Страница 124 из 149
- Вы намеренно свернули с дороги между Турином и Новарой, чтобы Лодовико бросил Орфео и искал вас.
Она склонила голову.
- Это оказалось нетрудно. Я ехала в простом наёмном экипаже, всего с парой слуг без ливрей. Я не называла своего имени на постоялых дворах, где мы меняли лошадей и запретила слугам обращаться по мне по титулу. Но я не сказала курьеру, которого послала вперёд, что путешествую инкогнито, отчего он и все, кто меня искали, потратили уйму времени, расспрашивая о маркезе Мальвецци и не получая ответов. Кроме того, вокруг царило смятение. Король Пьемонта отрёкся, а народ оказался зажат между туринскими мятежниками и солдатами в Новаре. В этой суматохе я могла рассчитывать остаться незаметной.
Конечно, мой план рухнул, чего и заслуживал своей глупостью. Ринальдо так боялся своего отца, что не сказал ему о моей пропаже. Он выследил меня до Бельгирата и вернул в Милан, как потерявшийся багаж. Я приехала и узнала, что Лодовико мёртв. Всё, о чём я заботилась в этом мире, умерло вместе с ним. Я даже не знала, что он был убит, но уже винила Орфео в этой смерти. И каким бы не был настоящий преступник, я буду винить Орфео.
Джулиан почувствовал, будто ледяная рука сжимает его сердце. Он понимал – она не осознает, что сейчас раскрыла. А он не может сказать ей, потому что тогда она не даст ему завтра уехать в Милан и пролить правду на убийства. У него уже не хватало духу браться за это дело, но он должен идти до конца.
- Почему вы уверены, что де ла Марк знает Орфео? – спросил он.
- Во-первых, потому что он сам больше годится на роль Орфео, чем синьоры Флетчер или Сент-Карр. Тем вечером в «Ла Скала» вы сказали, что он хорошо говорит по-английски и может сойти за англичанина. А потом маэстро Донати упомянул, что акцент Орфео был больше похож на французский, чем на английский. Гастон подходит по возрасту и много знает о пении, хоть и говорит, что для него это наука, а не искусство. Наконец он очень интересовался вами и вашим расследованием. Он приходил в мою ложу в «Ла Скала» вечером перед нашим отъездом из Милана и спрашивал о вас. Он может быть Орфео и быть здесь, в нашей власти – но я не могу на такое надеяться. Я пригласила его поехать на виллу, чтобы узнать точно.
С самого начала он дразнил нас своими намёками на то, что знает больше, чем говорит. Я была совершенно уверена, что он знает, кем был Орфео, если не является им сам. Но я не могла раскрыть эту тайну. Я следила за ним, флиртовала с ним… флиртовала с вами, чтобы он ревновал. Ничего не помогло.
Джулиан отвёл взгляд. Она помолчала немного, а потом подошла к нему и нерешительно положила руку ему на предплечье.
- Джулиано, это не всё, что было между нами. Та ночь в беседке… Гастона там не было. Я думала лишь о тебе.
- И об Орфео. Даже тогда вы умоляли меня найти его.
- Потому что так я смогу освободиться! И смогу отдать тебе сердце, не отравленное ненавистью! Я хочу любить тебя. Я… Я могла бы любить тебя… Мне страшно такое говорить, - она тихо добавила. – Но я думаю, что после этой ночи ты никогда не полюбишь меня.
- Я люблю вас. В этом моё несчастье. Пожалуйста, продолжайте вашу историю. Что толкнуло вас пойти на такие отчаянные меры, чтобы де ла Марк заговорил?
- Когда Валериано признался в убийствах, я была опустошена. Я поняла, что теперь Орфео никогда не поймают, потому что властям больше незачем его ловить. Я не любила Валериано – это был один из певцов Лодовико, а, как теперь оказалось, ещё и его внебрачным сыном. Но я хотела, чтобы Орфео оказался убийцей или хотя бы был разоблачён, но казалось, что этого уже не случится. Но тут ты сказал, что полезешь на балкон, и я поняла, что ты сомневаешься в вине Валериано. Я очень уважаю твой ум, Джулиано. Я была уверена, что ты окажешься прав. Но тем временем я могла бы убедить Гастона выдать Орфео, пока он верит, что убийство раскрыто.
Я разыскала Гастона. Ты можешь представить наш разговор. Я сказала, что недовольна расследованием – пока Орфео не найден, оно кажется мне незавершённым. Он ответил, что в отчаянии от того, что я не получила желаемого. И так далее. В конце концов мы условились встретиться ночью в моей комнате и поговорить. А потом ты уничтожил признание Валериано, и Орфео снова оказался в опасности. Но я зашла слишком далеко, чтобы отступать. Я приняла Гастона и предложила ему то, что он хотел, в обмен на то, что он мог знать. У меня не получилось. Теперь ты знаешь всё. Я когда-то говорила тебе, что мы бы вечно играли друг с другом в кошки-мышки. Теперь ты видишь, что так и есть.
- Да, маркеза.
- Маркеза, - повторила она. – Уже не Беатриче.
- Я беспокоил вас достаточно долго, - сказал он. – Вы должно быть, хотите лечь спать, а я завтра с утра еду в Милан. Доброй ночи.
Он пошёл к двери. Она последовала за ним. Когда Кестрель взялся за дверную ручку, она накрыла его руку своей и посмотрела ему в лицо.
- Останься со мной.
Его сердце дрогнуло.
«Одна ночь, - подумал он. – Что это может значит? Одна ночь – и пусть всё летит в тартарары!»
Его сердце бешено колотилось, лицо и руки были горячими.
- Я не могу, - бесцветно сказал он.
Он медленно отняла руки. Её распахнутые глаза пытались прочесть его лицо.
- Ты всё ещё подозреваешь меня в убийствах. Ты думаешь, что моя одержимость Орфео привела к тому, что я приехала из Бельгирата на виллу и убила Лодовико.
Он не ответил.
- Я понимаю, - она отошла чуть в сторону. – Тогда доброй ночи, синьор Кестрель. Вам не кажется забавным, что сразу два джентльмена отвергли знаменитую красавицу в одну ночь?
- Де ла Марк не хотел платить вашу цену.
- А вы?
- А я очень сомневаюсь, маркеза, - ответил он спокойно, - что вы захотите платить мою.
Он вышел, пересёк зал и вошёл в свою комнату. МакГрегор уже спал, оставив лампу зажжённой на столе у дверей. Когда Джулиан вошёл, доктор проснулся.
- Все в порядке?
- Да, - коротко солгал Джулиан.
МакГрегор кивнул и снова заснул.
Кестрель не стал звонить Брокеру – он сам разделся, умылся, почистил зубы и погасил лампу. Он забрался в кровать и долго лежал, глядя во тьму и ожидая рассвета, что принесёт только горе и сожаления.