Провокатор

Это было неправдоподобно и так неожиданно, здесь, в доме её подруги, что к Кате вернулась её обычная смелость:

– И много вы… казнили? – не без насмешки поинтересовалась она.

– Много, – совершенно серьёзно ответил незнакомец. – О некоторых вы, возможно, слышали. Киевский губернатор, товарищ министра внутренних дел, прокурор Петербурга и многие другие. Это всё я.

Катя поняла, что он говорит правду. Ей стало страшно. Она впервые так близко столкнулась с настоящим убийцей, более того, оказалась в его руках, парализованная исходившей от него невероятной силой.

– Почему… – она с трудом произнесла фразу, – вы этим занимаетесь?

– Кто-то должен делать эту работу.

– Это работа?

– Да, очень сложная и опасная. Ведь тех, кого я вам назвал, хорошо охраняли. Меня могли много раз убить. Но, как видите, я жив, потому что умею очень хорошо делать свою работу.

Он наконец опустил свои руки. Катя была свободна и могла попытаться уйти, убежать, но не сдвинулась с места, словно всё ещё ощущала на своих плечах властную тяжесть его рук. «Интересный тип, – мелькнуло в голове. – Начало многообещающее. Посмотрим, что будет дальше. Во всяком случае, совсем не похож на этих трепачей из курилки!»

– И что же даёт вам эта работа? – наконец поинтересовалась она.

Незнакомец в первый раз ухмыльнулся.

– Если вы имеете в виду деньги, то они меня не интересуют, хотя, не скрою, я богат. Если известность и славу, то, кроме узкого круга лиц, я хорошо известен в полициях почти всех стран Европы. Моя голова оценивается в очень приличную сумму. Но извините, отвлёкся. Вы спросили, что мне даёт моя работа, так?

– Да.

– Отвечаю. Она мне даёт главное – сознание собственной необходимости своему многострадальному народу. Хотя он, этот самый народ, обо мне ничего не знает.

– Так может быть?

– Может.

– Объясните. Не понимаю.

– Попробую. Катя, я не любитель говорить много. Наш народ в ужасном положении, вам это объяснять не надо.

– Не надо.

– Все об этом знают. Об этом кричат газеты, об этом кричат на митингах, об этом спорят. И никто ни-че-го не делает, чтобы привлечь к ответу виновных за это положение народа, царя и всех его сатрапов. Есть только одно действенное средство – террор. Это уже понял петербургский градоначальник, который за преступный приказ высечь невинного студента получил пулю. Это скоро начнут понимать и другие. Я же это вижу по тому, как они меня ненавидят. И боятся.

– А вы – их?

– Не понял вашего вопроса.

– Вы их тоже ненавидите? Своих жертв?

– Во-первых, они не жертвы, а преступники. А во-вторых… – Гордон чуть задумался, – нет, это же не дуэль, где мой противник – как-то оскорбивший меня человек. Каждый из этих… кого я убил, не сделал лично мне ничего плохого. Он сделал плохо кому-то, а я просто орудие неизбежной кары за совершённое преступление.

– Вы счастливы?

Гордон удивлённо взглянул на Катю:

– Странный вопрос. Мне никто никогда его не задавал. Даже я сам наедине с собой никогда об этом не задумывался… Да нет, конечно. Разве счастлив пистолет оттого, что стреляет? Я почти такой же механизм, выпускающий пули. После очередного убийства… да, я, пожалуй, доволен, что одним мерзавцем стало меньше. Но счастлив? Да нет, конечно.

– А в личном плане?

– Что вы имеете в виду?

Катя чуть помедлила с ответом:

– Любовь…

Гордон покачал головой:

– Я не могу себе это позволить.

– Почему?

Не задумываясь Гордон ответил:

– Потому что это будет отвлекать. А мне нельзя отвлекаться. Ни на секунду. Я должен быть всегда готов к выстрелу. Поэтому любовь… Нет. Это не для меня.

– Вы говорите об этом без всякого сожаления?

Гордон посмотрел Кате в глаза:

– Я впервые за много лет говорю с другим человеком столь откровенно о таких вещах. Сожалею ли я? Пожалуй, нет. Я сам выбрал этот путь и пройду его до конца. Но… иногда мне бывает одиноко и холодно, оттого что рядом нет человека, которому я бы мог просто положить голову на плечо без всяких слов.

