Полицейский и философы

Он убрал со стола, помыл тарелки, немного прибрался в комнате. Когда он всем этим занимался, то совсем не казался смешным, несмотря на свою классическую профессорскую бородку и пенсне, которое надевал, чтобы разглядеть, чисто ли моет посуду и подметает пол. Он не казался смешным, потому что делал все это с самым естественным видом, весьма тщательно и без отвращения.

По своей внешности, физическому облику это был настоящий родоначальник Стивов. Высокий, худой, мосластый, нескладный, как его сын Джереми. И черты лица крупные, резкие, чуть смягченные грязно-белой бородкой, придававшей ему несколько надменный вид. Одним только он отличался от сыновей: взглядом, который из-за употребления алкоголя стал чуть влажным и мягким, тогда как светлые глаза сыновей выражали лишь безжалостную холодность.

Закончив свою работу, Лесли Стив надел пиджак, кое-как пригладил волосы и вышел из дома, заперев дверь на ключ. Плоская низина, посреди которой стояла дача, была почти вся погружена во мрак. Ближайшие фонари горели у конечной остановки автобуса, откуда доносился мерный гул мотора. Из-за духоты было нечем дышать, от земли поднимались зловонные испарения. Тучи скрывали звезды, небо нависло темное и тяжелое. Лесли Стив сразу же это приметил. Выходя вечером из дома, он первым делом бросал взгляд на небо, а потом на огонек распивочной, находившейся в большом жилом доме по соседству с их развалюхой.

Именно туда Лесли Стив и направил свои шаги, вошел и уселся за столик. Под мышкой он держал книгу — «Атомизм Демокрита и Левкиппа». Он заказал бутылку пива и принялся за чтение, время от времени отхлебывая из стакана и не обращая никакого внимания на остальных посетителей. Впрочем, это была распивочная самого последнего разряда, посещаемая лишь рабочими в дни получки. Автоматы, выдающие орешки, и игральные автоматы бездействовали. Не вертелся и стеклянный шар с пакетиками жевательной резинки. Дремал и молодой парень за стойкой бара. Изредка заходил какой-нибудь посетитель, опрокидывал стаканчик у стойки, обменивался несколькими словами с барменом насчет жары, расплачивался и уходил. Лесли Стива все это не могло интересовать. Когда он оторвался от своей книги, две бутылки пива на его столике были пусты, а часы показывали одиннадцать.

— Молодой человек! — позвал он.

Бармен подошел, опустил в карман деньги и заметил:

— Если эта жара не спадет, быть сильной буре.

Более экспансивный, чем его сыновья, Лесли Стив, не глядя на него и уже направляясь к двери, ответил:

— Да, наверно.

Было ровно одиннадцать. Это подтвердил молодой бармен Артуру Йеллингу, который проводил расследование:

— Я сказал профессору: «Если эта жара не спадет, быть сильной буре», а потом взглянул на часы, не пора ли закрывать: было ровно одиннадцать.

В половине двенадцатого Кэрол Стив и Люси Эксел пришли домой из «Караван-холла». Вокруг большого стола в комнате, служившей столовой и гостиной, молча сидели, поджидая их, Джереми, Оливер и старый Лесли Стив. Женщины положили сумочки и, не произнося ни слова, даже не сказав «добрый вечер», тоже сели за стол.

— Продолжим, — проговорил Джереми. — Твоя очередь, папа.

Голос у него был такой же деревянный, как и весь он сам. В тоне не было ни капельки сердечности, хотя не было и холодности. Голос был просто никакой, совершенно безликий.

Лесли Стив с трудом по вине выпитого пива приподнялся и, запинаясь, продекламировал:

— Сегодня я согрешил, как и в другие дни: мне не хватило силы воли. Из-за лени я не подмел комнаты и отложил на завтра стирку носовых платков, хотя должен был постирать их сегодня. Кроме того, я опять выпил слишком много пива и поэтому неважно себя чувствую. Надеюсь, завтра я буду сильнее, но если вновь согрешу, то торжественно заявляю, что не буду скрывать своей вины и в ней открыто перед вами покаюсь.

