Страница 34 из 42
В без четверти десять Йеллинг уже был в «Кара-ван-холле», где царила обычная суета — толкалась толпа посетителей, гремела музыка, стоял оглушительный шум голосов. Кассирша Мак-Рэнди, едва увидев его, послала ему самую нежную и лукавую улыбку, от которой ему сразу стало не по себе.
— А я-то думала, вы меня уже бросили, — сказала она, продолжая обслуживать клиентов. — Когда мы в тот раз расстались, я подумала: вот один из самых симпатичных мужчин, которых я когда-нибудь знала.
Йеллинг покраснел.
— Ну, не стойте же как истукан. А то я начну сомневаться, что вам нравятся женщины с такими рыжими волосами, как у меня. Но это дело можно поправить — они крашеные. От природы-то я блондинка. Потом стала платиновой — это было модно, потом покрасилась в черный цвет, чтобы походить на Мирну Лой[1], а теперь — рыжая… Не отстаю от моды…
Йеллинг попытался улыбнуться, но не был уверен, что это ему удалось. От смущения он готов был провалиться сквозь землю и хотел лишь поскорее выбраться из кафе и скрыться От насмешливых взглядов завсегдатаев, толпящихся у кассы и слышащих все, что говорит ему Мак-Рэнди.
— Вы, наверно, хотите опять угостить меня? А? Считайте, что приглашение принято. Я ведь не очень-то церемонюсь.
Йеллинг кивнул. Он не собирался опять приглашать ее ужинать, но кассирша уже сама себя пригласила.
— Подождите меня вон за тем столиком, я освобожусь через четверть часа, — сказала Энни Мак-Рэнди, указывая на свободный столик в нескольких шагах от кассы.
Йеллинг послушно уселся и заказал бутылку пива. Смущение постепенно начало проходить, и он вновь услышал наполнявший зал оглушительный шум. И в этом гуле голосов, криков, звуков музыки различил уже знакомый ему мотивчик. Тара-тара, тара-тара… «Ах, моя Полли, ах, моя Полли…»
Занятый своими мыслями, он не заметил, как пролетели четверть часа. Мак-Рэнди уже сидела за его столиком и насмешливо на него глядела.
— Вы что, задумались над тщетой человеческого существования? — спросила она. — А я подумала о том, что нам лучше перекусить здесь, потому что потом мне надо будет пойти с одной сослуживицей…
— Как вы хотите, — как истый кавалер ответил Йеллинг. — Да и для меня, наверно, лучше остаться здесь.
— Ну, значит, все довольны. Я вас на много не выставлю, потому как съем только бутербродик, — сказала Мак-Рэнди.
На ней уже было не черное шелковое платье, в котором она сидела за кассой, а юбка и жакет, может, и не слишком хорошо сшитые, но зато очень бросающиеся в глаза из-за своего ярко-синего цвета. Энни была почти элегантна.
Подозвав свистом проходившего мимо официанта, она сама заказала ему, что хотела, и с аппетитом съела, сидя молча, как послушная девочка, в ожидании вопросов Йеллинга. Потом ей показалось, что у того нет никакого намерения ее допрашивать, потому что он очень внимательно слушал песню, которую играл оркестр, и отбивал ритм пальцем по краю стола.
— Вам нравится? — спросила девушка. — Это «Прощание с Полли», песню сочинил дирижер нашего оркестра. Он взял старую народную мелодию и переделал, и песенка имела большой успех. Он всегда ее играет, чтобы побольше заработать, а кроме того, она нравится публике…
— Я как раз хотел вас спросить, как называется эта песенка, — проговорил Йеллинг. — И еще: как давно ее исполняют в этом кафе?
— Так вы чем интересуетесь: песенками или преступниками? — спросила Мак-Рэнди. — Я все не могу разобраться, что вы за человек.
— Иногда тех, кто ловит преступников, интересуют и песенки, — ответил Йеллинг, не вдаваясь, однако, в объяснения, «что он за человек».
— Ну, наверно, уже два-три месяца. И чем больше ее слушают, тем больше она нравится.
— Таким образом, — продолжал Йеллинг, — и тогда, когда Люси Эксел со своей золовкой приходила сюда к Жеро, играли эту мелодию?
— Конечно. Каждый вечер обязательно исполняют «Прощание с Полли».
