Страница 122 из 136
Литератор, сфокусировав на мне взгляд и вспомнив события последних секунд до того, как провалился в беспамятство, вздрогнул и попробовал отшатнулся. Получилось не очень — спинка стула помешала. Попытавшись глубоко вздохнуть, Горбунов вдруг подавился, зашелся в кашле и вытолкнул языком изо рта остатки двух зубов и сгустки крови.
— Давайте знакомиться. My name is Volkov. Arthur Volkov. Будьте так любезны, сообщите, с кем имею честь держать беседу, — дождавшись, пока литератор освободит рот, предельно вежливо попросил я.
Горбунов не ответил, лишь попытался оглядеться по сторонам. Почти сразу терпко и неприятно потянуло кислым, прокисшим запахом пота. Козлиный запах, запах мужского страха. Литератору было очень страшно — от его внимания не укрылось, что несознательно говорил я с теми же самыми интонациями, с которыми он сам совсем недавно общался с распятой Барбарой.
Несмотря на колыхнувшееся брезгливое отвращение, ни один мускул на лице у меня не дрогнул. В отличие от скривившегося от ужаса Горбунова — литератор понял, что дело дрянь. И очень, очень испугался, но все еще отказывался верить в реальность происходящего. Явно цепляясь за призрачную надежду, что сейчас морок схлынет и все вернется на круги своя.
— Молчание есть ваша принципиальная позиция? — поинтересовался я.
Ответа даже не ждал — уже развернувшись. Подойдя к стеллажу, взял приглянувшийся тяжелый отбивной молоток для мяса — массивный бочонок головки которого с одной стороны был увенчан плотными рядами острых пирамидальных выступов.
Вернувшись к Горбунову, я присел перед ним и одним резким движением стянул с его левой ноги ботинок. Литератор попытался убрать ногу, извернувшись как червяк, но неудачно — Валера сзади удержал. Не утруждаясь тем, чтобы снять и носок, я прижал ступню пленника к полу и резко с силой ударил — раздробив сразу мизинец и безымянный палец.
Знаменитый литератор и продюсер пронзительно закричал, завизжал даже — и от боли, и от осознания реальности неотвратимого ужаса происходящего.
— Прошу вас, отвлекитесь немного от своих переживаний и послушайте, пожалуйста, — снова предельно вежливо попросил я. — Убедительно! — даже повысил я голос. — Прошу, уделите мне буквально несколько минут.
Горбунов в этот момент как раз взял паузу, чтобы вздохнуть, поэтому мои слова прозвучали достаточно громко. Хлопнув глазами, литератор — крупно дрожа, уставился на меня испуганным донельзя взглядом. Холеное лицо его исказилось, потеряв всю привлекательность и харизму «как с картинки». Я же продолжил предельно вежливым и участливым тоном:
— Спешу сообщить, что мне не нравится, когда игнорируют мои вопросы. А еще мне не нравится, когда кричат, — я начинаю нервничать, не люблю громкие звуки. Поэтому давайте заключим договор — когда вы кричите, а также когда я не слышу ответа на вопрос или же мне не нравится полученный от вас ответ, я продолжаю дробить вам пальцы. Если согласны, моргните, пожалуйста.
Литератор был не согласен, но сказать об этом не решился. Долго же не моргать человек не может. Уже через полминуты я со всей доброжелательностью его поздравил с заключением договора и улыбнулся, когда Горбунов моргнул. Моргнул и сразу заплакал.
Люди, вернее, нелюди — привыкшие к безнаказанности палачи, сами очень сильно боятся боли. Привыкнув ее причинять, но безумно страшась подобного применительно к себе. И сейчас литератор от страха мог бы легко отойти в обморок — настолько от него осязаемо чувствовался обессиливающий ужас. Вот только боль в размозженных пальцах сделать ему это не давала.
— Отлично, поздравляю с первым шагом к предполагаемому сотрудничеству. Итак, первый удар был за неотвеченный вопрос, а тот, который сейчас будет, за ваш крик, — снова очень вежливо сообщил я Горбунову и вновь, прижав его стопу к полу, ударил по частично размозженным двум пальцам.
В этот раз литератор не закричал. Он попытался сохранить молчание, сжав губы, но получилось не очень хорошо — взвизг, переходящий в идущий из груди утробный стон, у него все же вырвался.
— Вот. Можете, когда захотите, — удовлетворенно заметил я. — Теперь, в продолжение переговоров, очередное предложение с моей стороны…
Прервался я на полуслове. Потому что в пыточной камере уже сконцентрировался совсем густой дух страха и боли. К прокисшему запаху пота добавилась терпкая удушливая вонь — Горбунов от страха полностью обделался, в самом прямом смысле.
Сохранять бесстрастный вид после того, как Горбунов намочил и навалил в штаны, я не мог. Не настолько подготовлен. Так что, вновь сходив к стеллажу, взял одну из медицинских масок, сбрызнутых парфюмом. При этом вновь отметив, что в пыточной комнате все и продумано до мельчайших нюансов, и подготовлено по высшему разряду.
— Итак, очередное предложение с моей стороны, — снова присел я на одно колено рядом с литератором. — И включает оно сразу несколько вариантов. Первый — вы рассказываете нам то, что мы не знаем, удивляя до самой глубины души. Этот вариант позволяет остаться в живых и предусматривает вашу роль как осведомителя серьезной правительственной организации.
Вариант второй — вы, по мере сил и возможностей, рассказываете нам без утайки все, что знаете. И после этого вправе рассчитывать на легкую смерть.
Вариант третий — если вы хоть раз слукавите, мне придется причинить вам боль. Если слукавите несколько раз или, не дай боже, соврете, вы… наверное, даже будете жить очень долго. Вот только в таком состоянии, что будете молить о смерти Бога и само мироздание беспрестанно, каждую секунду. Это понятно?
Глаза Горбунова по мере того, как я говорил, еще больше наполнились слезами, а из носа неожиданно потекли сопли. Несколько долгих секунд он просто смотрел на меня, пытаясь унять дрожь губ, по-прежнему не в силах осознать глубину своего падения.
— Важное уточнение, — показал я ему отбивной молоток. — Наше первое соглашение денонсировано ни в коем случае не будет, поэтому если на мой вопрос я не слышу сразу ответа, то за этим незамедлительно следует…
Что следует, договаривать я не стал, не в силах сразу сформулировать на канцелярском, на котором пытался изъясняться. Зато показал на практике — вновь прижав ступню литератора к полу и ударив молотком. Неприятно чавкнуло, превращая в тонкий блин остатки двух пальцев под тканью носка, и Горбунов от неожиданности вновь вскрикнул от боли.