Полицейский и философы

— Да, но мы ровным счетом не извлекли ничего. Я думал, что вам, может быть, еще что-нибудь известно.

С множеством извинений и поклонов Йеллинг покинул этот дом, в котором пахло лавандой и царил дух пансиона для благородных девиц. Странное дело, обе кровавые тайны — гибель Пэддера и Люси Эксел — имели местом действия в первом случае — виллу с двумя робкими старыми девами, а во втором — дом семейства пуритан, которые готовы скорее дать себя сжечь живьем, чем сказать неправду. Куда легче, когда такие загадки случаются в среде преступников, в уголовном мире. Там хоть знаешь, с какого конца браться за дело. Не то, что тут! Столкнувшись с библейским высокомерием Стивов и испугом дрожащих, как газели, сестер Жеро, Йеллинг просто не знал, что ему делать.

Или должно было иметься еще одно «место действия», или же Пэддер и Люси умерли в результате несчастного случая: что довольно трудно допустить, ибо вряд ли два человека могут разбить себе голову в один и тот же день, в тот же час и приблизительно в одном и том же месте.

Йеллинг задумчиво шарил в кармашках своего жилета. В руки ему попалась бумажка со словом «кассирша». Ах да, кассирша из «Караван-холла». Надо пойти по этому следу. Но раньше ему хотелось получше познакомиться с жилищем Стивов. Он отказался от мысли о настоящем обыске, когда полицейские вспарывают матрацы, разбирают мебель, отламывают кафельные плитки. Это ему казалось уж слишком. Обыск он произвел бы сам. Сказать по правде, мысль о том, что обыск в доме у Стивов будет производить он, вызывала у него дрожь. Ему придется выдерживать колючие взгляды этих странных людей, которые будут повторять своими бесстрастными голосами: «Пожалуйста, выполняйте свой долг». Но все же он хотел попытаться.

23 августа, в пять часов пополудни, он добрался на автобусе до Бордер-Хилл. Иными словами, он приехал, когда весь зловонный пустырь плавился под убийственным солнечным зноем. Нигде ни островка тени. Земля сухая и каменистая. Белый многоквартирный дом вздымался в небо, как раскаленная добела башня, а неподалеку от него развалюха Стивов являла в ослепительном солнечном свете все свои дыры и заплаты. Грязные, обшарпанные стены с осыпавшейся штукатуркой. Шиферная крыша, тут и там залатанная кусками жести, которые придерживали камни. На окнах жалюзи, ободранные, как солома на старом плетеном стуле.

У двери Йеллинг тщетно поискал звонок, потом решился постучать костяшками пальцев. Почти тотчас же он услыхал шаги, и на пороге появился Лесли Стив в замызганном переднике. От старика шел тяжелый запах стирального мыла и грязного белья.

— Ах, это вы, — сказал он. — Еще никого нет дома. Только я и моя дочь Кэрол. Я стираю, а дочь в постели. Я же вам говорил, чтобы вы приходили вечером, когда мы ужинаем, если хотите кого-нибудь застать.

Он прикрыл дверь с явным намерением не дать ему войти. Йеллинг нежно проворковал:

— Я именно и хотел потолковать с вашей дочерью, если это не причинит вам большого беспокойства. А заодно поглядеть, как вы тут живете.

Лесли Стив нахмурился.

— Поглядеть, как мы живем? То есть произвести обыск?

— Да нет… Знаете ли… Вовсе не обыск. Но полиция, возможно, может что-то обнаружить, какой-нибудь след, намек, который вам ничего не говорит, а нам сможет пригодиться, чтобы прояснить дело.

— Ну, ладно, ладно, — с досадой ответил Лесли Стив. — Входите.

Артур Йеллинг очутился в большой, темной и душной комнате, занимавшей, вероятно, весь первый этаж. Посреди стоял большой стол. В углу, за занавеской, наверно, находилась кухня. В другом углу виднелась винтовая лестница, ведущая на второй этаж.

— Делайте все, что считаете нужным, — произнес Лесли Стив, оставляя его одного. — Дочь наверху, первая комната направо. Мне надо к вечеру успеть все перестирать.

И человек, который прежде был профессором философии, открывший, что пространство и время вовсе не составляют проблемы, скрылся за занавеской в своем грязном переднике и рубахе с рукавами, закатанными до самых плеч. Ему надо было к вечеру закончить стирку.

