Страница 45 из 50
Дария смущенно вспыхнула и укоризненно посмотрела на мужа, а тот громко расхохотался и погладил ее по голове, а затем поцеловал в щечку.
…Габриэль вспомнил, как сегодня утром жена щелкнула его по носу и положила конец глупой игре, затеянной им несколько дней назад. Он и сам бы хотел ее закончить, но из-за неуместной гордости не знал, как это сделать. Габриэль сам не понимал, почему продолжал вести разговоры в постели на испанском, почему спазм стискивал его горло всякий раз и не позволял сказать жене все ласковые и нежные слова на родном ей языке. Хотя, как разумный человек, понимал, что этим обижает ее. Поэтому, он и словом не обмолвился, когда она, следуя его примеру, начала говорить в постели на немецком языке. Его распирало от любви и нежности, он не мог и не хотел молчать о своих чувствах, но все его красноречие легко и свободно проявлялось только в испанских выражениях. Габриэль боялся, что высказав все на ирландском языке, предстанет перед женой чрезмерно сентиментальным и смешным, что недостойно мужчины. Но с упоением внимал восторгам Дарии, высказанным на немецком. Он делал вид, что не понимает ни единого слова, а сам заводился с пол-оборота от ее красноречивых описаний его сильного и крепкого «друга». Габриэль решил, что ей, как и ему, неудобно открыто проявлять свои чувства. Тем более, она могла посчитать, что ее сдержанному и чопорному мужу, каким он проявил себя в первый месяц их супружества, будут претить ее откровенные восторги, и вызовут нарекания в несдержанности и нескромности. Габриэль хотел бы сказать, что никаких нареканий не будет, и он безумно рад, что его жена такая чувственная и отзывчивая, но тогда пришлось бы признаться, что он обманывал ее, делая вид, что ничего не понимает, а, следовательно, пользовался ее откровенностью.
Но сегодня утром его умница жена несколькими словами прекратила их бессмысленную игру. Даже сейчас, вспоминая утренний эпизод, Габриэль едва сдерживался от смеха, представляя со стороны весь комизм ситуации, когда он, подбадриваемый непристойными выкриками жены во время его усердной «пахоты», вдруг в этих восторженных стенаниях начинает улавливать совсем иные слова. А именно, как его дорогая жена начинает методично перечислять список дел на сегодняшний день. Его хватило только на три пункта. Когда он услышал, что Дария запланировала отвести спаниеля матери на очередную прививку, то уже не смог дальше сдерживаться и сразу кончил, а затем недоуменно посмотрел ей в глаза и недоверчиво спросил:
— Какой спаниель? У твоей же матери нет собаки.
Дария не ответила, а лишь выразительно приподняла брови, и Габриэль был вынужден сознаться:
— Прости, что не сказал сразу, но я хорошо знаю немецкий.
— Я тоже хорошо знаю испанский, но побоялась признаться в этом. Ты мог совсем перестать разговаривать со мной, и все делал бы молча. Ведь ты считаешь меня недостойной ласковых слов, — от обиды она закусила губу и отвернулась от мужа.
— Ну, что ты, родная, — Габриэль слегка обхватил подбородок жены и повернул к себе ее лицо. — Ты достойна самых лучших слов, просто у меня нет опыта в таких делах. Я никому до тебя не признавался в любви и боялся, что буду выглядеть сентиментальным идиотом, лепечущим любовный бред.
— Ни одна женщина не посчитает мужчину идиотом, слушая его слова любви, — пылко возразила Дария. — Это она чувствует себя используемой вещью, когда в самые интимные моменты слышит от мужчины только сопение и пыхтение.
Габриэль прижал к себе жену и тихо пообещал:
— У нас не будет ни сопения, ни пыхтения, и никакой иностранщины. А будет… — и он стал медленно целовать Дарию, шепча признания в любви, нисколько не стесняясь. А она, наслаждаясь откровенными словами и купаясь в его нежности, ответила не менее доверчиво, растрогав его до глубины души…
Дария сжала руку мужа, возвращая его из утренних воспоминаний в гостиную Маклафлинов.
— Мы не дома, — тихо напомнила она. — Перестань меня гладить по спине, на нас все смотрят.
Габриэль, поймав взгляды — насмешливый Вика и понимающий Алана, выпрямился на диванчике и по-деловому спросил:
— Дорогая, тебе хорошо отсюда слышно? Может, пересядем ближе, чтобы тебе было лучше переводить?
