Страница 24 из 61
Степан прошелся по тропинке вдоль набережной и снова вернулся к перевозу. Народ уже погрузился в пригнанные лодки и отчалил. У сторожки, поплевывая в песок, сидел один кудрявый мужик. Он давно приметил Степана и ждал, что тот тоже спустится к реке и станет просить перевезти его на Охтенскую сторону. Но Степан неторопливо ходил вдоль набережной, любуясь рекой, которая ему чем-то напоминала родную Вятку, и думал о том, где ему сыскать ночлег.
— Эй, парень! Ты чего там шатаешься? — крикнул кудрявый мужик. — Подь-ка сюда.
— Зачем?
— Дело есть. Иди!
Степан спустился к реке, подошел к сторожке, поздоровался.
— Ты на богомолье, что ли, пришел?
— Нет, просто так…
— Откуда будешь?
— Вятский!
— Вона! На заработки приехал?
— Да, думаю устроиться на завод… Я столяр-краснодеревщик.
— Это, паря, не так свободно. Люди неделями и месяцами ищут место. Денег, что ли, у тебя много?
— Денег в обрез.
— А родня какая есть или знакомые?
— Никого нет… я только с поезда. Мужик даже присвистнул.
— Тогда тебе, паря, один выход — идти ко мне в перевозчики. Грести-то умеешь?
— На реке вырос!
— Вот и айда! Будешь жить здесь, в сторожке, а столоваться в харчевне для извозчиков — это рядом. Там все наши кормятся. Дешево и сердито.
— А сколько платить будете?
Мужик еще раз — окинул наметанным и хитрым глазом рослого, широкоплечего Степана, с большими сильными руками, усмехнулся в бороду:
— Сколько заработаешь! Буду платить по копейке с рыла. Сотню человек перевезешь — вот и целковый!
— Да, может, тут за целые сутки сотни-то и не наберется?
— А это уж как бог пошлет… Другой раз и до пятисот перевозим…
— Надо подумать…
— А ты ел сегодня али нет?
— Нет еще…
— На двугривенный, сходи в харчевню.
— Не надо, у меня есть свои.
— Ишь, какой гордый! — тряхнул мужик кудрявой головой. — Иди на свои поешь, да подумай хорошенько. Такой работой брезговать нельзя. Здесь— живые деньги… Как звать-то тебя?
— Степаном… А вас?
— Тимофеичем кличут.
— Вы тут хозяин или…
— Раз нанимаю, стало быть, хозяин, — крякнул мужик. — Пришел сюда десять лет назад босиком, а теперь, ишь, — перевоз держу. Дело доходное… Ступай поешь — вон харчевня на берегу, — и сразу за весла! Видишь — сколько народу-то на том берегу!
— Ладно, Тимофеич, — поразмыслив, сказал Степан, — перекушу и приду. Только, если сыщется другая работа, ты меня не держи.
— Это само собой! Али я не понимаю..
2
Теплая погода продержалась недели полторы, а потом, начались дожди, подул с моря холодный ветер. Степану пришлось купить на толкучке поношенный полушубок и шапку. Но и в этом одеянии на воде холод пронизывал до костей. «Пассажиров», как хозяин называл переправлявшихся с берега на берег, становилось все меньше, и перевозить было трудней. В тихую погоду приходилось бороться лишь с сильным течением, а теперь еще надо было преодолевать крутую волну.
Степан за день так отмахивал руки, что ночью они гудели и ныли — не мог уснуть. А заработки становились все меньше и меньше. Перевозчики начали роптать, подумывать о новой работе. Хозяин по вечерам приходил в сторожку, ставил на стол бутылку очищенной.
— Не унывайте, ребята, — у меня с голоду не помрете. Вот замерзнет река — начнем работать на лошадях. Я оборудовал сани со скамейками и большие крытые кошевки. Любо-мило в таких перелететь через Неву. Народу будет еще больше, чем летом.
— Зимой пешком пойдут… кому охота пятаки на ветер швырять?
