и где брать Программу?
— Утром заезжай ко мне. Я буду знать. Заодно подумай, где устроить склад.
— Добро! А от Обнорского известий нет? Как там с типографией?
— Молчит… Боюсь, уж не схватили ли его в Москве?
— Все может случиться.
— Ну, я пошел, Петр, — поднялся Степан, — утром жду. Запомни: если случится беда — занавеска на окне справа будет задернута…
13 января Программа была развезена по заводам. Ее читали в рабочих кружках члены комитета выборных. В союз пожелали вступить многие. Записывали самых надежных, проверенных рабочих. Принимали от них членские взносы… Четырнадцатого вечером члены комитета союза собрались у Степана под предлогом «именин». Где-то достали гармошку. Веселились, пели песни, которые не могли вызвать никаких подозрений.
Были подведены первые итоги работы. Оказалось, что в союз записалось, как и предполагали Халтурин с Обнорским, около двухсот человек. Собрали порядочную сумму денег и много книг для центральной рабочей библиотеки.
Тут же решили создать несколько конспиративных квартир в разных районах города, ближе к заводам. В них предполагали проводить собрания комитета, устраивать сходки и хранить литературу.
Расходились поздно ночью, возбужденные, полные счастливых надежд.
А утром, едва Степан помылся и вскипятил чай, к нему на извозчике примчался Моисеенко. Вошел не раздеваясь.
— Степан, Новая бумагопрядильная опять забастовала.
— Что ты? Когда?
— Сегодня. Администрация уволила около сорока рабочих, и, в ответ на это больше семисот ткачей не вышли на работу.
— Что ж, это хорошо! Надеюсь, теперь они не станут сочинять прошение наследнику? — с усмешкой спросил Степан.
— Никто и не заикается о наследнике. Шумят, выкрикивают свои требования, чтоб восстановили уволенных.
— А за что же уволили сорок человек?
— Выступали против штрафов и длинного рабочего дня.
— Поскольку у нас союз, — Степан сразу посуровел, собрался, — давай дело забастовки возьмем в свои руки.