— Ей будет хорошо слышно, если ты отсядешь от нее и перестанешь отвлекать от перевода, — ухмыльнулся Вик. — Тогда и нам все будет понятно.
Дария усмехнулась и пересела ближе к экрану телевизора, сделав это весьма своевременно. Телепередача началась, и Диего Костас объявил о госте в студии.
Как и предполагалось, передача шла на португальском языке, причем все говорили очень темпераментно, и Дария еле успевала за ними переводить. Сначала ей было очень сложно — Диего вовлек Антэна в обсуждение и сравнение нынешних болидов с теми, что были двадцать лет назад. Он сыпал терминами и параметрами, настаивая, что современные гонки стали технически более оснащенными. И это в свою очередь выдвигает массу правил по ограничению скоростей, делая гонки менее опасными, но и менее зрелищными.
— Да задолбал ты уже своими шасси! — не удержался Викрам от едкого комментария. — Зрелищно — незрелищно! Сел бы сам и порулил, а потом бы разглагольствовал, — рассерженно пробормотал он и уже более мягко обратился к Дарии: — Солнышко, не переводи нам эту техническую дребедень. Когда он начнет расспрашивать Антэна о его жизни, тогда нам и переведешь.
Диего стал спрашивать Антэна о жизни лишь спустя двадцать минут, специально оставляя самую интересную информацию на конец передачи, чтобы удержать зрителей у экранов.
— А теперь расскажи нам, друг, куда ты пропал двадцать лет назад? И почему сегодня выступал не под своим именем?
Услышав перевод вопроса Диего, все встряхнулись и стали с большим вниманием следить за разговором в далекой заокеанской студии.
— Все случилось в Сан-Марино, в конце апреля девяносто первого года, перед самой гонкой, — начал рассказывать Антэн. — Я просто оказался в неподходящий момент в неподходящем месте, а именно, в небольшом баре в центре города, где стал случайным свидетелем похищения одного человека. Я хорошо разглядел похитителей, к сожалению, они меня тоже. Это были югославские военные. В Хорватии тогда вовсю шла война, и на нейтральной территории, в Сан-Марино, состоялась встреча представителей враждующих сторон, целью которой был поиск путей урегулирования конфликта. Не буду вдаваться в подробности, но на моих глазах похитили члена хорватского правительства, о чем я, как законопослушный гражданин рассказал в полиции, описав похитителей. За что и поплатился.
В то время я был достаточно известен, — скромно заметил он, на что Диего разразился бурными возражениями, уверяя зрителей, что тогда лицо Антэна Бойера было известно всему миру. — Им не составило труда отыскать меня, и я еле ушел от расправы. Тогда мне стало уже не до гонок. Опасность грозила не только мне, но и моей семье. Полицией было решено провести ряд мероприятий по защите нас, как свидетелей. Через сутки у нас уже были другие имена, биографии и страна проживания. Так в Каракасе появился Шон Брион, водитель-дальнобойщик, имеющий на руках семью и весьма скромные денежные накопления.
Алан внимательно слушал отца, взволнованно пересказывавшего почти невероятную историю, и ловил себя на том, что даже он, отлично знавший правду, подпадает под его мощное обаяние, и уже сам начинает верить в трагические события, и даже сочувствовать молодому и талантливому парню, ставшему жертвой жестоких обстоятельств, так круто изменивших ему жизнь.
Антэн продолжал рассказывать о трудных первых годах в чужой стране, о постоянном волнении за семью, о вечных поисках денег. И о том, как случайно прочитав объявление в газете, поступил на компьютерные курсы. Как затем начал работать в этом направлении, одновременно обучаясь в университете, и уже через несколько лет создал небольшое бюро, разрабатывающее компьютерные программы, постепенно превратившееся в процветающую компанию. Антэн с дрожью в голосе поведал, что никогда не забывал о гонках, они даже снились ему по ночам, но он понимал, что вернуться в тот мир ему невозможно. Только несколько лет назад, узнав о возрождении Формулы-2, он отважился поучаствовать в ней под чужим именем в качестве третьего пилота, не претендуя на титул чемпиона, и только принося команде победные очки. Он участвовал в гонках в Южной Америке, Африке и Китае, не рискуя появляться в Европе. И решился на это лишь месяц назад, вернувшись на родину в Ирландию, чтобы повидать родителей. Теперь, когда истек срок давности за преступление, свидетелем которого он был, можно уже не опасаться ни за себя, ни за своих родных.