Страница 9 из 11
– Всегда лови меня глазами, – прошептала я писателю, встав на носочки. Вот даже в туфлях я не особо дотягивалась до мужчины, поэтому он, наверно, уже привык вечно наклоняться ко мне. – Так я пойму с кем тебя снимать.
– Ты как вообще? – он продолжил гладить меня по талии и слегка прижал к себе, словно собирался спасать от этой гудящей вакханалии.
– Не сдохну, – мужественно отрапортовала я. – Но с тебя поход в Мак!
– Так, с цыганами я промахнутся,– намекнув на мелкий откуп, пробормотал Василий.– Будет тебе гамбургер и картошка, а потом в нормальный ресторан съездим.
– В меня больше не влезет.
– Не переживай, я дождусь, когда ты проголодаешься.
– Когда я проголодаюсь, то укушу тебя,– пообещала и наконец-то настроила камеру под дурацкий свет банкетного зала.
– Хорошо, только кусай не за задницу.
– Фи, извращуга.
– Всего лишь перестраховщик.
Вася отодвинулся от меня и пожал руку какому-то седому мужику, что даже в свои почтенные годы не потерял блудливого блеска глаз. Я быстро щёлкнула затвором. И ещё раз. И потом.
Через четверть часа писатель вернулся ко мне. Отвёл в сторону и озабоченно осведомился:
– Ты как? Устала?
– Работать или на каблуках?
Вот реально женская глупость прямо пропорциональна влюблённости. Когда нам приятен мужчина, мы забываем обо всём, даже о том, что сегодня не свидание, а работа, и надо было бы надеть балетки. Но куда уж мне, дурочке, что плывёт от одного неосторожного блеска янтарных глаз, до доводов разума.
– Мы скоро уедем, – пообещал мужчина и снова пошёл с кем-то здороваться. А я ощутила холод, который разворачивался маленьким ураганом внутри. Почему-то от прикосновений Васи, от его близости, мне всегда тепло, а без него… Как-будто простудилась под кондиционером.
Глава 11
Маска сползала с Васи. Я замечала это через объектив, когда он морщился при очередном вопросе или излишне резко поворачивался. Было видно, что он тоже устал, и настоящий он так и хочет вылезти наружу и навешать всем моральных оплеух. Он очень старательно избегал женского общества, словно ему оно приносило раздражение. Он кривил губы, когда к нему подходила очередная расфуфыренная девица и просила что-то или предлагала. Я видела, как его улыбка превращалась в оскал. Прямо внутренностями ощущала как он зол, но держится. Лавировал между барышнями, учтиво болтал с господами, и когда наши глаза встречались, он шептал губами, что уже скоро.
Ближе к полуночи я устроила перерыв. Всё, что могло быть важного, уже случилось, и по факту – моя работа окончена. Можно вообще уйти в машину и стянуть наконец-то эти туфли. Но я из солидарности к писателю всё равно делала вид, что работаю в поте лица.
Не успела я втянуть летний городской воздух, как по ступенькам сбежал Вася, на ходу бросая:
– Валим, валим!
Похвалите меня, я не стала уточнять «кого именно», а просто засеменила следом. Мужчина оглядывался, словно переживал, что нас могут догнать и заставить вернуться. Через три метра его нервы не выдержали, и он подхватил меня на руки, потому что передвигаться на каблуках стоило мне моральных сил больше, чем физических. Я взвизгнула, и обхватила шею Васи. Он благодарно улыбнулся: тащить на руках упирающуюся девицу сложнее, чем покорно согласившуюся на этот метод передвижения.
Я расположилась на водительском месте, подвинула кресло, немного подправила зеркала, пристегнула ремень. Вася смотрел за этим выступлением с непередаваемым сомнением.
– Я думал ты более беспечная…
– Да ну, брось. Мир мне не простит, если я угроблю такого писателя как ты в банальной автокатастрофе.
– Сплюнь.
– Я обычно глотаю, – ляпнула, и только потом поняла что именно.
– Похвально,– лукаво и от этого более будоражаще прозвучал бархатный голос с хрипловатыми нотками. А я покраснела. Наверно. Ну, уши точно. – Продемонстрируешь?
Я фыркнула.
– Не сплю с заказчиками.
– Как-будто я тебе спать предлагаю.
– Чтобы ты не предложил – ответ не изменится.
