Золотая скрижаль

После трапезы Еркин напомнил своему новому другу о медресе Бикей. Тот неохотно поднялся, и они направились к медресе. Карши показался Еркину не менее прекрасным, чем Бухара и Самарканд. В городе росло много деревьев, а особенно поразили Еркина высокие величественные тополя. По многочисленным арыкам бурно бежала вода, орошающая роскошные сады, в тени которых весело щебетали довольные сытые птицы.

Подходя к красивому сооружению, Джулас поведал Еркину о том, что медресе было построено обыкновенным жителем:

— Великий хан одарил титулом бия и богатством простого узбека за то, что тот помог заблудившемуся на охоте правителю. Простолюдин оказал ему удивительное гостеприимство в своей бедной юрте, даже не ведая о том, что почивал могущественного хана. — Иди же в медресе, — поторопил Джулас мальчика, — а я вернусь в караван-сарай.

Еркин вошел в медресе и спросил, как найти мудреца, которого называли Чистый сердцем.

Молодой мулла посмотрел на него с удивлением и даже с некоторым испугом.

— О, мальчик, улем[2] отошел в лучший мир три дня тому назад.

— Я пытался найти его в течение нескольких месяцев, а опоздал всего на три дня! — воскликнул ошеломленный Еркин.

— О да, бедный отрок, ты опоздал, — с грустью в голосе вторил ему молодой мулла.

Ничего больше не спросив, Еркин с угрюмым видом побрел назад к караван-сараю. Он сам не ведал, как оказался в огромном прекрасном саду, раскинутым на берегу реки. Уже смеркалось. Рядом с мальчиком никого не было. Еркин развязал тесьмы и раскрыл сверток, который дал ему карлик из крепости. Блеснули тончайшие пластины из чистого золота, на которых был вычеканен то ли замысловатый орнамент, то ли текст на непонятном языке. Еркин задумался. Надо возвращаться обратно в родные степи. Если сможет найти затерянную в пустыне крепость, то вернет скрижаль карлику. А если нет, тогда привезет ее в свой аул, и там аксакалы подумают, как поступить. А пока он решил спрятать скрижаль в дупле старого трехствольного тутового дерева.

— Что за странное путешествие! Ведь я ничего и не добился, — размышлял Еркин. — Не смог найти лекаря в Бухаре, а возвращаться в этот город после побега из зиндана опасно. Может привезти лекаря из Карши? Но кто согласится отправиться в далекую степь без хорошего вознаграждения? Значит, всё было напрасно и совсем не так, как я предполагал, когда отправлялся в путь. Каким же наивным я был…

Вернувшись в караван-сарай, Еркин нашел купца, собиравшегося в Бухару. Мальчик дал ему записку для Амиры. В записке он спрашивал прекрасную арабку, подозревает ли она кого-то в убийстве эфенди.

Джулас играл в карты.

— Сегодня мой выигрыш велик, как никогда. Самое время посетить чайхану. Там хорошо накормят и повеселят, — предложил веселый сарт.

Джулас с Еркином отправились в чайхану, а Ирфан остался в караван-сарае.

— Что мне делать в этом праздном и никчемном месте? — недовольно бурчал себе под нос дервиш.

В чайхане было уютно, пол устлан коврами, а посетители полулежали на скамейках, покуривая чилимы и медленно попивая горьковатый чай.

Так в бездействии прошло много дней, пока у Джуласа не закончились деньги. Их вскоре выкинули из караван-сарая за неуплату, а молодой сарт оставался всё таким же невозмутимым и веселым, как и прежде.

— А чем плох ночлег под открытым небом? — размышлял он, лукаво улыбаясь. — Звезды светят ярче, чем лампады в душной комнате караван-сарая, а ветер дарит прохладу.

Ирфан ничего не сказал, только посмотрел с грустью на Джуласа.

Еркин терпеливо ждал, когда Джулас наконец-то сможет договориться о том, чтобы взять его с собой в караван, отправляющийся в Хиву. А оттуда уже не так далеко до родных степей Еркина. Но беспечный сарт не торопился наниматься на работу караванщиком.

