Страница 26 из 61
Зато со студентами у Степана завязалась настоящая дружба. Оба оказались хорошими товарищами, держались просто, снабжали его книгами и по вечерам горячо спорили о том, что читали.
Длинноволосый Пухов, тихий, застенчивый поэт, вначале несколько стеснялся Степана и не хотел при нем читать свои стихи. Но как-то Степан вошел в комнату во время его чтения, и тому волей-неволей пришлось продолжать. Степан, слышавший лишь конец стихотворения, был очень удивлен, что увидел живого поэта, и стал так горячо просить повторить, что Пухов сдался.
— Хорошо, прочту еще, слушайте!
Он поднялся, отошел от стола и стал читать взволнованно, жестикулируя правой рукой. Степан слушал внимательно. И когда тот, немного возвысив голос, заключил:
— Мы не боимся испытанья,
Не устрашимся злой беды;
Пройдем сквозь бури и страданья
И будем волею тверды!
Степан бросился к нему и, радостно улыбаясь, крепко сжал руку:
— Ох ж здорово, Пухов! Прямо за сердце берут твои стихи. Дай мне, я их перепишу и буду читать рабочим…
Увидя в Степане человека с чуткой душой, любознательного, увлеченного, Креслин и Пухов поверили в него и стали постепенно посвящать в свои тайны.
Оказалось, что оба они посещали революционный кружок лавристов.
Как-то поздно вечером, когда Степан уже ложился спать, дверь приоткрыл Креслин и поманил его пальцем.
Степан накинул пиджак, вышел.
— Зайди к нам, Степа. Пришел один очень интересный человек, хочет с тобой познакомиться.
— А кто он?
— Наш товарищ, работает на заводе.
За столом сидел наголо остриженный парень с простоватым, загорелым лицом. Из-под темных подвижных бровей смело смотрели стального блеска, небольшие зоркие глаза. В них было что-то притягательное.
— Вот, прошу познакомиться. Андрей, — сказал Креслин, кивнув на Степана. — Это — Халтурин!
Андрей быстро поднялся, сделал два шага навстречу Степану, крепко пожал ему большую руку:
— Пресняков!
— Рад познакомиться. Вы рабочий?
— Сейчас — да. Раньше же учился в учительской семинарии и даже около года — в институте. А вы?
— Я рабочий. Правда, тоже год пробыл в техническом училище.
— Интересно. А теперь где?
— Работаю в мастерской учебных пособий.
— Да садитесь вы, черти, сейчас будем пить чай, — сказал Креслин, — чего стоите, как сановники на приеме?
Оба рассмеялись, присели к столу.
— Вы на заводе работаете?
— Да. У Голубева… И вам бы надо перебраться на большой завод.
— Столяров не везде берут.
— Подождите… Я слышал, кажется, на Александровский требуются столяры. Я разузнаю. Там около тысячи человек рабочих. Вот бы вам куда. А?
— Да. Мечтаю об этом.
— Я разузнаю и дам знать. Вы откуда приехали?
— Из Вятки.
— Там много наших товарищей томится. Вы не слышали про Сазонова?
— Нет. Знал Трощанского.
— Трощанский? Он жив?:— обрадованно спросил Креслин.
— Да, вел кружок… но его арестовали перед моим отъездом… Многих у нас похватали.
— А еще кого знали?
— Вознесенского Евпиногора Ильича.
— Это каракозовец. Я слышал о нем, — сказал Пресняков, — но, кажется, он бежал?
— Нет. Его увезли из Орлова в Уржум. Я виделся с ним…
— Так. Нашего полку, значит, прибыло. Я очень рад знакомству, — сказал Пресняков, принимая стакан от Пухова. — Давайте пить чай. Пусть он нам будет бодрящим вином!
7
Как-то Пресняков пригласил Степана в трактир и там, за чаем, познакомил со столяром с Александровского завода Ступиным — тихим, степенным человеком, посещавшим собрания рабочего кружка. Ступин казался лет на десять старше Степана. У него была семья, и он не особенно охотно брался за опасные поручения, но на собрания ходил.
Узнав, что Степан хотел бы поступить на Александровский завод, Ступин задумался, ероша густые темные волосы.
— Я бы мог за тебя похлопотать, Степан, да побаиваюсь, как бы ты не подвел.