– Противная.
– А ты пьян.
– Это просто ты голодная, поэтому злая. Поехали знаешь куда…
Мы приехали в парк. Прошли через запасные ворота, от которых пару шагов до моста влюблённых. Полюбовались ночной рекой и, заприметив беседку, устроили ночной пикник. Некоторые рестораны работаю на вынос после полуночи.
– О чём ты говорил с компаньоном? – вытащила круассан из пакета и вгрызлась в него зубами, поэтому у писателя было время подробно рассказать мне всё.
– Он прочитал мой сборник…
Нет, походу из него всё надо вытягивать клещами.
– Ты написал новую книгу?
– Нет, это старая работа, просто не опубликованная нигде.
– И что он сказал? – я потянулась за стаканчиком с кофе и чуть не заляпала платье соусом из круассана.
– Если бы не знал, что это написал ты, подумал бы, что невероятно талантливый автор поработал.
– Как-то он тебя обесценивает, не находишь?
– Нет, ему в принципе не нравится, что я пишу. И вообще, что пишу, когда мог бы делать деньги на издательстве, а то романы отнимают много времени.
– Почему так? Ты же талантливый, неужели это так долго – написать книгу?
– Долго,– он отпил из своего стакана горьковатый напиток и добавил. – Слово изменилось…
– Поясни.
– Оно стало более слабым. Вот как раньше – бьёшь в кнопки на старой машинке, а сейчас – только прикасаешься пальцами к экрану, и оно появляется. Так и метафоричное слово поменялось. Нам недостаточно высокопарности из «люблю – ненавижу». Нужны новые, более хрупкие конструкции, такие как, например, шелест ее волос, мутная синева сумерек в морозную стужу. Нам надо объяснить все эти чувства другим языком для другого мира, в реалиях которого потерялась возвышенность. А самое смешное, что сейчас никто не чувствует просто любовь. Всех надо научить этому.
– Как давно ты перестал писать? – задаю неудобный вопрос, потому что догадываюсь, что издание старого – это не то, чего бы хотел писатель.
– Не знаю…– он потёр глаза. – Года три, может больше.
– Что, совсем?
Для меня это тяжело. Ну, как бросить то, чем горит сердце?
– Нет, конечно, но мне не нравится, что я делал последнее время. Как-будто халтурил, писал, чтобы было, не врастал в героев…
– А как сделать так, чтобы тебе опять захотелось писать?
– Я не знаю, – выдыхая в звёздное небо, признался мужчина. Мы стояли в тишине, не пытаясь нарушить её неловкими словами поддержки. Тут Вася спохватился и накинул мне на плечи свой пиджак. Очень вовремя. Но вместе с тем – неправильно и как-то лично. Я вдыхала мягкий аромат табака и горького кофе с нотами шоколада, что пропитал всю одежду мужчины, и сама пропитывалась им же.
А возле дома он вдруг предложил:
– Хочешь, оставайся у меня. На мансардном этаже свободная спальня.
Вот знаете, в любой другой ситуации, с другим мужчиной, я бы подумала, что это намёк на ночь, но в нашем с писателем случае… Он всегда только намекал, но никогда не делал и шага навстречу. И лёжа в душной темноте гостевой спали его дома, я закрывала глаза, прислушивалась, в надежде, что он придёт.
Мне этого отчаянно хотелось. И я этого боялась. В своей нерешительности я отдавала право выбрать ему.
Но он не пришёл.
Глава 12
Загородная жизнь пахла берёзовыми вениками, что тётушка сушила в бане. А ещё – немного речной ряской. Но это я преувеличиваю. На самом деле она пахла застоявшейся водой в больших пластиковых бочках. Она цвела, и вот оттуда появлялся сочный речной аромат тины.
Эта жизнь пела стрекотом сверчков и дальним шумом леса. Опять же, берёзового, потому что ельник, чаще всего, безмолвен. Он, как герой страшной сказки, молчал, лишь изредка разрежая тишину уханьем совы, что заблудилась среди разлапистых ветвей.
Моя временная жизнь со вкусом чая с клубникой. Её ароматом, что проносился по дому в утренние часы, когда я неспешно и почти на цыпочках выбиралась из мансарды и шла на огород, ещё влажный от ночной росы, чтобы собрать зверобой, мяту или мелиссу.