Тогда Еркин решил заработать денег на базаре вместе с танцующим манулом. Как только мальчик заиграл на домбре, а манул закружился в танце, около них собралась огромная толпа. Вскоре их осыпали монетами. Жители Карши оказались еще более щедрыми, чем бухарцы. Так повторялось день за днем, и судьба каждый раз улыбалась им. Но потом как в старом, уже не раз снившимся кошмаре, всё повторилось как в Бухаре. Когда после очередного представления, Еркин собирал монеты, он вдруг увидел приближавшихся сарбазов.

— Манул, беги отсюда! — только и успел крикнуть Еркин мохнатому другу. Сарбазы схватили мальчик.

И снова его вели по немощеным пыльным улицам, а толпа с любопытством смотрела на маленького мальчика с домброй.

Еркина бросили в зиндан. Заключенных здесь было меньше, чем в бухарском зиндане, но условия содержания такие же жестокие: холод, зловоние, укусы клопов. Два раза в день приходил стражник, давая каждому провизию, которую оплачивали родственники заключенных. Большинство узников получало только пиалу с рисом и воду. Одному зажиточному купцу приносили иногда плов с кусочками баранины. Еркин уже несколько дней оставался без еды. От слабости у него кружилась голова, и он даже не мог встать на ноги. Только на пятый день стражник дал ему немного риса с сухими фруктами, кишмишем и курагой.

— От твоего друга Джуласа, — сообщил стражник мальчику.

Как только зажиточный купец услышал имя Джуласа, то громко расхохотался и язвительно заметил:

— Так харамзаде[3] Джулас тебя оклеветал и засадил в подземелье! Он частенько обыгрывал меня в кости. По всему Карши о нем ходит недобрая слава.

— Ничего подобного, — возразил купцу одетый в лохмотья худой человек с болезненным бледно-желтым лицом. Джулас — весельчак и добряк. Как только выигрывает у какого-нибудь богатея, тут же пирует и щедро кормит всех, кто просит об угощении.

Так они еще долго спорили, а Еркин размышлял о своей участи: 'Была ли правда в словах купца, что Еркина бросили в зиндан из-за клеветы Джуласа? Но какая от этого выгода Джуласу? Быть может, он хотел забрать у мальчика Арслана? Ведь он не раз в шутку просил Ирфана продать ему прекрасного аргамака. Каким непонятным и жестоким оказался новый мир, который так жаждал познать Еркин, покидая родной аул. Он предполагал, что в пустыне может столкнуться с лишениями, непогодой и голодом. Но не знал, что в человеческом мире ждало гораздо больше опасностей.

Погруженный в тягостные мысли, Еркин вспоминал родную степь, вольный ветер, играющий гривами их многочисленных лошадей и их уютные юрты, дарящие тепло суровой зимой. Что ждать на чужбине вдали от близких, не ведающих о его злой участи? Никто не вызволит его из тюрьмы. Неужели ему суждено сгнить в этом страшном подземелье, так и не увидев родных?

Так думал Еркин, даже не замечая, как слезы ручьем текли по его щекам.

— Мальчик, сядь здесь, рядом с окном, — ласково обратился к нему седовласый старик-узник.

Он взял Еркина за руку и подвел к закрытому решеткой отверстию, выходящему на улицу. Из отверстия струился солнечный свет, и было слышно, как там, на свободе, звонко щебетали птицы.

Тут загрохотал засов и вошел стражник. Он внимательно осмотрел заключенных, и, наконец, заметив Еркина, сделал мальчику знак рукой следовать за ним.

— Неужели меня освободят? — промелькнула счастливая мысль у Еркина.

Мальчик семенил за стражником по длинным темным коридорам, пока не оказался в просторном чистом помещении, в котором сидел тщедушный человек с жиденькой бородкой в синей чалме и роскошном расшитым золотом халате. Лицо человека было апатично, а взгляд тускл и холоден.

— Кто ты и откуда? — спросил тщедушный человек Еркина.

— Я — Еркин, сын Атымтая, внук Кайрата, правнук Ескали, праправнук Жолдаса… — и мальчик назвал имена предков до седьмого колена. — Мы кочуем близ великой реки Сырдарьи. Я отправился в Бухару, чтобы найти хорошего лекаря для деда.

— Сопровождал ли ты из Самарканда в Шахрисябз тюре Алима Салимбека Карима?

— Нет, — ответил Еркин. — Я сопровождал в Шахрисябз только эфенди.

— Какого эфенди? — раздражительно поморщившись, переспросил Еркина тщедушный человек.