Артур Йеллинг застыл в изумлении. Какое-то время он слушал шум льющейся из крана воды и громкое хлюпанье белья в корыте. Потом подумал, что, как это все ни странно, он, пока ему никто не мешает, вполне может начать обыск. Он нерешительно сделал несколько шагов и огляделся вокруг. На стенах не было ни одной картины, ни эстампа, ни ковра. Когда-то они, наверно, были белые, оштукатуренные, теперь же стали желто-серые. Поблизости от винтовой лестницы виднелся большой черный шкаф — вместе с комодом, столом и множеством очень неудобных на вид стульев он составлял всю обстановку этой огромной комнаты.

Оставалось лишь открыть шкаф. Он хотел спросить разрешение у Лесли Стива, но был уверен, что нарвется на грубость. Поэтому он отворил дверцу без всякого разрешения, потихоньку, стараясь не скрипнуть.

Ничего интересного. Шкаф был набит тарелками, сковородками, разной кухонной утварью, салфетками и скатертями, сваленными в полном беспорядке. Только наверху, на последней полке, выстроились в ряд книги. Они, судя по названиям, принадлежали Лесли Стиву.

Он прикрыл дверцы шкафа и подошел к комоду. На первом его ящике было написано «Лесли», и содержимое ящика состояло из носильного белья, туалетных принадлежностей и всяких мелочей, лежавших вперемежку. Гребенка рядом с зубной щеткой, коробочка лекарств — рядом с маникюрными ножницами. На втором ящике — надпись «Джереми» — и такое же содержимое. То же и в третьем, принадлежавшем Оливеру. Четвертый ящик был Кэрол Стив, и в нем было чуть больше порядка. Йеллинг осторожно пошарил рукой меж белья и старых тюбиков из-под зубной пасты; несколько дольше шарил он в последнем ящике, на котором была наклеена бумажка с именем Люси.

Но в нем ничего не было, кроме кучки женского белья, довольно дешевого, коробочки недорогой пудры, щипцов для завивки, нескольких пар спущенных и штопаных-перештопаных чулок.

Скрипнула ступенька винтовой лестницы, и он обернулся. По лестнице на второй этаж, вытирая руки о передник, поднимался Лесли Стив. Когда вскоре лестница вновь скрипнула и Лесли спустился, Йеллинг даже не поднял головы.

— Нашли что-нибудь интересное? — спросил Стив, проходя мимо него, направляясь в угол, отгороженный занавеской.

— Думаю, что да, — ответил Йеллинг, продолжая рыться в ящике Люси Эксел.

Лесли чуть заметно иронически улыбнулся в свою бородку.

— Ну, продолжайте себе на здоровье, — произнес он и исчез за занавеской.

Вновь послышался шум струи из крана и плеск воды в корыте. Артур Йеллинг с опаской посмотрел в сторону занавески, а потом взял из ящика Люси Эксел зубную щетку и быстро сунул себе в карман. Совершив эту маленькую кражу и удостоверившись, что этого никто не видел, он с облегчением вздохнул и задвинул ящик.

А теперь на второй этаж! Это для Йеллинга оказалось не так-то легко из-за его высокого роста. Он вообще не помнил, приходилось ли ему когда-нибудь в жизни подниматься по винтовой лестнице — этой скрежещущей и танцующей под ногами железине, то и дело рискуя стукнуться лбом. Но все же он ее преодолел и очутился в коридоре, в который выходили четыре узенькие двери.

Царила мертвая тишина. Опущенные жалюзи пропускали лишь тонкие лучики зеленоватого света. Духота была невыносимая. Йеллинг осторожно постучал в первую дверь направо.

— Войдите, — ответил задыхающийся голос.

Йеллинг робко приоткрыл дверь.

— Входите, входите, — повторил голос.

Йеллинг вошел в комнату. Кэрол Стив полусидела в постели и смотрела на него. Выражение лица у нее было серьезное, даже мрачное, лоб и нос блестели от пота. На ней была белая ночная рубашка с длинными рукавами, а поверх наброшена большая цветастая шаль искусственного шелка. Спальня была маленькая, меньше четверти большой комнаты внизу. Такая маленькая, что в ней с трудом помещались кровать, буфетик, стол и один стул. В комнате было нестерпимо жарко.