— Разный народ бывает, — усмехнулся хозяин. — Другой и вовсе всю зиму дома сидит. А только у меня перевоз не пустует. Иной раз зимой заколачиваем больше, чем летом. Потому — на санях, под ветром — пятачок, а в кошевке с колокольчиком — гривенник…
Степан, слушая сладкие речи хозяина, уже давно обдумывал, куда податься, искал другое место, расспрашивал «пассажиров» про большие фабрики и заводы. «Вот пойдет шуга по воде, делать будет нечего, тогда и толкнусь на настоящие поиски…»
Как-то перевозил Степан кучку продрогших «пассажиров» с Охтенского берега. Было холодно — злой ветер пронизывал до костей. Все, нахохлившись, жались друг к другу, кутались в шарфы и прятали лица в воротники. Степан широко взмахивал веслами, чтобы согреться, смотрел на дно лодки и думал о своем..
Вдруг сидевший напротив «пассажир» тронул его за колено:
— Неужели Халтурин?
Степан приподнял голову. Из-под надвинутой шапки смотрели карие выразительные глаза. Поднятый воротник закрывал щеки, заросшие кудрявой бородкой, но Степан сразу узнал доброго учителя из Вятского земского училища — Котельникова.
— Василий Гаврилович? Да как же вы-то здесь очутились?
— Переехал в Питер. Теперь служу здесь. А ты, Степан? Ты же должен быть в Германии?
Степан сильным рывком толкнул лодку вперед и приподнял весла:
— В Москве обокрали: Взяли и деньги и заграничный паспорт. Еле добрался до Петербурга и пока вот перебиваюсь здесь.
— Скверно, брат, скверно… Ведь ты же хороший мастер: почему в перевозчики попал?
— Разве сразу устроишься? — ответил Степан и снова налег на весла.
Котельников, нахмурясь, молчал до самого берега, а когда причалили и вышли, подошел к Степану,
— Ты можешь сейчас отпроситься и пойти со мной в город?
— Хозяина нет, ну да ладно, скажу ребятам… А. зачем в город?
— Я — устрою тебя в одно заведение, на хорошее место.
— Неужели? Да я хоть сейчас уйти готов… Только документ мой у хозяина.
— Поедем так, а документ, если потребуется, возьмешь потом.
Дойдя до лавры, они сели в вагончик конки и, наперебой расспрашивая друг друга, поехали к центру.
Доехав до Литейного, они сошли с конки и переулками зашагали пешком.
Заведение, в которое Котельников надеялся устроить Степана, именовалось «мастерской по изготовлению учебных пособий». Хозяевами мастерской были братья Топорковы, люди либеральных взглядов, симпатизирующие революционерам.
Топоркову-старшему — высокому бородачу в очках — Котельников и представил Степана.
— Что умеете делать? — строго, как истинный хозяин, спросил Топорков.
— Я по столярной части… краснодеревец.
— Ящики для приборов сможете вязать?
— Делал шкатулки из капа и ларцы.
— Вятский, значит?
— Да.
— Все понятно. Когда сможете приступить к делу?
— Я хоть сегодня готов… только с жильем у меня затруднение.
— В этом поможем… А заработки у нас сдельные. Будет зависеть от вас, от вашего умения… Пойдемте, я покажу вам мастерскую и изделия, которые мы изготовляем.
— Так я, пожалуй, попрощаюсь с вами, господин Топорков, — тоже официально сказал Котельников.
— Прощайте! Заходите при случае, я всегда рад вас видеть. А о вашем протеже я позабочусь.
— Благодарствую!
Котельников поклонился, пожелал Степану успехов на новом месте и; передав свою визитную карточку, ушел.
Мастерская занимала небольшое полуподвальное помещение. Но в ней было чисто. Рабочих оказалось немного. Оборудование— самое простейшее. Изделия, которые выпускались в мастерской, были добротными, красивыми. Большие линейки, угольники, геометрические фигуры, несложные физические приборы — все сияло и блестело.
— Ну-с, так что вы скажете, молодой человек? — спросил хозяин, когда они вернулись в контору.
— Мне понравилось. Буду рад у вас потрудиться. Вот только с жильем у меня…
— Хорошо! Сейчас я вам дам записку к одной старушке. Как договоритесь, приходите снова ко мне — получите аванс и перевезете свои вещи.
Степан хотел сказать, что у него нет никаких вещей, но осекся, побаиваясь, как бы хозяин не раздумал.
— Вам все понятно?
— Понятно. Благодарю вас… Но как же? Ведь я еще и паспорта не предъявил…
— Не беспокойтесь, рекомендации господина Котельникова для меня вполне достаточно.
3
«Старушке» Авдотье Захаровне еще не было пятидесяти, но ее сгорбило и состарило горе. В Крымскую войну она потеряла мужа, а два года назад в сибирской ссылке — единственного сына.