Страница 84 из 123
«Его так любила та девчонка, — озарила голову мыслишка из разряда непонятных — одна из тех, что в последние дни спонтанно возникали в моей, переполненной воспоминаниями голове: — Как же ее зовут? И с чего вдруг я стала о ней вспоминать?» — размышляла я, лениво разглядывая окрестности, смутно проявлявшиеся за массивным и, как оказалось, тонированным стеклом.
Ко мне подошла бариста, чтобы принять заказ. Похоже, она исполняла обе роли: готовила кофе, и сама же разносила его посетителям.
Чуть убаюканная едва различимым гулом негромких разговоров гостей за соседними столиками, я принялась мучать свою память, но в ней никак не всплывало имени той подружки из детства. Сосредоточившись на этом, по всему — бесполезном занятии, я не сразу заметила, что столиком своим сижу уже не одна. Да и поняла я это лишь, уловив огромную неподвижную тень в окне. Вздрогнула. Оглянулась и поймала на себе замораживающий взгляд Каменнолицего. Да, напротив меня теперь неподвижной глыбой восседал сам Жаров. Собственной персоной.
— Решил составить тебе кампанию, — холодно известил он меня.
Я впервые услышала его голос так близко — совсем рядом с собой. Хорошо поставленный, негромкий и какой-то… слишком глубокий что ли, он поразил меня высокомерием и холодным пренебрежением.
Внимание этого человека было неприятно и пугало настолько, что вдруг захотелось вскочить и нестись отсюда сломя голову. Нестись так далеко насколько хватило бы сил. Острые коготки страха вонзились в сердце, а перед глазами всплыло недавнее видение с огоньками гирлянды, — то, как на пару мгновений они словно «обожгли» арку у входа россыпью «кровавых капелек».
«Всё-таки то было предостережение. Не нужно было заходить в кофейню… — в голове моей заметалась паническая мысль. — Стоп, Катя! Не истери. Возьми себя в руки! Здесь он не сделает тебе ничего плохого — вокруг люди. Главное — не смотри ему в глаза!» — мысленно уговаривала я себя, всё же рискнув взглянуть в неподвижное лицо собеседника и даже улыбнуться. Слегка. Выражая холодную вежливость — не более того. Улыбнулась и принялась рассматривать его, правда, избегая по возможности зрительного контакта.
«Не тушуйся! — мысленно велела я себе, — Он не должен видеть твоего страха!»
Да, рост Каменнолицего вполне можно было бы назвать могучим, богатырским. Даже восседая на стуле напротив, он возвышался надо мной огромной неподвижной скалой и словно подавлял всем своим самодостаточным видом. Я никогда не ощущала ничего подобного, находясь за одним столом с дедушкой, рост которого тоже был немалым — чуть больше двух метров.
«Два метра и три сантиметра, если быть точной», — зачем-то мысленно поправила я себя.
На Жарове сегодня был надет коричневый, по-деловому неброский пиджак. Что-то в его облике все так же казалось мне неестественным. То ли мертвенно бледное лицо, то ли кипельно-белая шевелюра, заботливо уложенная назад: волосок к волоску, то ли ухоженные, не тронутые возрастом руки, сжимавшие рукоять его бессменной спутницы — трости. Он выставил ее вперед — прямо перед собой и опирался именно на нее, а не на столешницу.
— Сейчас должен подойти мой жених… — отчего-то решила ляпнуть я.
— Не ври, — было мне ответом, — женишку твоему сейчас не до тебя.
— С чего вы взяли?
— С того, что позволяет тебе шастать одной, а сам трется у адвоката. Бесполезно.
— Что бесполезно?
— Прыгать вокруг адвокатишки на задних лапках.
— Почему бесполезно?
— На суде его размажут, как кашу по тарелке. Дааа. Скандалец выйдет знатный. Карина снова будет популярна.
— Карина? Карина Эдуардовна?
— Она, — кивнув, подтвердил он.
— А почему «снова»?
— Потому что ее уже выносило как-то в селебрити, как вы это называете.
— Кто «вы»? — не поняла я.
— Молодёжь.
— А когда ее «выносило в селебрити»? Я ничего об этом не знаю.
— Не мудрено. На гребне популярности твоей матери, — слегка кивнув, объяснил он. И добавил: — Она ее получила незадолго до своей смерти.