— Не беспокойся, Ступин, я за этого парня ручаюсь, — сказал Пресняков. — Он и мастер первейший и человек осторожный. Не бойся — лишнего не сболтнет.
— У меня с мастером дружба. Могу замолвить словечко, но на сухую это нельзя.
— Я не поскуплюсь — лишь бы устроил, — обрадовался Степан.
— Тогда давай сговоримся на субботу. Я позову его сюда, в трактир. Посидим, послушаем цыган. Скажу, что ты мой родственник.
— А если он не согласится?
— Чай, не впервой! — усмехнулся Ступин. — У него, как суббота — нос начинает чесаться. Смекаешь?..
В субботу Ступин и Халтурин заехали за мастером на извозчике. Тот только пришел из бани и отдыхал в маленькой спальне. Услышав разговор в передней и узнав по голосу Ступина, мастер, накинув пиджак, вышел к гостям.
Грузный, приземистый, ершистый, с вытянутым вперед носом и толстыми губами, он походил на огромного барсука.
Пожимая руку Ступину, мастер, как бы изучая и оценивая, посмотрел на Халтурина и крепко стиснул его большую руку:
— Откуда будешь-то, сказывай.
— Из Вятки.
— Ого! Слыхал… К нам хочешь? Степан замялся.
— Чего молчишь? Я же вижу насквозь и тебя и Ступина.
— Африкан Ильич, там извозчик дожидается, — напомнил Ступин.
— Ишь ты! Как господа, прикатили. Ладно, сейчас оденусь…
В трактире, когда осушили графинчик и попросили второй, мастер размяк, подобрел и даже полез к Степану целоваться.
— Вижу, ты парень свойский, иди закажи цыганам «Мой костер». Люблю, когда хорошо поют.
Степан исполнил просьбу.
Мастер, прослушав песню, прослезился.
— Всё, ребята! Всё! Уважили! Спасибо! А сейчас — айда домой!
Степан расплатился. Мастера доставили домой на извозчике. Он был растроган вниманием и снова полез целоваться к Степану.
— Завтра, парень, приходи прямо ко мне — поставлю тебя на работу…
Степан поблагодарил, попрощался с мастером, как с другом, и, вернувшись домой, сразу же лег спать.
Утром, в семь часов, он был уже на заводе и без труда разыскал в столярной мастера.
— Здравствуйте, Африкан Ильич, я пришел, как вы сказали.
— Чево? Откуда пожаловал?
— Вы же вчера вечером велели прийти? Хотели определить на работу.
— Да ты что, парень, белены объелся? Я первый раз тебя вижу.
Степан растерянно отступил, пошел отыскивать Ступина.
— А, Степан? — обрадовался Ступин, увидев его. — Уже работаешь?
— Какое?.. Мастер меня и не узнал.
— Это бывает с ним… Значит, перепоили. А ты ему не напомнил?
— Нет… постеснялся.
— Тут не словами надо напоминать-то.
— А как?
— Есть у тебя двадцать рублей?
— Есть. Вот возьми.
— Надо было подойти… когда он один, и сунуть ему в руку. Мол, извините, Африкан Ильич, вчера в трактире занял у вас, так вот, позвольте вернуть должок. Ну, да ты не сумеешь. Побудь здесь.
Ступин ушел и скоро вернулся сияющий.
— Все в аккурате, Степан. Зовет тебя мастер. Иди!
— Неужели припомнил?
— В лучшем виде! Иди, он ждет…
Ранней весной 1876 года, когда дни резко прибавились, рабочие с Александровского завода собирались по вечерам, не зажигая огня. Однажды на занятие кружка Ступин привел Халтурина, которого знали и рекомендовали еще трое рабочих. В большой комнате, где жили двое холостяков из литейки, собралось человек двадцать. Халтурин сел в углу.
Молодой рабочий Кукин в костюме, в высоких сапогах, с пушистой растительностью на щеках, был за председателя.
— Друзья! — начал он, поднявшись. — Сегодня к нам пришел Михаил Михайлович, известный революционер-пропагандист. Он прочитает лекцию.
К столу продвинулся бородатый человек в распахнутом полушубке.
— Вы бы разделись, Михаиле Михайлович, здесь тепло, — предложил председатель.
— Благодарствую!
Лектор снял полушубок, положил его вместе с шапкой на стул и, оставшись в темной косоворотке, откашлялся.