Воинский эшелон

— Товарищ военный…

А духовой оркестр бухал в барабан, дул в трубы, и кто-то из ребят подпевал хриплым голосом:

— Руку жа-ала, провожа-ла-а…

ТОРЕАДОР, СМЕЛЕЕ!

Мы едем вторые сутки. Всего три дня я знаю этих ребят. Да и знаю ли? Разве что только некоторых. Остальных помню в лицо. И то не всех. А меня они все знают.

Много ли смогу я сделать в эту неделю, пока наш эшелон идет до пункта назначения, как написано в бумагах Никитина. Замполит Иваницкий уже говорил мне, чтоб я «попусту не бегал». Лишь бы довезти команду в целости и сохранности да без «ЧП»…

Может, он и прав?..

Что тут сделаешь за неделю? Дай бог, со всеми познакомиться успеть…

Мысли какие-то странные. Пляшут, как на танцах… Я мечусь. Я не знаю, что я должен делать. Это уж, наверное, в кровь въедается, как начинаешь работать в комсомоле. Надо что-то делать, делать… Организовывать, как мы говорим. Иногда так заорганизуешься, что и сам не знаешь, куда дальше плыть…

— Товарищ комсорг!

А-а, это из той троицы. Петя, Федя и Ефим. Только, вот черт, кто же это? Петя или Федя. А может, Ефим?

— Что? — спрашиваю я.

— Помогите нам! Запутались мы.

У парня уши как автомобильные стоп-сигналы. Кажется, Ефим.

— А что, Ефим?

Парень снисходительно улыбается мне.

— А я не Ефим. Я Федя.

Вот елки зеленые! Ну что они еще там мне готовят?

Вот их купе. Значит, Федя—ушастый. Надо не пролопушить — кто из них кто.

Длинный, голенастый, будто кузнечик, парень смотрит на меня невинными черными глазами:

— Товарищ комсорг, вот мы тут одну задачку решить не можем, помогите.

Он протягивает мне толстую тетрадку в кожаном переплете. Ах, вот оно что. Все вы меня испытываете. На интеллект.

Я смотрю в тетрадку. Дифференциальное уравнение. Да, капкан поставили наверняка.

Можно, конечно, мило улыбнуться сейчас и сказать: «Братцы, у меня гуманитарное образование». Это самое, пожалуй, верное будет. Во всяком случае, устрой в нашем обкоме диспут об авторитете комсомольского работника, так, наверное, все бы порешили. И логика тут есть, не откажешь. Вот, дескать, начнешь решать сие уравнение, попыхтишь на глазах у грамотных ребят и оконфузишься. Что тебе потом эти комсомольцы скажут? Как за тобой пойдут?

Я, видно, ухмыльнулся всему этому. Троица смотрела на меня выжидающе.

Любопытная, конечно, иногда логика у нас, комсомольских деятелей, как нас зовут ребята. Может, потому так и зовут, что мы часто хотим быть тореадорами. Только за быков принимаем ребят, наших же комсомольцев. Все нам кажется, что одни мы умные, а ребята, быки эти, должны бросаться на паш красный плащ и бежать на него по прямой. А мы их вокруг себя — р-раз! - и обвели. Р-раз, и бык мимо пробежал. И мы его по штату обязаны укротить.

Вот так, по логике этой, не решу я сейчас это дифференциальное уравнение, значит, грош мне цена. Отвернутся от меня эти Петя, Федя и Ефим. Скажут, ну и комсорг, даже какое-то дифференциальное уравнение решить не может. Тоже мне, вожа-ак|

Я беру карандаш и начинаю черкать бумагу. Давненько я не брался за эти иксы, игреки, зеты, за эти степени… Считай, с института. Придется почесать загривок… Что-то вроде ползет, выходит, получается… Эх, нет… Не то. Отрываюсь на минуту от тетрадки. В глазах у парней пляшут чертики.

— Да, братцы, тяжко сразу-то…

Снова бегаю карандашом по бумаге. Черт, в голове подходящая к моменту мелодия:

«Тор-ре-адор, сме-ле-ее! Тор-ре-адор, Тор-реадор!..»

Ну, который тут ничего не смыслящий бык? Я или они, эти трое? Тор-ре-адор! Тор-ре-адор!»