Произнеся это, он сел. Тут поднялся Джереми Стив. Он оперся о стол, обвел тяжелым взглядом всех присутствующих и тоже продекламировал, словно читая псалом из Библии:

— Сегодня, если мне не изменяет память, я не совершал грехов. Я выполнил свои обязанности, даже самые неприятные, все до единой. Надеюсь поступить так и завтра, но, если случится согрешить, торжественно заявляю, что не скрою ни от кого своих прегрешений и открыто в них признаюсь перед вами.

Наступил черед Оливера Стива. Он заявил, что согрешил. Он накричал на посыльного на работе, наверно, был с ним излишне строг. Он обещал завтра быть сильнее, и так далее и тому подобное.

Каждый вечер, прежде чем улечься спать, Стивы делились друг с другом совершенными за день мелкими прегрешениями. Это был пуританский обычай, установленный старым Стивом еще когда трое детей были маленькими, и он свято до сих пор соблюдался. Это действо, происходящее в большой комнате, освещенной лишь лампой над столом, где еще слегка пахло вареной картошкой и слышался доносящийся из кухни монотонный стук падающих из крана капель, участники которого, нахмуренные и погруженные в свои мысли, бормотали по очереди, один за другим, почти одни и те же слова, походило на какой-то мрачный заговор. На улице залилась долгим лаем собака, потом лай ее перешел в жалобный визг.

Кэрол Стив поднялась со своего места.

— Сегодня я не грешила, но это не моя заслуга. Я больна, лежу в постели и не имела случая согрешить. Надеюсь, что окажусь достаточно сильна, чтобы не поддаться искушению, но если согрешу, то торжественно заявляю, что ни от кого не скрою своей вины и открыто покаюсь перед всеми вами.

Она уже хотела сесть, когда Джереми остановил ее властным жестом.

— Ты уверена, что все сказала? — спросил он.

Кэрол Стив села.

— Я сказала то, что должна была сказать.

Глаза Джереми Стива сверкнули.

— Неправда. Ты виделась с Пэддером и не созналась в этом.

— Видеться с Пэддером не грех. И ты прекрасно это знаешь.

Не скрывая своей ярости, к ней обратился Оливер Стив:

— Я запретил Люси продолжать встречаться с этим человеком. Зачем ты своим присутствием санкционируешь это новое нарушение ею моих запретов? Зачем ты сопровождаешь Люси в «Караван-холл»?

Он выражался в стиле служебных приказов государственных учреждений, с суровостью официальной газеты. Но Кэрол Стив, которая была той же породы, не дрогнула и не растерялась.

— Я не считаю, что видеться с Пэддером — грех, и поэтому в нем не каюсь. Я нахожу несправедливым запрещать мне или Люси встречаться с ним и поэтому вольна делать это и сопровождать кого хочу. Кроме того, мы уже тысячу раз говорили на эту тему, и я полагаю, что нет смысла бесконечно к этому возвращаться.

— Нет, это не так! — категорическим тоном возразил Джереми Стив.

— Так же и я считаю, что это не так! — не менее категорически добавил Оливер.

— Хорошо, — сказала Кэрол. — Значит, наши мнения просто не совпадают.

На несколько секунд воцарилась напряженная тишина, потом Джереми подал знак Люси встать.

Слегка побледнев, Люси посмотрела на Джереми, на Кэрол, потом на своего мужа Оливера и нерешительным тоном начала:

— В последние дни я, как и всегда, грешила, и мне не хватало силы воли. Я не подчинилась приказу мужа, которого должна слушаться, и пошла повидаться с Пэддером. Надеюсь, завтра я буду сильнее, но если вновь согрешу, то торжественно заявлю, что не скрою свою вину и открыто вам во всем покаюсь.

На сегодня было кончено. Завтра эта сцена должна была повториться вновь, как и в другие бесконечные вечера, когда все члены семьи возвращались домой.

Однако назавтра она не повторилась, потому что, хотя Стивы дожидались Люси Эксел до начала второго часа ночи, она не возвратилась домой. Она исчезла.

II. День 19 августа

Стеклянную дверь украшала надпись:

АРХИВ

М-Р АРТУР ЙЕЛЛИНГ

Дежурный полицейский приоткрыл дверь, просунул голову и доложил: