Страница 38 из 149
- Почему нет? – хладнокровно возразила та. – Я сообщила, что ты, я и синьор Кестрель ненадолго уедем на виллу, так что он может писать мне туда, если потребуется.
- Не пройдёт и часа, как он ворвётся сюда, - предсказал Карло.
- Ничего не могу поделать. Нельзя дать ему возможность сказать, что мы делали что-то у него за спиной. Это даст ему слишком хорошее оружие.
- Я всё равно хотел встретиться с комиссарио, - сказал Джулиан. – Синьор граф, вы можете предположить, когда вернётся маркез Ринальдо?
Карло покачал головой.
- Он не писал уже какое-то время. Я даже не знаю, где он сейчас, - граф повернулся к маркезе, - Эрнесто не знает его намерений?
- Эрнесто – это бывший слуга Лодовико, - объяснила маркеза Джулиану. – Он служил моему мужу около сорока лет, так что Ринальдо не мог прогнать его, хотя он ему не нравится. Ринальдо никогда не брал его с собой в путешествия.
- А Эрнесто не сопровождал маркеза Лодовико на озеро Комо? – спросил Джулиан.
- Да, но он никогда не встречался там с Орфео, - отозвалась женщина. – Он лишь говорил с ним один раз, в Милане, в тот вечер, когда Лодовико с ним познакомился.
- Значит он всё-таки сможет опознать его?
- Почему бы не спросить об этом его самого? Карло, ты позвонишь?
Карло потянул на верёвку звонка, что висел у камина. Появился лакей, и маркеза велела ему послать за Эрнесто.
- Мне нужно поговорить и с вами, синьор граф, - сказал Джулиан.
- Где и когда вы пожелаете, - отозвался Карло.
- Я боюсь, мне предстоит задавать неделикатные и, возможно, оскорбительные вопросы.
Карло криво улыбнулся.
- Я итальянский либерал, синьор Кестрель. Я привык к тому, что меня считают опасным преступником.
Вошёл слуга и поклонился Карло и маркезе. Этому человеку было около шестидесяти, а его сутулые плечи и лицо казались такими же серыми как его седые волосы. В знак своего положения Эрнесто носил не ливрею, а простой серый фрак, а сорочка под ним была штопанной и пожелтевшей от времени, но кристально чистой.
- Эрнесто, - обратилась к нему маркеза, - это синьор Кестрель, тот самый англичанин, о котором я говорила. Он хочет задать тебе несколько вопросов об Орфео. Прошу тебя, будь с ним откровенен и ничего не скрывай.
- Ваша светлость[27], я бы отдал свою душу Дьяволу, если бы это помогло предать убийцу хозяина правосудию!
- Я знаю, что могу положиться на тебя, - тепло сказала она, - как мог и Лодовико. – маркеза поднялась. – Я оставлю тебя с синьором Кестрелем, что совсем не дьявол.
Джулиан поклонился и поцеловал её руки.
- Лишь иногда бываю его адвокатом.
Эрнесто провёл Джулиана через заднюю дверь в тёмный, узкий проход за Каза-Мальвецци. Он встал у поросшей плющом стены примерно двадцати футов высотой, что огораживала дворик с правой стороны дома.
- Вот здесь я его и видел, синьор.
- Орфео?
- Да, синьор.
- Расскажи, что тогда происходило.
- Тогда Карнавал шёл уже неделю или две, синьор. У хозяина разболелась голова, он пришёл домой раньше обычного и сказал, что шум на улицах делает ему хуже.
Джулиан кивнул. Карнавал был праздничным сезоном между Рождеством и Великим постом – в «Ла Скала» проходили маскарады, а улицы каждую ночь заполоняли празднующие.
- Я помогал господину отойти ко сну, - продолжал Эрнесто. – Его комнаты была наверху. – Он указан на ряд окон, выходивших во двор. – Появился юноша и встал там, где стоим мы с вами, синьор, и начал петь, так что мы отчётливо его слышали. Сперва хозяин разозлился и велел мне прогнать этого нахала. Но потом сказал остаться и подождать. Он медленно подошёл к окну, будто ходил во сне, но ничего не говорил, пока юноша не допел.
- А что была за песня?
- «Она в объятиях другого»[28] – Эрнесто задумчиво промурлыкал какой-то мотив, - Творения Чимарозы – это музыка нашей молодости – моей и маркеза. Вот странно – я думал, что молодой человек скорее пел бы Россини.
- Но это бы ему не помогло, - задумчиво проговорил Джулиан.
- О чём вы, синьор?
- Я хочу сказать, что Орфео намеренно пытался привлечь внимание маркеза. В этом уединённом месте никто другой его бы не услышал. А ты сказал, что маркез Лодовико как-то рано отходил ко сну. В доме был кто-то ещё?
- Только пара-тройка лакеев, синьор, и стражник. Прочие слуги были на Карнавале. А её светлость должна была вернуться не раньше рассвета.
- Значит, Орфео распевал именно для маркеза.
- Когда вы так говорите, это похоже на правду, - Эрнесто понурился. – Но я тогда об этом не думал. Я сам был глубоко тронут. У него оказался такой чистый голос… я не могу сказать, на что это было похоже. Будто это не человек, синьор, а сама молодость и любовь пели тем вечером.
Джулиан помолчал несколько мгновений.
- А что случилось потом?
- Песня закончилась. Господин вздрогнул и пришёл в себя. Он повернулся ко мне со слезами на лице и сказал: «Эрнесто, я должен его увидеть! Скорее, веди его сюда, пока он не ушёл!». Я поспешил вниз – у меня даже свеча затухла, но я не стал тратить времени на то, чтобы зажечь её. Я вышел через заднюю дверь. Певец был там. Я стоял так близко к нему, как сейчас к вам, синьор, но было так темно, что я не разглядел, как он выглядел. Помню длинный плащ и шляпу с полями, что скрывали его лицо.
- Какого он был роста?
- Я думаю, среднего роста, синьор. Но я не обратил внимания. Откуда мне было знать, что это окажется важным?
- Верно, ниоткуда, - заверил его Джулиан.
- А надо было подумать об этом синьор! Когда я вспоминаю, что я, Эрнесто Торелли, привёл к моему господину… человека, что убил его! Мне хочется разбить голову о стену, синьор!
Джулиан дружески положил руку ему на плечо.
- Я молю не делать ничего подобного. Мне будет непросто распутать это преступление, и я не хочу терять человека, что знал Лодовико Мальвецци, как никто другой.
- Это правда, синьор, - Эрнесто немного успокоился. – Я служил ему с тех пор, как нам обоим исполнилось восемнадцать, и он почти ничего от меня не скрывал, - слуга перекрестился, - Бог и Мадонна, простите меня за слова о том, что я хотел разбить голову о стену! Это не просто смертный грех… Покинуть этот мир, когда я могу помочь найти убийцу моего господина – это предательство. Чем ещё я могу помочь, синьор?
- Что произошло, когда ты нашёл Орфео?
- Я сказал, что мой господин, маркез Мальвецци, услышал его пение и хочет с ним познакомиться. Он поклонился, сказал, что польщён или как-то так. Я попросил его следовать за мной.
- Он был удивлён?
- Не могу сказать, синьор. Он не возражал. Я привёл его в комнату господина. Кажется, он снял шляпу – господин бы разозлился, если бы гость был с покрытой головой – но я всё равно не разглядел лица. В комнате было мало света – маркез берёг свечи. А через минуту или две господин отпустил меня, и я ушёл. Это был последний раз, когда я выдел синьора Орфео.
- Кто выпустил его из дома?
- Кажется, никто не знает этого, синьор. Я думаю, сам маркез.
Джулиан на мгновение задумался.
- Любопытно, что он принимал незнакомца один в такой час. Молодой человек мог оказаться вором или наёмным костоломом.
- Господин был храбрым, синьор, и очень гордым. Он бы не поверил, что кто-то осмелится поднять на него руку. Конечно, когда он принимал гостей, рядом обычно были слуги, но того требовало его положение, а не страх. А услышав пение синьора Орфео, он забыл и о положении. Музыка всегда заставляла его позабыть обо всём. Это было единственное, что могло заставить его забыть, что он Мальвецци.