Ага, вот так. И так. Кажется, все?

Я вопросительно, бычьим взглядом смотрю на трех тореадоров.

— А вы ничего, товарищ комсорг,— говорит голенастый, как кузнечик.

— Даже оригинально решили, — подтверждает ушастый Федя.

— Угу, — заверяет третий.

Вроде не смеются. Всерьез как будто.

— Ну вот что, — говорю я,— тореадоры, пикадоры, матадоры. Вы меня поэксплуатировали, теперь я вас. Собирайтесь!

Они идут за мной в купе, где наш штаб. Сейчас я попрошу Иваницкого вместе с его пулькой подвинуться куда-нибудь подальше.

Петя, Федя и Ефим усаживаются поудобнее.

— Ну, так как вас зовут? — спрашиваю я. — Без шуток.

— Тебя? — говорю я голенастому.

— Эдик.

— Тебя? — говорю я ушастому Феде.

— Сергей.

— А тебя? — спрашиваю я третьего, без особых примет.

— Валера.

— Ладно,— говорю я, — раз так, я вас буду звать по-прежнему — Петя, Федя и Ефим.

Они дружно кивают головами.

— В общем, ребята, нужно нам сделать так, чтоб поезд у нас был что надо. Веселый! Искра чтоб от него отлетала. Какие рацпредложения, философы?

— Да мы не философы, — засмущался кузнечик Эдик-Ефим. — Мы в политехнический не поступили.

Вот они, заговорили, субчики-голубчики.

— Вам хуже, — говорю я, — теперь буду вас Диогенами звать, заработали себе на шею. Так какие идеи, Диогенчики?

Ефим согнулся в суставах, будто собрался прыгнуть, как кузнечик. У Феди от сосредоточенности даже как будто уши к затылку прижались. Третий, Диоген без особых примет, почесывал нос.

Наконец, Ефим разогнулся.

— Давайте стенгазету сделаем. Как в институте — длинную и веселую.

— Проводим маленький аукцион,— сказал я, — на лучшее название. Что у кого?

— «Воинский эшелон», —сказал быстро Федя.

— Раз «Воинский эшелон», — сказал я и стукнул кулаком по столу.— Два «Воинский эшелон». Кто лучше?

— «Путь-дорога»,— сказал Диоген-третий,

— Раз «Путь-дорога». Кто лучше?

— Гэ-э, — хохотнул Фима-кузнечик, — «Мама, не рыдай!»

— Отлично! — сказал я.—«Мама, не рыдай» — раз. Два! Три! Проходит.

Я вытащил с третьей полки рулон ватмана, краски и карандаши. Фима-Эдик уже метался в поисках художника. Диоген с большими ушами и Диоген без особых примет закатывали рукава.

— Тор-ре-адор, сме-ле-ее! Тор-ре-адор! Тор-реадор!

ФУРИЯ АСЯ

Нет, у нас не соскучищься.

Я обещал Людке написать письмо, а до сих пор собраться не могу. Все тысяча дел. То стенгазета, то шахматный турнир затеяли, ну прямо первенство мира. Сначала в каждом вагоне играют, а потом между вагонами… Вот только беда — нет приза победителю. А что за чемпионат без приза?

С этого все и началось.

… В Иркутске мы стоим пять часов. Как всегда, только подъехали, к нам явился военный комендант и сказал, что призывников выпускать в город запрещено. Так на всех станциях. Ребята слоняются по маленькой площадке возле вагонов, и ничего тут не придумаешь: приказ есть приказ. Правда, сегодня почти все ребята в вагонах. Идет вовсю финал шахматного первенства. Одни играют, другие пыхтят им в затылки, болеют, значит… А приза нет.

Я договорился с Никитиным, что схожу в город, в магазин, куплю какой-нибудь кубок или еще что.

— Тогда вот что, — говорит Никитин, — возьми с собой парня из третьего взвода. Раза три ко мне подходил, говорит, в Иркутске телеграмму ему дать надо. У матери день рождения.

Оказалось, что это Сизов. Тот самый Димка, тезка мой, который тогда, при стычке с зеленоглазым, за меня горой был.

— Ну, идем, Димка!

Мы нарочно не сели в автобус. Шагаем не спеша пешочком, разглядываем улицы, магазины, встречных девчонок.