— Не понимаю…
— Не понимаешь, потому что не знаешь.
— Не знаю? Чего конкретно?
— Смотрю, ты ничего не знаешь, цыпа… Бесполезнее портянки.
— Ну знаете!
— Не истери. Конкретику по Карине узнай деда. Ликбез с тобой проводить не собираюсь, — недовольно проворчал он.
— Почему вы уверены, что Мишу ждет скандал?
— Голубева напрягла связи. А о ни у нее — не в пример щенковым.
— Щенковым?
— Не в пример Новиковским, — уточнил он.
— А вы отлично осведомлены…
— Положение обязывает, — бросили мне в ответ и усмехнулись.
Говорил Жаров приглушённо. И сидел к столу вполоборота, краем глаза осматривая помещение, будто чего-то опасаясь.
«Но чего? Слежки? Тогда чьей?» — недоумевала я, наблюдая за собранностью моего собеседника и расчетливостью в малейших его движениях: он ни на мгновение не выпускал из рук трости, сидел будто во всеоружии, зорким взглядом оглядывая посетителей кофейни.
— И всё же я пересяду. Здесь стало неуютно, — заявила я и поднялась с кресла.
— Не спеши, — остановил он меня. Моя ладонь вмиг накрылась его каменной, цепкой, как клещи. — Присядь. Я с тобой еще не закончил.
Шокированная такой наглостью я снова села за стол, но выдернула ладонь из его крепкой хватки.
— Ты уже вспомнила, где находится твой отец? — напрямую, без лишних экивоков спросил он.
Я напряглась, но отвечать на вопрос не спешила.
— Значит это вы заставляете меня вспоминать. Как вам это удается?
— Существуют техники, — решил разоткровенничаться он. Видимо, для создания пущей атмосферы доверия. Его в нашей беседе и правда был дефицит. — К их разработке когда-то был причастен лично. Так что использую собственную программу.
— Техники… Программу… Какую?
— Техники по стимуляции мозговой активности, — помолчав ответил он, явно уловив мой прием по уводу темы разговора. Я поняла это по его ухмылке. Едва заметной, но вполне себе коварной. Она будто говорила мне: «Я понял твой маневр, салака. Но здесь верховожу я — не ты».
— Что это? — тем временем не сдавалась я. — Гипноз?
— Что-то вроде.
Будто в подтверждение слов Каменнолицего, его взгляд стал вязким, затягивающим, сковывающим мой. И я принялась изо всех сил ему сопротивляться, чтобы не ступить в это болото и не завязнуть, понимая, что, если ступлю, — стану жертвой, а он получит надо мною полную власть.
— Достаточно! — через силу велела я. И откуда только смелость взялась?
Притяжение между нами ослабло. Я аккуратно выдохнула и взглянула на усмехающиеся губы напротив.
— Зачем вам мой отец? — поинтересовалась я, опустив взгляд на пустую поверхность стола, покрытую белой скатертью. И услышала:
— Его прячут. И я хочу знать, где.
— То есть вы уверены, что он жив, — не спросила — констатировала я факт.
— Да, — коротко бросили мне в ответ.
— И кто его, по-вашему, прячет? — я взглянула на собеседника с интересом, но сосредоточилась на его губах — не на глазах.
— Ты столько лет была рядом с ним.
— С кем? С папой?
— Не дури! С дедом. Не может быть, чтобы старый лис ни разу не проговорился! Нет, быть такого не может. Ты должна была вспомнить хоть что-то.
— Так вы считаете, что дедушка в курсе? Почему же тогда сами у него не спросите?
— Ты задаёшь больше вопросов, чем выдаёшь ответов. Скверно…
— Да… Скверно… — подхватила я, — Скверно то, господин Жаров, что вы манипулируете именно мной. А им — слабо?
— Неверная трактовка моих действий, цыпленок.
— Неужели? И почему цыпленок? — Я удивилась и его ответу, и обращению ко мне. К слову, он ни разу не назвал по имени. Хотя наверняка оно было ему известно. Стало до жути интересно, какая же трактовка, по его мнению, является верной. Долго бороться с любопытством мне не пришлось.
— Потому что до курицы тебе еще расти и расти.
— Ну знаете! — возмутилась я. — У меня нет цели стать курицей!
— Знаю я твою цель, — усмехнулся он.