Катя не отрываясь смотрела на него. Его последние слова поразили своей искренностью. Уж она-то умела отличать её от любой, самой искусной игры. Интересно, подумала про себя. Это было что-то новое, с чем она ещё не сталкивалась. Посмотрим-посмотрим…

Катя мягко дотронулась до его руки.

– Вы принципиально, – она выделила это слово, – всегда работаете один?

– Нет. Тут нет никакого принципа. Я совершенно не против помощника.

– Ваш помощник обязательно должен быть мужчиной?

– Почему? С женщиной во многих случаях было бы даже проще.

Катя бросилась как головой в омут:

– Что должна уметь эта женщина?

Взгляд Гордона стал строг.

– Подчиняться мне беспрекословно.

Катя стремительно шагнула вперёд.

– Я готова!

Её руки обвили его шею. Она прижалась к нему всем телом.

Гордон успел отстранённо подумать: «Ну вот, ещё одна…» И вдруг его накрыл с головой жар рвущегося к нему женского тела. По его лицу пробежала растерянная улыбка…

36. Зубов

После ухода Харлампиева Зубов оцепенело сидел на месте, глядя на деньги, пока наконец до него не дошло, что нужно броситься следом и вернуть незваному гостю эти деньги. Но тут же осознал, что момент упущен. Харлампиев уже, наверно, спустился во двор, а может, даже вышел на улицу. Бежать за ним поздно. И глупо. Как он мог сидеть и молчать, когда полицейский положил эти деньги на стол? О чём он думал? Что с ним было?

С каждой секундой ощущение совершённого им мерзкого поступка становилось всё сильнее. Зубов не находил себе места. Он взял деньги у начальника охранки. Чудовищно! Мог ли он ещё вчера подумать, что способен на это? Плата за предательство. Тридцать сребреников!

Зубов застонал от отчаяния.

Ужасно. Просто ужасно. Но что он мог сделать? Не мог же он допустить, чтобы Ирину сослали в Сибирь! Он же предлагал в качестве замены себя. Что оставалось делать? Может быть, ещё как-нибудь обойдётся? Вряд ли. Теперь не обойдётся. Это Сергей отчётливо понимал. Он угодил в капкан, из которого ему уже не вырваться.

Предатель! Клеймо на всю жизнь! Что придумать? Вернуть? Но как? И даже если представится такой случай – Зубов на секунду представил, как он швыряет в лицо Харлампиеву эти деньги! – даже если представится этот случай, предательство уже свершилось! Он уже выдал Павла! Друга! Что же делать? Что придумать?

Зубов был в полном отчаянии. Вдруг сами собой вспомнились слова Харлампиева: «Даю вам слово, что об этом никто не узнает». Стоп-стоп-стоп, мелькнула сумасшедшая мысль, раз о его предательстве знает только этот полицейский, то… И если его не будет, никто никогда ничего не узнает. Если его, к примеру, убьют? А почему нет? Это абсолютно реально. Убьют – и всё. И он, Зубов, будет свободен как ветер.

Сергей чуть не перекрестился. Но в следующее мгновенье едва не рассмеялся: он, многократно заявлявший о своём атеизме, всерьёз благодарит бога за пришедшую в голову неожиданную, а при ближайшем рассмотрении спасительную мысль. Да, спасительную! Убить – и всё. И больше никаких мучений. И ведь он, возможно, даже как-то сможет этому посодействовать! Почему нет?

Если всё хорошо продумать, вполне возможно. Он вдруг почувствовал, что успокаивается. Выход есть. А другого просто нет и быть не может. В любом другом варианте рано или поздно – неизбежное разоблачение. И смерть.

Теперь надо тонко сыграть свою игру и дождаться удобного случая. А он обязательно представится. Надо к нему готовиться. Каждый день, каждый час, чтобы не упускать момент. Это он сможет. Воли и упорства у него хватит.

Пачка кредиток на столе притягивала взгляд. Кстати, сколько их там?

Зубов встал, взвесил на ладони деньги, пересчитал. Солидно. Начальник охранки оказался щедр. Теперь после принятого решения былых сомнений: брать их или пытаться вернуть – уже не было.