Йеллинг, подождав, пока кассирша дожует второй бутерброд, заметил:
— Очень трогательная песенка. Прямо за душу берет. — Кассирша слушала его с насмешливым и вместе с тем удивленным видом, но он этого не замечал. — Старинная грустная мелодия с налетом современного безумия. Послушайте внимательно, когда сейчас ее заиграют только на губной гармонике. Она наводит на мысли о старом селении в долине в вечернюю пору. Жизнь там безмятежно-спокойна, люди встают рано поутру и отправляются в горы. А потом она заставляет подумать о том, что теперь все это ушло в далекое прошлое, что мы уже разочарованы, озлоблены, отчаялись…
Двое музыкантов на эстраде встали, вышли вперед и продолжали играть мелодию «Прощание с Полли» на больших губных гармониках, в то время как весь остальной оркестр умолк. И в самом деле, играли так, что музыка наводила на те мысли, о которых говорил Йеллинг.
— Ну вот, из-за вас я сейчас разревусь, — сказала Мак-Рэнди скорее всерьез, чем в шутку. — Ведь у каждого есть в сердце свое старое селение.
— Вот именно! — воскликнул Йеллинг, не замечая, что, воодушевившись, он говорит слишком громко. — В каждом из нас живет воспоминание о маленьком селении, где мы были когда-то счастливы и куда больше уже никогда не вернемся…
Спохватившись, он сбавил тон и уже по-деловому попросил Энни:
— Вы не могли бы позвать дирижера оркестра? Мне хотелось бы с ним поговорить.
— Вот уж вряд ли он обрадуется, — усмехнулась Мак-Рэнди. — У него уже были неприятности с полицией…
Но встала, направилась к эстраде и почти тотчас же возвратилась в сопровождении дирижера — очень элегантного молодого человека. Вид у него, однако, был испуганный и робкий.
— Энни сказала, что вы хотели со мной поговорить, — начал он смущенно.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал Йеллинг. — Я хотел поговорить о песне, которую вы написали. Очень красивая мелодия.
Юноша сел за столик и еле слышно поблагодарил. Ему явно не нравился этот разговор.
— Более того, я хотел бы попросить вас об одном одолжении, — продолжал Йеллинг. — Видите ли, мне было бы нужно, чтобы завтра в пять часов эти два ваших музыканта, что играют на губных гармониках, пришли ко мне в полицейское управление…
Дирижер и Энни открыли рот от изумления.
— Они что-то натворили? — пролепетал юноша.
— Да нет, нет, — успокоил его Йеллинг. — Им требуется прийти со своими инструментами, чтобы исполнить вашу песню «Прощание с Полли».
— В полицейском управлении? — воскликнула Мак-Рэнди, а дирижер уставился на него, как на пьяного, который сам не знает, что несет.
— Да нет, не совсем так, — пояснил Йеллинг, до которого наконец дошло, что его собеседники, наверно, думают, что он рехнулся. — В другом месте, я завтра уточню… Я понимаю ваше удивление, но сейчас не могу объяснить причины этой просьбы. Могу вам лишь сказать, что это очень важно и я действительно нуждаюсь в вашей помощи.
— Да, но дело в том… — промямлил дирижер, пристально поглядев на Мак-Рэнди, чтобы узнать, что она об этом думает.
Кассирша была девушка не промах и сразу смекнула, что у Йеллинга должна быть какая-то серьезная причина для такой просьбы.
— Делай то, что тебе говорят. Этот мистер знает свое ремесло. И перестань дрожать, полиция занимается вовсе не тобой.
— Разумеется, — уточнил Йеллинг, — ваши музыканты за беспокойство получат, что полагается. Вот вам маленький аванс. Однако очень важно, чтобы завтра ровно в пять они были у меня в кабинете.
Вместе с деньгами Йеллинг вручил дирижеру свою визитную карточку. Тот ушел, возможно, не до конца успокоившись, но обещав выполнить уговор.
Энни Мак-Рэнди, оставшись вдвоем с инспектором, покачала головой.
— Отказываюсь хоть что-нибудь понять, но уверена, что вы заявились сюда не только ради песенки.
— Нет, — ответил Йеллинг. — Хотите еще что-нибудь выпить?
Он уже начал привыкать к гаму и толчее, царившим в этом заведении, и чувствовал себя тут неплохо, без прежней скованности. Это был маленький, уютный ад, не слишком опасный и страшный, где можно приятно скоротать вечерок. Но хоть он был и неопасный, все же это неподходящее место для Оливера Стива и его принципов. Так почему же…
1
Популярная в 30—40-е годы американская киноактриса