Страница 35 из 61
— Я понимаю, конечно, — смутился Степан.:— Я и не требую ничего… Мне бы только познакомиться с рабочими-пропагандистами.
— Ладно. Вы посидите тут с Петровичем, а я схожу к «Петушку». Так мы тут одного кличем. Шустрый парень. Я его приведу, а уж он вам кого следует сам представит…
5
Пробыв в Москве недели две, Степан установил связи с рабочими кружками. «Нам надоело слушать путаные речи народников, — в один голос говорили кружковцы-москвичи, — мы хотим объединиться в свою рабочую партию, которая боролась бы за наши права, за улучшение жизни рабочих».
Нашлись верные, закаленные борьбой пропагандисты-рабочие, которые хоть завтра были готовы вступить в свой рабочий союз…
В Нижний Халтурин приехал окрыленный. Он был уверен, что там тоже есть рабочие кружки и с ними не трудно будет связаться.
Оставив саквояж на вокзале, он пошел разыскивать квартиру Харлампия Власовича Поддубенского, адрес которого ему дали землевольцы.
Харлампий Власович — голубоглазый, взлохмаченный юноша, с подрагивающей губой, сам отворил дверь и, бегло взглянув на Халтурина, скромно отрекомендовавшегося, сказал:
— Проходите!
Степан разделся.
— Вы привезли привет от петербуржцев? Спасибо! Здесь тоже имеются люди наших взглядов и по воскресеньям собираются у меня. Милости прошу и вас.
— Спасибо!
— Надолго ли? И что собираетесь делать? — немного помолчав, спросил Поддубенский.
— Еще не знаю… Хотел поработать на заводе… познакомиться с кружками.
— Тогда езжайте в Сормово. Это верст десять от города.
— Вы не знакомы с кружковцами?
— Нет, не знаком. Я ведь студент и здесь на каникулах у мамы… Но наши там бывают. Вы приходите в воскресенье — я вас познакомлю.
Степан поблагодарил и поднялся.
— Позвольте, куда же вы?
— На завод.
— Может, останетесь обедать?
— Нет, благодарствую.
— Помилуйте, да вам, наверное, и остановиться-то негде? Не обращайте внимания, что я немного покрикиваю, это у меня от нервов. Я всем сердцем к вашим услугам и рад всячески помочь… Может, денег вам одолжить?
— Спасибо! У меня есть.
— Погодите. У меня тетушка в Сормове. Я могу ей написать… А то оставайтесь у меня, — разволновался Поддубинский. — Вы бог знает что можете подумать…
— Я приду в воскресенье, Харлампий Власович, — как можно приветливее сказал Степан. — Благодарю вас за заботу и совет.
— Да какой совет! Помилуйте… А уж если не устроитесь там — берите извозчика и приезжайте хоть в ночь, хоть за полночь… Я всегда рад принять товарища по борьбе.
— Благодарю, Харлампий Власович, — Халтурин откланялся и поспешил уйти…
Лето только начиналось, но в Нижнем уже развернулась подготовка к ярмарке. Идя в город, Степан видел нескончаемый поток ломовых подвод у грузовых пристаней. В Канавино везли тес, мешки с цементом, бочки с известкой и алебастром. В городе спешно красились крыши домов, обновлялись и «освежались» фасады. Улицы были забиты людьми, куда-то спешившими, озабоченными.
«Наверное, как и в первый мой приезд, гостиницы и постоялые дворы забиты, — подумал Степан, — да и рискованно мне туда соваться… Поеду-ка прямо в Сормово. Справка об увольнении с вагоностроительного в Москве у меня с собой — толкнусь прямо в контору. Может, определюсь столяром…»
С наступлением тепла на вагоностроительном заводе Бериардаки расширялись работы по заготовке вагонных щитов. Столяры были нужны. Халтурина приняли охотно. Однако сказали: жилье ищите сами.
В Сормове — в старинном волжском селе и разросшемся вокруг него рабочем поселке у Степана не было ни одной знакомой души. А уж солнце начинало спускаться к далекому лесу. «Ладно, обойду несколько улиц, — решил Степан, — а если никто не пустит — поеду к Поддубенскому».
Он останавливал прохожих, стучался в дома. Все отвечали одно: «Нет, милый человек, сами живем в тесноте». Уже стало смеркаться, когда Степан, устав от поисков, присел на скамейку у палисадника, огораживавшего высокий пятистенок.
Сидевшая у окна дородная молодая женщина взглянула на него с любопытством. Потом отошла от окна и скоро снова появилась в накинутой на плечи кашмирской шали:
— Молодой человек, вы не фатеру ли ищете? Степан встал, поздоровался.
— Комнату бы снял, если окажется… Женщина зарделась. Высокий и статный, Степан ей показался красавцем.
— А вы холостой или женатый?
— Холостой.
— А откуда приехали?
— Из Петербурга.
— Неужели? И что же, на завод нанимаетесь?
— Да. Я столяр-краснодеревец. Буду работать на отделке классных вагонов.
— Вон что! Значит, вас из Петербурга выписали? — удивленно спросила женщина, любуясь Степаном.
— Вроде бы выписали, — усмехнулся Степан.
— Есть у нас хорошая комната… квартировал один инженер, — бойко заговорила хозяйка, — мы, правда, не сдаем, но для хорошего человека можно и потесниться. Вы заходите.
Степан вошел в дом. В маленькой темной прихожей остановился. Налево была дверь в просторную кухню, направо — в маленькую комнату, прямо — в большую, где сидела хозяйка.
— Сюда, в залу проходите, — пригласила хозяйка и встала навстречу гостю. Она была довольно высокого роста, статная, и полнота не портила ее.
— Вот тут мы и живем, — повела она рукой. — Правда, самого-то сейчас нет дома — уехал с купцами, ну, да это и лучше. Без него-то мы скорее сговоримся.
«Бойкая бабенка», — подумал Степан, оглядывая исправную обстановку и самую хозяйку.
— А муж у вас тоже по торговой части?
— Нет, он у нас лихач… извозчик… рысака держит.
— Что же, доходное это дело?
— Когда ярмарка — при деньгах живей… Только хлопотно… Другой раз пропадает ночами.
«Ну тебе, голубушка, наверное, это и на руку», — подумал Степан и тут же спросил:
— А большая семья у вас?
— Дочка с сыном, да бабушка… Они больше тут, в зале пребывают. А вам, если поглянется, вот эту комнату можем сдать. Пойдемте посмотрим.
— Да я уж заглянул, комната хорошая.
— Если желаете — можно и столоваться у нас.
— Это бы лучше. А какова цена?
— Больше других не возьмем, — улыбнулась хозяйка. — Вас как звать-то величать?
— Степан Николаевич.
— А меня — Олимпиада Егоровна, — она церемонно протянула руку, — будем знакомы.
Вошла старушка.
— Вот, маменька, постояльца бог послал в Васину комнатку.
Старуха острыми глазками окинула гостя и, видимо, осталась довольна.
— Что ж, милости просим…
— Так вы оставайтесь ночевать, Степан Николаич, а завтра с Митричем, то есть с моим мужем, съездите за вещами.
— Благодарствую, Олимпиада Егоровна. Может, вам задаток дать?
— Да что вы, Степан Николаич? За кого же вы нас принимаете? Маманя, ты слышишь?.. Нет, никаких задатков нам не надо, а пойдемте-ка лучше ужинать.
6
Ночью Степан слышал, как приехавший хозяин распрягал лошадь, а потом ужинал в кухне.
— Опять явился со вторыми петухами, — выговаривала ему жена, — и винищем разит, как из бочки.
— Самую малость перехватил, чтобы не уснуть на козлах.
— Ладно уж, молчи… чужой человек у нас.
— А кто это?
— Мы с маманей постояльца пустили в Васину комнату. Из Петербурга вызван на завод — мастер по отделке классных вагонов. Человек тихий, степенный.
— А на чем сторговались?
— Не твое дело. Эти деньги пойдут мне на наряды. Слышишь?
— Да я ничего. Я только хотел…
— Завтра съездишь с ним в город за вещами. Понял? Ну и все! Ложись спать…
Утром Степан познакомился с хозяином — безбородым рыжим увальнем. Съездил с ним в город, а днем сходил на завод — оформился на работу в деревообделочную мастерскую столяром.
Со следующего дня для него началась трудовая жизнь в Сормове. Он хотел получше присмотреться к жизни сормовских рабочих и установить с ними крепкую дружбу.
7
Степан обладал редкой способностью быстро и крепко сходиться с людьми. В нем было какое-то особенное обаяние. К нему тянулись и молодые, и пожилые, и совсем юнцы. Он со всеми был добр, для каждого находил задушевные слова.